Продавцы невозможного - Вадим Панов

– Флобер? – с неподдельным удивлением переспросил слуга. – Кто Флобер?

– Ты не знаешь, кто такой Флобер? – насторожился Илья.

– Я знаю только то, что должен. Трудно запоминать много. И не нужно. – Олово провел рукой по бритой голове. – Пусть мастер знает.

«Я сплю? Мне это снится?»

– Флобер – директор Африки, – сообщил Чайка.

– Большой человек, – уважительно протянул Олово. – И что?

– Он хочет меня убить.

Информация заставила слугу вновь погрузиться в размышления. Секунд десять он таращился на Чайку, беззвучно шевеля губами, после чего ехидно улыбнулся.

– Сочиняешь! – И пояснил неожиданный вывод: – Директор кто? Большой человек. А ты кто? Заключенный. Тебя бандиты убьют. Не он.

Илья поперхнулся.

«Он что, под кайфом?»

– Я придумал π-вирус.

– Помню.

И только тут до Чайки дошло, что для Олово термин «π-вирус» означает то же самое, что «квантовая механика» – ничего. Он знает только то, что должен. Все остальное пусть знает мастер.

– Я здесь, – улыбнулся Олово и потрепал Илью по плечу. – Уедем.

Да, именно так!

– Уедем, – рассмеялся Чайка. – Из Африки еще никто не бежал, приятно быть первым.

– Не бежать, – уточнил Олово. – Уехать. Меня здесь нет. Тебя – тоже.

– Как это? – оторопел Илья.

– Погиб во время бунта.

«Флобер, сукин сын! Вот почему он не выпускал меня из изолятора!»

– Документы тебе приготовили. Не волнуйся.

«Конечно! И документы, и наверняка рабочее место! Будешь пахать на Грязнова, пока и ему станешь не нужен…»

Сомнения… Нет, не сомнения, страх и горькое предвидение отразились на лице Чайки. И были поняты.

– У мастера есть деловое предложение, – честно сказал Олово. – К тебе. Но если не примешь – уйдешь. Слово мастера. – Пауза. – Мы держим слово.

Чайка прищурился:

– Я смогу уйти?

– Да.

Снова поверить на слово? А разве есть выбор?

* * *

Анклав: Москва

Территория: Сити

Аукционный дом де Моро

Разные люди

– Ваше преосвященство! – Низенький распорядитель – смокинг, пышный галстук, лучезарная улыбка – выкатился навстречу высокому гостю. – Какая честь!

– Прими благословение духов Лоа, сын мой, – важно отозвался Джошуа Таллер.

– Спасибо, ваше преосвященство, спасибо. – Распорядитель склонился и поцеловал архиепископу Московскому руку. Где-то в глубине души он исповедовал классическое католичество, однако бизнес есть бизнес – зачем ссориться с выгодным клиентом?

– Позвольте предложить шампанское, ваше преосвященство? Двадцатилетний «Дом» для вас.

– Предлагайте.

Распорядитель вышколенно захихикал над шуткой. Не забыл махнуть рукой, и около архиепископа вырос официант с подносом.

– Сегодняшний каталог уникален.

– Я знаю…

Монсеньор Таллер явился в традиционной для выхода в свет черной сутане, перехваченной широким красным поясом. Однако левое его плечо украшала леопардовая шкура – не по уставу, зато освежает образ. Традицию «странных мелочей», призванных демонстрировать, что архиепископы тоже люди, ввел духовный лидер Баварии Папа Джезе, большой любитель старинных цилиндров и фраков игривых расцветок. Ахо она раздражала, однако многие архиепископы поддержали баварца. И не только в одежде.

– Джош, добрый вечер! – А это уже не распорядитель, это гость. Широкий и в плечах, и в талии Зильберштейн, глава московского отделения «N.O.G. Steel». – Давно не виделись.

– Прими благословение духов Лоа, сын мой, – предложил Таллер, проглотив шампанское.

– Джош, ты же знаешь, я из другой конфессии.

– Лишнее благословение не помешает.

– Ну, если ты настаиваешь… Все равно – нет. – Зильберштейн рассмеялся и похлопал архиепископа по плечу. – Как твои дела?

– Неплохо.

– Что решил прикупить?

– Пару картин.

– Посмотрим на шедевры?

– Как раз собирался.

Полотна выставлены тут же, вдоль стены. Не все, разумеется – не поместились бы, – но и от самых главных глаза разбегаются. Сегодня правил бал двадцатый век: Пикассо, Малевич, Ларионов, Дали…

– Помню, ты увлекался ребятами постарше, Джош, фламандцами, если не ошибаюсь.

– Меняю обстановку в летнем доме. Хочется чего-нибудь нового.

– Могу посоветовать толкового дизайнера.

– Я знаю, чего хочу.

– Можно только позавидовать.

