Дай-сан - Эрик Ластбадер

Ветер переменился, и он уловил пряный аромат чая, который готовили в домике далеко-далеко на равнине.

В большом медном котле варился рис. Языки пламени пылко облизывали его закопченное днище. Пар поднимался вверх из открытого очага и выходил через массивный дымоход.

Повар вытер руки о засаленный фартук и отвернулся от стопки деревянных мисок, составленных рядом с наваленными дровами.

В такой ранний час в большом зале еще было пусто. Только желтый с серыми подпалинами пес, забредший с улицы, обнюхивал деревянный пол в поисках пищи.

Повар беззлобно прикрикнул на него, а потом, когда пес никак не отреагировал на предупреждение, ударил его ногой. Пес взвизгнул — башмак повара врезался ему в ребра, — и царапнул когтями по полу. Повар выругался от души и ударил еще раз. Пес выскочил на крыльцо и присел там, зализывая ушибленный бок.

В таверну вошла Кири. Повар налил ей горячего чая и отошел в уголок, чтобы прикорнуть у огня, пока народ не повалил на завтрак.

Она встала у очага, машинально прихлебывая чай. Она чувствовала тепло от огня, но как будто не видела света.

Допив чай, она взяла миску из стопки, сняла с крючка металлический черпак и положила себе порцию липкого риса. Потом присела за длинным столом, поставив миску перед собой. К еде она не прикоснулась.

Кто-то еще вошел в зал. Постоял, глядя ей в спину. Подошел и сел рядом.

Туолин налил себе чаю.

Ее сердце бешено заколотилось. Она собралась что-то сказать, но слова костью застряли в горле. Она не знала, какие нужны слова.

Он не смотрел на нее и не пытался заговорить. Они так и сидели молча, а потом начали появляться первые утренние посетители. Зал быстро наполнился воинами. Они тут же набросились на еду. За столом уже не хватало мест. Кому-то пришлось есть стоя. Повсюду слышались громкие голоса. Повар носился туда-сюда, только успевая наполнять миски. Он понимал, что день воинам предстоит долгий и первая трапеза должна быть обильной.

Кири поднялась и направилась к выходу, протискиваясь сквозь толпу.

Туолин протянул руку и прикоснулся к ее миске с остывшим рисом.

Стоя на носу «Содзу», флагманского корабля буджунов. Воин Заката пристально вглядывался в просторы переливающегося моря. Следом за кораблем по направлению к востоку тянулась сверкающая золотистая дорожка, проложенная жарким полуденным солнцем.

Он стоял лицом к западу. Там его ждал континент человека. Кай-фен.

Его кровь уже бурлила в предвкушении.

Рядом стояла Моэру в нагруднике из полированного металла, окаймленном зеленым нефритом и перламутром, и с двумя буджунскими мечами на поясе, длинным и покороче. Ее длинные черные волосы были убраны под высокий медный шлем.

Вокруг царило оживление, по всей огромной армаде буджуны поднимали паруса. Движения их были организованны и точны, как движения актеров в финале ногаку.

Азуки-иро подал знак, и Моэру пробормотала:

— Мы готовы.

Послышался крик, повторившийся бессчетное количество раз — многоголосье под стать вскрикам чаек, круживших над мачтами кораблей.

Крик обернулся ритмичным пением. Буджуны разом склонились над огромными плоскими брашпилями. Со скрипом и визгом повернулись колеса, поднимая тяжелые якорные цепи.

Воздух, насыщенный солью и фосфором, наполнился волнующей и мелодичной песней буджунов.

Вот уже вытянуты и закреплены последние якорные цепи.

Буджуны бегут по вантам.

Вода почернела в тени армады, растянувшейся далеко на запад.

Он смотрел, не отрываясь, на сотни буджунских кораблей, медленно покачивающихся на волнах, готовых отплыть от Эйдо, от берегов Ама-но-мори.

— Плыть очень долго, — сказала Моэру. — А времени мало. А что, если мы не успеем добраться до континента вовремя?

— Успеем.

Он отошел от нее; ослепительные блики солнца плясали на его черной кирасе. На высоком шлеме развевались белые перья.

Он замер у основания бушприта «Содзу».

Вынул из ножен свой сине-зеленый клинок, Ака-и-цуши.

Бледно-зеленый отсвет пробежал по клинку. Сжимая меч обеими руками, он вытянул его над морем.

Закрыл глаза.

И последнее наследие его покровителя-зверя всплыло из темных глубин, вызванное Ака-и-цуши, освобожденное усилием его мысли.

Горизонт на востоке затянули багровые тучи, там собиралась буря. Но здесь корабли тихо покачивались на воде, а солнце вовсю припекало в безоблачном небе.

Наступил полнейший штиль. В воздухе не было ни единого дуновения.

Тучи с востока понеслись в сторону кораблей.

Налетел первый порыв восточного ветра.

— Поднять все паруса! — приказал куншин.

Восточный ветер, прохладный и наэлектризованный, с каждой минутой усиливался. И всех, кто его ощущал, переполняло какое-то странное возбуждение.

Тучи уже затянули все небо. Полыхнула первая молния, грянул гром, раскатившийся эхом над морем. Ветер набросился на армаду.

Куншин подал знак, и корабли приняли на себя бурю.

Волны вздымались, в снастях завывал ветер. Казалось, еще немного — и паруса лопнут, не выдержав напряжения. Флот буджунов сорвался с места и помчался по штормовому морю со скоростью, небывалой для кораблей, сделанных человеческими руками.

Моэру стояла на носу «Содзу», завороженно глядя на сверхъестественное свечение, струившееся вдоль сине-зеленого клинка, и никто, даже Воин Заката, не сумел бы сказать, о чем она думала в эти минуты.

НЕМЕЗИДА

В оживленном лагере Дольмена был один человек, который старался держаться поближе к определенным людям — даже при том, что они явно были новичками в этом разношерстном войске. Но это были, вне всяких сомнений, вожди. И от них не воняло, как от всех остальных тамошних военачальников. Но самое главное, это были обычные люди, а не какая-нибудь странная нечисть, которой хватало в армии Дольмена.

Сам человек был худым и высоким, жилистым, с твердыми мышцами. Его лицо с длинными, отвислыми усами, всегда изможденное и угрюмое, никогда не озаряла улыбка. Он любил свой народ и болел за него душой, но при этом давно уже разочаровался в нем, и это горькое разочарование, донимавшее его денно и нощно, в конце концов сделалось невыносимым. В отчаянной попытке защититься от этой тоски, медленно убивавшей его, он обратил ее вовне и превратил любовь в лютую ненависть. Легче ему, правда, не стало, но теперь, просыпаясь по утрам, он хотя бы не думал о том, чтобы всадить себе в живот свой короткий меч.

Уже не один год По был связан с красными из северных провинций. На это его подтолкнуло презрение к жирным купцам и жадным риккагинам, которые грызлись между собой за стенами Шаангсея.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});