Изгоняющий бесов. Трилогия - Андрей Олегович Белянин

дать, если всё-то в магазине? Может, у баб Мани попросить продать?

— Ха, у кого, у Маньки-то? У ней снегу зимой не выпросишь, скупердяйка беззубая! И парня хорошенького прибрала, и бухлом ни за что не поделится.

— От же сучка старая-а… — завистливо резюмировали четверо тёток практически в едином душевном порыве.

Явление нашей героической троицы никого почему-то не обрадовало. Весёлого добермана в телогрейке и шапке-ушанке вообще не слишком жаловали на селе. Его, по совести говоря, и собакой-то особо не считали, скорее каким-то подвидом короткохвостого зубастого козла без копыт, который почему-то ещё кусается и лает.

Я тоже особым спросом не пользовался, хожу вечно в чёрном, служу при храме, живу с батюшкой, то ли монах, то ли вообще… Слова «гей» местные не знали, а повторять их бытовое определение мне воспитание не позволит.

— Расступись от, бабоньки, храни вас Господь. — Отец Пафнутий массой тела раздвинул толпу, выходя к крыльцу магазинчика. — Пропусти от опытного переговорщика. Полицию не вызывали, поди?

— Не, а чё? — откликнулся молодой продавец. — Если чё, я мигом, мне чё…

— От и правильно, сами разберёмся. — Батюшка могучим кулаком пару раз стукнул в дверь. — Заперто однако. Эй, Мария! Слышь от меня?

— Слышу, святой отец, — глухо донеслось изнутри здания одновременно со звуком взводимых курков.

— Выходи, Мария!

— От и не выйду!

— Тогда хоть парня-то моего верни! На кой те лишний грех от на душу брать, террористка ты плесневелая?

— Очень уж понравился он мне, — после минутного размышления прошамкали из-за двери. — Коли сама не насладюсь от на старости-то лет, так и помру дура дурой-то, мужской любви не познавши.

— Как не познавши-то? У тебя ж от два мужа было, дети в городе, внуки — шестеро по лавкам.

— Да тьфу на тех мужей! Я от по жизни тока партию коммунистическую любила! Теперича ласки хочу.

— Анчутка, ты там хоть жив-то ещё?! — возвысил голос отец Пафнутий.

— Жив, ваше святейшество, но связан. Она меня скотчем умотала всего, теперь сама не знает, как штаны стянуть.

— Знаю от, щас, погодь-ка…

— А-а-а, побойтесь бога, бабушка-а!!!

— Да-а, — поминально выдохнули в толпе, невольно крестясь. — Нехорошей смертью погиб парнишка, такую и врагу не пожелаешь.

Батюшка одним огненным взглядом закрыл всем рты и обернулся ко мне:

— Револьвер от взял?

— Да, — кивнул я. — Думаете, её пристрелить придётся?

— Не её от, паря, там беда поболее, чем сбрендившая старуха. Думается-то, бес в ней. Сильно могучий бес, не чета от нашему домашнему. Иначе от хренушки бы они там Анчутку-то удержали.

— Кто они?

— Так от пойди да и выясни, — командирским тоном рявкнул святой отец. — Слева оконце, я туды по комплекции не пролезу, а ты от молодой, тощий, ужом проскользнёшь. Дальше-то действуй, как учили.

— По обстоятельствам, — согласился я. — Гесс, сиди здесь. Нам двоим там тесно будет.

Доберман вдохновенно расплылся в улыбке, говорящей без слов, что он сам как-нибудь определит, где конкретно от него будет больше пользы. Тут, с народом, или там, с бесами, которых и гонять можно, и кусь, и вообще. Ну и ладно, в конце концов я ему не нянька.

