Надвигающийся шторм - Кайла Стоун

слышала, как плачет ее мать.

— Деклан, пожалуйста! Просто скажи им! Дай им все, что они хотят!

— Если ты собираешься рыдать, — прорычал Симеон, — поплачь о невинных мертвых и умирающих душах дома. Для них уже слишком поздно.

Деклан расправил плечи, его глаза вспыхнули.

— Они обретут покой. Это больше, чем они имели при жизни. Это милосердие.

— Милосердие? — нахмурившись, переспросил Симеон.

— Ты сделал это специально? — прошептала Амелия. Белый шум заполнил ее голову.

— Не один, уверяю тебя. — Ее отец вызывающе вскинул подбородок. — Это делалось раньше и будет сделано снова. В эпоху сокращающихся урожаев и нехватки ресурсов, когда вирусные болезни распространяются как лесной пожар, а опасные идеалы разлетаются еще быстрее, правительство обязано восстановить порядок и обеспечить безопасность своего народа. Если население отказывается признать необходимые средства, то кто-то должен вмешаться и сделать то, что требуется.

— И это значит убить сто тысяч невинных людей? — с ужасом в голосе спросил Габриэль.

Деклан посмотрел на него.

— Америка процветает благодаря силе. Быть слабым — значит предложить шакалам разорвать нас на части, отнять кусок за куском. Чтобы защитить избранных, обеспечить наши национальные интересы и выживание — да, пожертвовали некоторыми, чтобы спасти многих. Таков моральный императив.

Амелия не могла осознать его слова. Ее противоречивые эмоции связались в узел. Он был ее отцом, и оказался массовым убийцей. Она сейчас любила и ненавидела его, как всю свою жизнь.

— Мораль? — прошипел Симеон. — Ты оправдываешь свои действия моралью?

— А разве нет? — Лицо Деклана побагровело от ярости. — Мы действовали, чтобы спасти многие миллионы. Это вопрос национальной безопасности. Мы не можем — не хотим — позволить страху управлять нами. Если это означает отслеживание граждан, чтобы отделить овец от волков и успешное уничтожение волков — мы так и сделаем. Вы, люди, будете голосовать против своих собственных интересов, позволяя миру гореть вокруг вас, пока размахиваете своим жалким флагом свободы. Если мы должны пожертвовать мякиной, чтобы спасти пшеницу — лучших и самых ярких, тех, кто будет работать над восстановлением нашей страны и обеспечением того, чтобы Америка оставалась сияющим маяком мира — это выбор, который я с готовностью сделаю.

Холлис скривилась.

— Ты псих.

— Не псих. Прагматик. — Отец наклонился вперед, его глаза сияли. Он говорил с магнетической силой, как будто убеждал свой совет директоров принять новое перспективное приобретение. — Коалиция Единства — единственные, у кого хватит сил и мужества сделать то, что не удается нынешнему, неэффективному руководству.

— Ты убил всех этих людей…, — всхлипнула она.

По его щеке проскочил тик.

— Люди умирают все время. Они были больны, голодны и слабы. Половина из них уже заразилась гриппом летучих мышей. Они бы все равно умерли. Мы сделали это, чтобы Америка могла выжить.

— Чтобы богатые могли выжить, хочешь сказать, — уточнила Холлис.

— Чтобы выжили достойные!

— Я не понимаю, — проговорила Амелия. — Зачем? Почему ты решился на такой шаг?

— Потому что Коалиция Единства собирается назвать это терактом, — заявила Холлис. — У них не хватило голосов, чтобы принять свой дурацкий законопроект. Эти элитные ублюдки хотят чипировать и отслеживать всех нас, как животных. Просто еще один способ усилить их контроль. Но люди воспротивились. Поэтому они собираются запугать народ и заставить его голосовать за все что угодно, в обмен на иллюзию безопасности.

— Это не иллюзия, — прорычал ее отец.

— Довольно! — Ченг сплюнул, поворачиваясь к Деклану. — Лекарство. Сейчас же.

Раздался гром, пронесшийся по мостику так громко и близко, что казалось, пол дрожит. Молния пронзила небо, осветив жесткое, непокорное лицо Деклана. Его рот искривился.

— Вы хотите получить свое так называемое лекарство? Заберите меня и мою семью с этого корабля.

— Мы уже обсуждали это, — заметил Симеон. — Сначала ты обеспечишь доступ к лекарству.

— Думаешь, оно у меня с собой? Вакцина хранится в секретном, охраняемом месте.

— Удивительно, что ты уехал без нее.

По лицу Деклана пробежала тень, настолько мимолетная, что Амелия не смогла ее прочитать.

— Всё случилось внезапно. Нештатная ситуация.

Она выплюнула кровь, скопившуюся во рту. Голова пульсировала. Ее желудок содрогался от боли. Казалось, ей чего-то не хватает. Все казалось неясным и далеким. Все происходило сквозь красную пелену боли.

Симеон одной рукой что-то набирал на своем спутниковом телефоне.

— Дай мне коды доступа к местоположению и идентификационные характеристики. Мои люди заберут лекарство и проверят его подлинность. Затем мы обсудим, как вытащить вас с этого корабля.

— Считаешь меня идиотом? Я не дам ничего, пока вы не обеспечите безопасный проход для меня и моей семьи.

Симеон оскалился.

— Неприемлемо. Живо выкладывай все, что нам нужно, или мы убьем твою дочь.

Деклан поднял подбородок.

— Я никому не позволю угрозами заставить меня подчиниться. Вы не получите лекарство в обмен на ее жизнь или чью-либо еще. Я не буду торговаться с террористами.

Симеон снова пнул Амелию.

— Значит, она нам не нужна. Жаль. Симпатичная штучка.

— Симеон, нет! — закричал Габриэль.

Но она едва его расслышала. Она попыталась сесть, боль пульсировала в ребрах.

— Отец!

Симеон прижал пистолет к ее виску.

— Такая потеря.

Что-то мелькнуло под каменной маской ее отца, выражение, которого Амелия никогда раньше не видела. Его глаза расширились, белки показались вокруг радужек. И там — проблеск страдания.

Надежда забилась в ее сердце. Он действительно ее любил. После всего, несмотря ни на что, он ее любил. Он сделает что-нибудь, каким-то образом, остановит это. Чтобы ее спасти.

— Отец! Пожалуйста! — взмолилась она.

Его лицо изменилось. В глазах вспыхнуло раскаяние.

— Помоги мне!

Так же быстро оно погасло. Его взгляд упал на колени.

— Папа!

Он не смотрел на нее.

В тусклом освещении Амелия едва его различала. Возможно, в его глазах блестели слезы. А может, и нет. Она не могла сказать.

В любом случае он ее бросил. Так или иначе, она умрет.

Он не собирался ее спасать.

Он не хотел ее. Единственная мысль пробилась сквозь дымку ужаса и боли. Он не хотел ее. Он был ее отцом во всем, кроме ДНК. Он вырастил ее. Но не любил. И не смог бы после всего. Отмахнулся от ее страданий — ее приближающейся смерти — без малейшего чувства. После всего, чем она пожертвовала ради отца, потратив всю свою жизнь на то, чтобы угодить ему, заслужить его уважение и любовь.

Это не имело значения. Все это не имело значения. Она не имела значения. Ни для ее отца. Ни для Габриэля. Ни для кого.

— Отдай мне девушку, — с усмешкой произнес Кейн, скользнув по ней взглядом.

Страх вонзился кинжалом в ее живот.

— Нет, — отозвался Симеон. — Мы так не поступаем.

— Ты мне должен! — прорычал