Вторая фаза - Наиль Эдуардович Выборнов

оказались книги.

Вот уж кому пришло в голову хранить книги в закрытом шкафу, честное слово? Обычно их выставляют напоказ.

Открыл второй и нашел мини-бар, практически пустой, там была всего пара бутылок. Одна с вином, вторая с водкой. Я никогда ее не любил, но сейчас схватился именно за нее.

Свернул крышку, понюхал. Остро запахло спиртом. В чем плюс водки — так это в том, что в правильно закрытой бутылке она может храниться практически бесконечно. Портиться там нечему, это ведь просто разбавленный водой спирт.

До сих пор есть некоторые любители самогона, которые зовут его «хлебным вином». И до сих пор жалуются, что в свое время, придумав водку и введя ее в оборот правители России уничтожили целую культуру производства этого самого хлебного вина.

Не знаю, правда это или нет, но я приложился к бутылке и сделал несколько больших глотков. Глотку обожгло, в животе словно взорвалась бомба, стало очень тепло. Пить теплую водку — затея неудачная, но я не собирался наслаждаться вкусом, я хотел просто чтобы меня немного отпустило.

В голове будто разжалась невидимая пружина. Трясти перестало. Наконец-то пришло понимание, что наше сегодняшнее приключение уже позади. И да, впереди нас наверняка ждёт новое, но это будет уже позже. А сейчас можно допить бутылку на троих, поесть, а потом завалиться спать.

И дрыхнуть со спокойной душой до следующего утра, до того самого момента, пока зомби не станут вялыми. А потом куда-то идти. Неважно, куда, может быть, на базу, а может по очередному зову шоураннеров. Где придется опять засунуть голову в петлю и сыграть в русскую рулетку.

— Будете? — спросил я, протянув бутылку своим товарищам.

Ника протянула руку в ответ первой, сделала несколько глотков и закашлялась. Лицо девушки покраснело, но несмотря на то, что Чех попытался забрать бутылку, она ее не отдала. Наконец, поборов приступы кашля, выпила еще, после чего протянула бутылку наемнику.

Он взболтал ее, выпил, ухмыльнулся. Отпил ещё. Бутылка вернулась ко мне.

— Теплая, — сказала Ника, будто оправдываясь. — Противная.

— Не пьем, а лечимся, — сказал Серёга.

— Как будто тебе мало чего теплого и противного приходилось глотать, — ухмыльнулся я и отпил из бутылки ещё.

Прошел через зал, уселся на диван, раскинув руки.

Ника вдруг встала, подошла ко мне и уселась рядом, положив голову на плечо моей искусственной руки. Обняла меня. Это было первое проявление чувств за долгое время. И на дурацкую шутку она, кажется, совсем не обиделась.

— Как думаете, нас реально отпустят? — спросила она.

— После чего? — не понял я.

— После того, как мы выиграем в шоу. Тот пиджак, что приходил ко мне в тюрьму, плел очень красиво. Что после победы можно будет всю жизнь не работать, а только интервью давать и в рекламе сниматься. Я, естественно, не поверила ни слову, просто ситуация так сложилась, что если бы осталась в тюрьме, то жить мне пришлось бы совсем недолго.

— Ну, у вас хотя бы был выбор, — сказал Чех, вытянув ноги вперёд. — Меня вообще никто не спрашивал. Просто передали из тюрьмы одной корпорации в тюрьму другой. А здесь ведь люди не только из обычных тюрем есть, но и из долговых лагерей банков. Как я понял.

— И все рассчитывают на то, что они победят, — сказал я.

— Да никто на это не рассчитывает, — поморщился Серёга. — Всем просто хочется прожить немного дольше. Если подумать, то чем жизнь в Новой Москве отличается от жизни здесь? Умереть в любой момент можно и там, и там. У меня, например, из одноклассников больше трети уже мертвы. И это только те, про кого я знаю.

— Ещё треть сидит, — сказал я. — А ещё треть охраняет. У меня так же, наверное, хотя я с одноклассниками не общался очень давно. Всегда одиночкой был.

— По тебе не скажешь, — проговорила Ника. — Ты ведь стал Легендой. В нескольких «андерах» Новой Москвы в твою честь коктейли назвали, где-то даже блюда.

— Монетизируют имя, — я усмехнулся. — А я ни в одном из «андеров» помимо «Коробки» и не был. И то потому что меня Чех туда привел. Я наемничал-то сколько? Меньше полугода?

— Вот видишь, тебе хватило, — проворковала она.

— А ты реально всё это один сделал? — спросил Чех. — В одиночку взорвал башню «Губерния»? В одиночку вырезал почти всех «Резаков»?

— Да нет, конечно, — ответил я. — Мне помогали. У человека, который подбил меня на эту историю с башней, внутри были свои люди. Они добавили меня в систему безопасности, а потом перекрыли вход, чтобы никто не мог войти в здание. Ну и системы связи отключили, чтобы полиция раньше времени не приехала. А с «Резаками» мне тоже помогли. Я никогда не делал ничего один.

Я поморщился. Вспоминать, что случилось с теми, кто мне помогал, не хотелось. Я ведь и Чеха считал мертвым долгое время, но он вот воскрес. Правда на воскресение остальных рассчитывать не приходилось, потому что такое уже точно не лечится.

Я сделал ещё глоток из бутылки и протянул Нике. Она взяла, но пить не стала, протянула водку Чеху.

— Да уж, — сказал наемник. — Если бы я знал, что так в итоге обернется, то десять раз подумал бы, прежде чем втягивать тебя в эти дела.

— Тебя ж вынудили, — сказал я.

— Ну и что? — удивился он, отпил из бутылки и продолжил. — Ты думаешь, меня до этого ни к чему принудить не пытались? Да хрен бы у них чего получилось бы, если бы эта история меня самого не заинтриговала.

— Ладно, — я махнул рукой. — Кто старое помянет, тому глаз вон. Глаз своих у нас, правда, нет, да и отсутствие глаза большой проблемой не является, всегда можно оптику поставить. Но тем не менее.

— А что вы делать будете, когда все закончится? — спросила Ника.

Этот вопрос поставил меня в тупик. Похоже, что и Серёгу тоже. Мы с наемником переглянулись, он только покачал головой.

Ника попросту напилась, вот и все. И теперь спрашивала о том, о чем никому из нас рассказывать не хотелось. Нервное напряжение таким образом сказалось, да и не была она наверняка привычна к крепкому алкоголю. Ну что ж.

— А ты сама что бы сделала?