Отец Пафнутий одним коротким ударом локтя в оконную раму просто вынес её вместе с брызнувшими стёклами. В узкий проём я протиснулся, заранее скинув полушубок. Немножко, наверное, похоже на спецоперации групп «Альфа» или «Вымпел», но там, конечно, крутые профессионалы, не нам чета. Через окошко я выпал в подсобку, умудрившись порезать кисть руки, пока вставал, но главная трагедия разворачивалась в торговом зале.

Бабка Маня, сухонькая старушка богомольного типажа, худая, маленькая и горбоносая, стояла с большим охотничьим ружьём над полузамотанным скотчем бледным Анчуткой. Брюки беса были расстёгнуты…

— Поднимайся от, а не то пристрелю! — орала бабулька, но целилась не в голову, не в грудь и не в живот. — Пристрелю ж от, червяк бесполезный, не помилую-у!

— Руки вверх, — твёрдо, но вежливо попросил я.

Баба Маня с разворота, упав на колено, выстрелила с такой скоростью, что, не подведи её зрение, вы бы, наверное, прямо тут закончили читать нашу печальную повесть. Я вовремя рухнул на пол, ибо двустволка с расстояния в пять шагов — это же словно животом на гранату лечь.

— Куды от спрятался, чёрный монашек-то? Иди, иди к бабушке.

Мне удалось перекатиться за прилавок, выровнять дыхание и выхватить царский наган. Ну всё, бесы в ней или не бесы, я тоже жить хочу.

— Гав! — неожиданно раздалось из подсобки.

— Гесс, — резко обернулся я, — пригнись, дурак, эта психопатка стреляет на голос!

— Ты как от бабушку назвал, грубиян невежливый?!

Грохнул второй выстрел, и верный доберман ретиво ввинтился носом мне в подмышку. Телогрейку он снял, но шапку-ушанку оставил, это придавало псу такой героический вид, что я едва не заржал.

— Лизь тебя, — ни капли не обиделся он. — Там скучно, ты меня бросил, мне одиноко, никто не гладит. На тебе лапку, пойдём беса кусь!

Мы одновременно подняли головы над прилавком, и в нас тут же пальнули дуплетом.

— Сколько же патронов у старой перечницы?

— Не боись, молокосос, от на вас-то точно хватит. И на дурака энтого бесполезного. Всё, буржуи, довели от старушку-у!

Я бегло огляделся — обычное сельпо, ничего подходящего под боеприпасы, естественно, нет, а серебряные пули следовало беречь до появления беса. Убийство дряхлой террористки, пусть даже и в целях самообороны, мне никто никогда не простит, да и я сам в первую очередь.

Значит, выход один…

— Гесс, подтолкни мне, пожалуйста, вон ту бутылку.

— Хочешь пить?

— Это подсолнечное масло.

Доберман пододвинул мне носом сразу две. Что ж, почти гранаты, если правильно использовать. Я свинтил крышки, отважно встал в полный рост и, пока бабка целилась, с размаху швырнул их перед ней на пол. Эффект сногсшибательный!

В том плане, что оба выстрела ушли в потолок, а бабка Маня хряпнулась, как корова на льду, задрав ноги кверху и крепко приложившись затылком. Грохот костей был такой, что и на улице наверняка слышали.

— Абзац бандитке. — Я вышел из-за прилавка. Доберман осторожно шагнул за мной.

— Тео, берегись! — успел крикнуть Анчутка, когда ружьё вновь повернулось в нашу сторону.

Нет, бабка всё так же лежала пластом, а вот из-под её седой кокули вылез злобный чёрно-полосато-коричневый бес, профессионально заправляя патрон в ствол. Выстрелить этот гад не успел, потому что…

— Я поскользнулся! — громко объявил Гесс, на заднице въезжая в старушку.

Бес рухнул копытами к потолку, и я, не задумываясь, спустил курок. Серебряная пуля провертела сквозную дырку у него в животе. Нечистый ткнул туда пальцами, убедился, что проходят насквозь, застонал гнусным голосом и вспыхнул синим пламенем,