Сельская учительница - Алексей Горбачев

Будто сквозь сон расслышав это, Валентина спросила:

— Кто рыщет? Кого ругаете?

— Видите, по Лебяжьему озеру Евдоким Турков ходит. Опять, наверное, сыплет в проруби куриный навоз, чтобы озеро скорей «загорелось», — ответил он.

— Разве озеро может гореть? — удивилась Валентина.

— Может.

Она с недоумением посматривала на Сашу и улыбалась про себя: он шутит, озеро гореть не может… Вспомнилось, как они приезжали сюда к дояркам. Саша Голованов, конечно, по делу, а она просто так. И тетя Лена угощала парным молоком… Теперь-то она, сельская учительница, знает вкус парного молока… Потом снился ей Саша с майорскими погонами, снилась молочная река… Валентина описала этот сон, и Зина Солнышко в ответном послании все предсказала… Глупости предсказала! «Есть опасение, Валечка, что тот Саша Голованов, о котором ты пишешь, может стать твоей судьбой…» Ах, Зина, Зина, ты забыла, наверно, что точно так же говорила об Игоре. А он сбежал. А он тогда не бросился от кинотеатра, не стал догонять. Он пошел в кино… И еще вспомнилось: старик Вершинин рассказывал легенду о Лебяжьем озере, и ей было жалко, что однажды лебеди не прилетели сюда, на озеро… Возможно, прилетят будущей весной? Вот здорово было бы!

— Может гореть, — повторил Саша Голованов и пояснил: — В конце зимы подо льдом рыба начинает задыхаться от недостатка в воде кислорода — это и называется «горит». Вот увидите, что будет здесь в ту пору. Понаедут, поналетят, как воронье, браконьеры. Полуживую рыбу руками ловить можно… Возами повезут. А сколько молоди погибнет, никто и никогда не учитывал.

— Но это же варварство, — возмутилась Валентина. — Неужели ничего нельзя сделать, чтобы озеро не «горело»?

— Можно, да кто будет делать. У нас многие ждут не дождутся того часа. Турков, небось, уже бочки приготовил для засолки, баньку подправил для копчения улова. Всей семьей сюда нагрянет…

— А что все-таки нужно делать, чтобы не «горело»? — интересовалась она.

— Побольше сделать прорубей да завалить их соломой, камышом, хворостом, чтобы вода с воздухом сообщалась.

— Это разве трудно сделать?

Остановив машину, Саша Голованов ответил:

— Да нет, проще простого. Раньше голубовцы не допускали, чтоб оно «горело». Здесь была их колхозная земля, и Лебяжье тоже им принадлежало. А потом колхозы наши объединились, и озеро потеряло рачительного хозяина.

Валентина видела: на снежной целине, посреди озера, темным пятном, будто клякса в тетради, чернеет одинокая фигура Евдокима Туркова.

30

Не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня. В жизни Валентина старалась придерживаться этого мудрого правила. Она попросила Сашу Голованова подвезти ее к правлению колхоза и направилась к Подрезову, рассуждая: «Он уговорил Зюзина бросить школу, теперь пусть помогает вернуть его назад».

В председательском кабинете было тепло и как-то по-особому уютно. Под потолком ярко сияла блестящими стекляшками большая люстра, выметая темень из самых, казалось, потаенных уголков.

За столом сидели чем-то озабоченные Подрезов, заведующий МТФ Егор Андреевич Пегов, зоотехник Мария Михайловна Зорич. Они продолжали, видимо, уже давно начатый спор, и когда Валентина решительно перешагнула порог, на нее посмотрели с удивлением и досадой. Подрезов небрежно махнул рукой на диван: дескать, садитесь, ждите, не до вас…

Говорил Пегов, отец десятиклассницы Ани Пеговой:

— Да пойми ты, Роман Прохорович, какой срам: на каждой ферме заведующий — раз; учетчик — два; молоковоз — три; а там еще электрик, механик, зоотехник, ветфельдшер, всех и пересчитать трудно. И вот я подумал: ну что мне там делать, заведующему? Руки в брюки — ходи, поплевывай, покуривай в свое удовольствие. Нет, Роман Прохорович, негоже такое, расточительством это называется.

— Ты погоди, погоди, — остановил его Подрезов. — А как же без руководства, без персональной ответственности? Каждый отвечает за свое!

— Вот это и плохо! А я так думаю, лучше, когда каждый отвечает за все, — возразил Пегов. — Пора уж приучать к этому.

— Ты мне обезличку брось, — погрозил пальцем председатель.

