Перед лицом закона - А РЕКУНКОВ

— У меня, между прочим, здесь родной дядя, — сказала Галина, когда въезжали в город.

— Правда? Что он делает?

— Преподает в институте. Ему, если не ошибаюсь, уже пятьдесят восемь. Совсем одинокий.

— Надо вам его навестить.

— Посмотрим.

— Мне тоже надо тут повидать одного человека. Родственник моих знакомых.

— У вас есть адрес?

— Да. И даже телефон.

Шофер спросил:

— У вас какая гостиница?

— «Черное море», — сказала Галина.

— Отель первый класс, — важно заметил шофер.

Он подвез их к многоэтажному зданию. Номера им дали на одиннадцатом этаже — мистеру Дею, как всегда, люкс, Галине — обычный номер на одного человека.

Настроение у нее было паршивое. В последние дни она часто вспоминала Володю и бранила себя за то, что уехала, так и не поговорив с ним. Надо бы написать...

Глава VI.

НОВОИСПЕЧЕННЫЕ ДРУЗЬЯ И ДЕТСКИЕ ИГРУШКИ

Генеральским разрешением отдохнуть капитан Краснов воспользовался лишь отчасти. Он купался в море два дня. 11 сентября позвонил секретарь партбюро технологического института Нагаев и сказал, что преподаватель Евгений Петрович Храмов приступил к чтению лекций. В тот же день Краснов познакомился с Храмовым — издалека и в одностороннем порядке. Евгений Петрович не понравился бы капитану Краснову во всех случаях, даже если бы и не писал открыток. Краснов ожидал увидеть человека желчного, иссушенного долгим одиночеством, а увидел самодовольного, подтянутого пожилого мужчину. Не понравился он капитану потому, что лицо его было чересчур холеным — похоже, употреблялись и косметические средства, — а выражение лица ясно свидетельствовало, что Евгений Петрович относится к собственной персоне с великим почтением. Он был хорошего роста, почти совсем не сутулился. Одет великолепно: светло-серый дорогой костюм, голубоватая рубаха с твердым воротничком, полосатый серо-вишневый галстук вывязан с артистической небрежностью. И ко всему — палка с бронзовым набалдашником в виде собачьей головы. И трубка, которую он не курил, а посасывал пустую. Да, великолепен был Евгений Петрович Храмов, и это несколько сбило Краснова с толку. Никак не вязался вылепившийся в его сознании образ анонимщика с тем, что он увидел в действительности. Судя по всему, Евгений Петрович отлично отдохнул.

Краснов был убежден, что открытки и «Группа содействия» — порождение личной инициативы Евгения Петровича Храмова, что никакой организацией здесь и не пахнет. Этого убеждения не поколебал и сложный для Краснова день 14 сентября. В двенадцать часов ему стало известно, что Храмов сидит в кафе «Астра» с приезжими людьми. Шел теплый дождь. Краснов набросил, не надевая в рукава, плащ и зашагал в «Астру». С Храмовым были красивая молодая женщина и солидный стареющий мужчина в очках, с кустистыми бровями, увешанный кино- и фотоаппаратами. Все трое ели мороженое. Разговаривали мужчины. Женщина молчала. Краснов посидел минут пятнадцать и ушел. Дождь не переставал.

Он пробыл у себя в управлении до шести вечера. В шесть ему стало известно, что Евгений Петрович сидел в кафе с иностранным туристом по фамилии Дей и его гидом Галиной Храмовой, остановившимися в гостинице «Черное море».

Услыхав фамилию гида, Краснов не удивился и не встревожился, напротив, это его успокоило. Если бы иностранец, встретившийся с Храмовым, был один или с гидом под другой фамилией, — это могло бы заставить Краснова глубоко задуматься. Больше того: он наверняка поставил бы над своей версией — что Храмов действует в одиночку — огромный знак вопроса. Но ему к тому времени уже удалось выяснить, что у Евгения Петровича существует единственная племянница, носящая ту же фамилию и работающая гидом-переводчиком в «Интуристе». Так что его версия пока оставалась непоколебленной. Он даже не считал это совпадением, игрой случая: ведь гид Храмова могла и может в любой момент приехать с иностранцем в их город. А то, что она пожелала, приехав, встретиться со своим дядей. — не менее естественно.

Знак вопроса наметился — пока лишь пунктирно — на следующий день, 15 сентября 1974 года. Иностранный турист, которого все в гостинице «Черное море» успели узнать и звали мистером Деем, посетил Евгения Петровича Храмова на дому. Он был без гида Храмовой. Пришел с небольшим плоским чемоданчиком и вышел с ним. Свидание продолжалось два часа. Краснов слегка обеспокоился.