Владельцы аукционного дома не стали превращать главный зал в некое подобие викторианской гостиной, обшивать его дубовыми досками и наполнять вычурной мебелью, стараясь «дать почувствовать дух времен и традиций». Зачем? Глупо декорировать под старину помещение, расположенное на сорок пятом этаже башни «Белая береза». Какой дух тут можно передать? Зал выглядел настолько современным, насколько это возможно, демонстративно модернистским, и выставленные на продажу древности казались артефактами с другой планеты.

– Господин Грязнов! – Распорядитель пожал протянутую ладонь двумя руками. – Искренне рад!

– Взаимно.

– Патриция, черное вам к лицу.

– Благодарю, Артур.

Взгляд распорядителя вернулся к Кириллу.

– Интересуетесь чем-то конкретным?

– Хочу понять, что нынче в моде.

– Хитрец…

У де Моро, как и в любом другом аукционном доме, не существовало жестких правил: если покупатель хотел остаться инкогнито, он мог торговаться через сеть или воспользоваться услугами посредника. Однако в Москве постепенно сложилась традиция присутствовать на торгах именно этого дома лично, превращая аукцион в светский раут. Обходились без смокингов и вечерних платьев, однако деловые женские костюмы не приветствовались.

– Я чувствую себя девушкой на выданье, – пробормотала Пэт, пригубив шампанское.

Черное платье оттеняет загорелую кожу, выгодно подчеркивает стройную фигуру и длинные ноги. Серьги, кулон и браслет, названные Грязновым «фамильным гарнитуром», тянут на небольшое состояние, такие драгоценности спокойно надела бы и внучка Романа Фадеева, а не только дочь Кирилла Грязнова. Но главное не шмотки и камни – исходящая от девушки аура молодости и силы, вот что притягивало мужские взгляды.

– Скорее ты похожа на девушку, вызывающую интерес, – хмыкнул Грязнов. – Я не вижу здесь холостяков.

– Еще лучше. – Патриция ехидно посмотрела на отца. – Тебя не смущает?

– Смутился бы, останься ты незамеченной.

– А так есть повод для гордости?

– Именно.

– Господин директор! Какая честь!

Кауфман добродушно кивнул, вяло пожимая протянутую руку:

– Я слышал, сегодня будет серебро.

Как обычно: черный костюм и темная, спортивного покроя рубашка, не предполагающая галстука. И черные кожаные перчатки, скрывающие от окружающих кисти рук.

– Серебра немного, но очень хорошее.

– Уже выставлено?

– Позвольте вас проводить…

Два беза замерли у входной двери, мягко сменив местную охрану. Еще двое – у запасной. В зале же появилось несколько ничем не выделяющихся мужчин в дорогих костюмах и с хорошими манерами. Угощались шампанским. С любопытством разглядывали лоты. И не спускали глаз с окружающих. Имели право стрелять в любого, кто покажется подозрительным.

Их не замечали.

– Вот уж не думала, что Мертвый увлекается искусством, – протянула Патриция.

При его появлении настроение девушки… не ухудшилось, но поменялось.

– Здесь принято говорить: директор Кауфман, – заметил Грязнов.

– Постараюсь запомнить.

– Так вот, директор Кауфман является обладателем небольшой, но со вкусом подобранной коллекции столового серебра.

– Как мило.

– У каждого из нас есть маленькие слабости.

Патриция холодно оглядела увлеченного лотами Мертвого и недовольно осведомилась:

– Почему вы не встретились в каком-нибудь уединенном месте?

– Потому что на людях Макс вынужден сдерживать инстинкты, – очень тихо ответил Кирилл.

– Он тебя ненавидит?

– Конечно же, нет.

– Тогда в чем дело?

– В том, что я его боюсь.

Нормальные дети мечтают стать героями: летать в космос, лечить людей, побеждать в гонках, открывать новые острова… Перед нормальными детьми лежат тысячи дорог, и они любуются самыми яркими из них, примеряют на себя сверкающие одежды. Нормальные дети знают, что быть героем – хорошо.

Дети обожженные мечтают стать героями для своих. Для своего народа, клана, семьи. Вырасти сильными, завоевать место под солнцем, уничтожить врагов, наслаждаясь почитанием близких. Если не благодарностью, то хотя бы уважением. Ведь они важны – близкие, особенно для тех, кто в остальных видит врагов.

А еще очень важно делать что-то не только для себя.

Быть героем непросто. Мужество, отвага, ум, упорство, умение взять ответственность на себя, сила… Лишенный хотя бы одного из этих качеств обречен оставаться на обочине. Но герою, которому приходится воевать, нужно тащить из колоды и другие карты: жестокость, хитрость, подлость… Герой, которому приходится воевать, не носит романтические одежды – он за ними прячется. И чем тяжелее война, чем слаще вкус победы, тем меньше скрывает рыцарский плащ от окружающих.