— Какая же обезличка? Я за выгоду, я за то, чтобы молочка было побольше и стоило оно нам подешевле. А какой толк держать коров, если себестоимость молока чуть ли не до базарной цены доходит. А почему так? Кроме всего прочего, у нас — один с сошкой, а семеро с ложкой. Чуть ли не над каждой дояркой начальник с портфелем. Ты меня, Роман Прохорович, освободи от портфеля, в кузницу пойду, в мастерскую, или скотником стану. Пора уж мужикам давать мужицкую работу. Ну их к лешему, эти портфели. В бумажки больше глядим, от земли отвыкать стали… Я так думаю, что Мария Михайловна без батальона руководящих единиц справится, нечего путаться у ней под ногами, она специалист, ей и карты в руки… Жалованье заведующего фермой, сам знаешь, приличное, а меня порой совесть мучает — за что получаю? Заработал ли эти деньги? А я хочу, чтоб душа была спокойной, чтоб каждой копейкой гордился — честно, мол, заработана, за дело выплачена…

Валентина заинтересованно слушала Егора Андреевича. Вот он какой — отец Ани Пеговой! «Нужно рассказать об этом ребятам, пусть послушает Яков Турков, на что способны хорошие люди», — думала она. Ей вспомнилось, как на недавней «школьной субботе» классный комсорг Женя Кучумова прочла отрывок из поэмы о Валентине Гагановой, потом заговорили о подвиге знатной ткачихи. Яков Турков пренебрежительно хмыкнул: «Все это Гаганова сделала для того, чтобы потом зарабатывать больше…» Даже присутствовавшие на вечере семиклассники и те возмутились. «Вы приведите мне пример из нашего села, из нашего колхоза», — ухмылялся Турков. Аня Пегова, конечно, неубедительно возразила ему, крикнув в лицо: «А возьми нашу Валентину Петровну, кто ей платит за субботы, которые она проводит с нами в школе?»

Яков Турков и тут нашел, что ответить: «Это не работа, это развлечение».

«Ну, погоди, погоди, Фома неверующий, — грозила сейчас Валентина десятикласснику, — я тебе приведу пример из жизни нашего колхоза!» — Она опять заинтересованно прислушивалась, чем решится разговор за председательским столом.

— Как вы думаете, Мария Михайловна? — обратился Подрезов к зоотехнику.

— Мне лично труднее будет, но Егор Андреевич прав: много руководящих и ничего не делающих людей на фермах.

— Хорошо. Давайте обсудим это на правлении, — согласился Подрезов.

Когда Пегов и Мария Михайловна ушли, председатель обратился к Валентине:

— Чем могу служить благородному делу народного образования?

— Роман Прохорович, вы знаете, что Зюзин бросил учиться? — спросила она, думая, что Подрезов сейчас воскликнет с наигранным удивлением: «Как? Не может быть!» Но он спокойно возразил:

— Зюзин учиться не бросил и не бросит.

— Но он в школу не ходит!

— Это другой вопрос, — улыбнулся председатель. — Мне думается, что в наше время учиться можно не только в школе. Если хотите знать, ваш слуга покорный с горем пополам когда-то окончил семилетку, а потом строительный техникум, сельхозинститут, и все заочно! Трудновато, конечно, было…

— Зачем же искусственно создавать человеку эти трудности? Зюзин мог бы, как и все, окончить среднюю школу, получить аттестат зрелости.

— В свое время все это у него будет. Он парень деловой и с головой. Годика этак через два-три я сам отвезу его в институт на факультет механизации, колхоз будет платить стипендию. Учись, парень, набирайся ума-разума.

— Я уже слышала — вы сулите ему златые горы.

— Нет, Валентина Петровна, такие посулы не в моем характере, — возразил председатель. — Но удовлетворить любовь, тягу парня к технике — моя святая обязанность. Вы же сами когда-то писали в статье, что Подрезов примитивно понимает политехническое обучение, Подрезов самоустранился от воспитания будущих механизаторов. Как видите — исправляю ошибки, начинаю понимать, что техника решает все и хороший механизатор в колхозе сила, которая ведет нас в гору. Костя Зюзин как раз из тех, ведущих… Больше того, вы жаловались, что девушкам неинтересно ходить на фермы и по-бабушкиному доить коров. Видели? Механизируем ферму. Девчата сами монтируют «елочку» и, насколько мне известно, довольны. — Подрезов говорил все это чуть ироническим тоном, понимая, что учительнице возразить нечего.

— Вы оказали Зюзину медвежью услугу, сманив его на работу в колхоз, — не сдавалась Валентина.

Председатель не обиделся.

— Вы необоснованно строги, Валентина Петровна, — дружески упрекнул он.

— Я, Роман Прохорович, этого так не оставлю. В партком пойду, в райком, а Зюзина в школу верну, — упрямо заявила она.

Подрезов снисходительно улыбнулся.

— Ну, ну, посмотрим чья возьмет, — сказал он, а про себя подумал: «Зубастая девка, не напрасно моя Серафима жалуется на нее…»