Мистер Дей выдает себя за социолога. Храмов преподает технологию производства твердых сплавов. С точки зрения профессиональной мало общего. Но их объединяет возраст. Чисто формальная деталь: Евгений Петрович гостя не встречал на улице, не провожал...

С этого момента Краснов начал сомневаться в своей первоначальной версии. А впереди его ждал другой, настоящий удар, но он пока этого не подозревал. Его вины тут не было ни капли. Так сложились обстоятельства. Если б он мог слышать разговор Евгения Петровича с мистером Деем... Но Краснов не присутствовал при беседе двух пожилых людей. Он узнал о ее содержании позже.

Посещение мистером Деем холостяцкой квартиры Храмова и разговор с ним были для хозяина пиром души — иначе не назовешь. Евгений Петрович готовился к приему гостя с великим тщанием: протер мебель, пропылесосил ковер и полы, запасся коньяком и шампанским и даже нажарил миндаля.

Наконец гость явился. Сначала, как водится между недавними пожилыми знакомыми, был разговор о погоде, о здоровье, о диете, о прекрасном виде из окон квартиры хозяина и о прочих тому подобных вещах.

Когда они сели друг перед другом за стол — мистер Дей спиной к окну, — гость сказал:

— Позвольте мне, дорогой Евгений Петрович, поблагодарить вас за приглашение.

— Ну что вы, что вы, — запротестовал хозяин. — Скорее я вас должен благодарить.

Эта учтивость и взаимная симпатия не были наигранными, во всяком случае со стороны Храмова. Ему нисколько не нужно было притворяться — впервые за долгие-долгие годы, — и потому он чувствовал истинный подъем и испытывал желание распахнуться.

— Но у меня к вам огромная просьба, — сказал Храмов, предупреждая собиравшегося возразить мистера Дея, — давайте говорить по-английски. Очень меня обяжете.

— С удовольствием. Между прочим, ваша племянница тоже просила меня об этом. Я вас понимаю. Когда я ехал в Москву, я мечтал поговорить по-русски. За три недели вполне наговорился, можно сказать, получил компенсацию за тридцать пять лет. А вам сколько надо компенсировать?

— Двадцать семь лет.

Дальше они говорили по-английски.

— Что, вы жили где-нибудь в англоязычной стране? — спросил мистер Дей.

— Нет, просто был человек, с которым можно говорить по-английски.

— Где же он теперь? Что с ним стало?

— Вам знакомо выражение «в местах не столь отдаленных»?

— Конечно.

— Ну вот, тут был как раз такой случай.

В тоне Евгения Петровича слышалось так много печали, что мистер Дей вздохнул.

— Дорогой Евгений Петрович, хочу вам сделать маленькое признание, да, боюсь, не обижу ли.

— Помилуйте, чем вы можете меня обидеть?

— Ну хорошо, я скажу. Вы ведь знаете, я социолог. Когда вы пригласили меня в гости, я обрадовался: вот еще один объект для кратковременного изучения. И шел к вам именно со своими социологическими целями. Но сейчас мне стыдно признаться в этом.

— Я непохож на подопытного кролика, не правда ли? — Храмов усмехнулся.

— Но то, что я сказал, не задевает вашего самолюбия?

— Нисколько.

— Тогда все в порядке, и камень свалился с моей души.

— Вам этого? — Храмов взял в руку бутылку с коньяком.

— Нет, лучше уж шампанского.

Храмов откупорил не успевшую еще согреться вынутую из холодильника туманно запотевшую бутылку, налил в два узких высоких бокальчика. Пока он все это проделывал, мистер Дей оглядывал комнату, потом сказал:

— Простите за бестактность, других комнат в вашей квартире нет?

— Нет. Но я одинок, мне больше не требуется. Меньше уборки.

Мистер Дей в удивлении поднял брови.

— Не хотите ли вы сказать, что собственноручно убираете квартиру?

— Представьте себе!

— Неужели у вас нет возможности нанять прислугу?

— Если вы имеете в виду деньги, то возможность есть. Нет прислуги. Не найдешь.

— Черт знает что! Я понимаю, когда рабочий обслуживает сам себя, но преподаватель института...

— Это еще не самое печальное, дорогой мистер Дей. Давайте наконец пригубим.

Они отпили по глотку, и мистер Дей задумчиво произнес:

— Ваша очаровательная племянница кое-что рассказывала мне о вас, но вот эта деталь — ученый сам убирает свою квартиру — бросает на все особый оттенок.

— У нас этому не придают значения. Я ведь сказал: это далеко не самое печальное в моей жизни. Есть вещи пострашнее. А жить без прислуги — что ж, ко всему привыкаешь.