Обряд Ворлока - Владислав Русанов

Герцог Вильгельм, наверняка проведав от лазутчиков о битве при Стэмфордбридже,[123] не спешил углубляться в чужую страну. Опытный воин, еще в юном возрасте участвовавший во множестве стычек и сражений, когда отстаивал свои права на герцогскую корону, да и позже потративший немало сил на усмирение мятежных графов и баронов, здраво рассудил, что саксы будут долго восстанавливать силы после сражения с войском Харальда Сурового. Поэтому ждать внезапного нападения не приходится.

Воины Нормандии выстроили два амбара из готовых срубов, привезенных на кораблях. Сложили туда все припасы. Пожалуй, больше эти хранилища походили на укрепленные замки — в случае нужды в них могли обороняться отряды до полусотни человек. После того Вильгельм отправил корабли через пролив. Якобы за подмогой и за новыми припасами, но злые языки утверждали, что нормандцы и так исчерпали все силы, которые могло дать герцогство: вряд ли вассалы Вильгельма наскребли бы еще сотню воинов или собрали бы хоть несколько кораблей с харчами.

Маб тоже считала, что Бастард отослал корабли, чтобы лишить свое войско пути к отступлению — когда знаешь, что спасенья нет, будешь биться до последнего вздоха.

— Ярл Нормандский очень хитер… Очень. Он не доверяет никому, даже своим самым близким сподвижникам. И он поставил на этот поход все, — сказала королева. — Вильгельм готов умереть, и для него это будет лучший выход в случае поражения.

— Само собой, — неожиданно поддержал ее величество молчавший до того Вульфер. — Ведь он, если положит здесь все рыцарство, может хоть сразу вниз головой с обрыва. Сожрут его соседи без защиты. Анна, королева франков, может быть, сама и не полезла бы на рожон, но бароны заставят. Для них сломать хребет Нормандцу — давнишняя мечта.

Маб загадочно усмехнулась и продолжила рассказ.

Как оказалось, новости доставляли королеве деррики и зеленушки.[124] Эти жители Волшебной страны хоть и не были прямыми вассалами Маб, но все же сочувствовали народу Холмов, а потому согласились послужить разведчиками и соглядатаями. Стараясь не попадаться на глаза нормандцам и, в особенности, католическим священникам, они проникали в самое сердце лагеря Вильгельмова войска.

Рыцари проводили время в молитвах и воинских упражнениях. Нормандцев сопровождали несколько сотен монахов-бенедиктинцев, которых возглавляли Эвд, епископ Байеский, и ломбардец Ланфранк, аббат из Беке. Они вовсю служили мессы, причащали и исповедовали не только воинов благородного происхождения, но и ратников, а также наемников из Бургундии, Аквитании, Фландрии, Силезии. Священники звали на борьбу с клятвопреступником Гарольдом, самопровозглашенным епископом Кентерберийским Стигандом, ярлами Мерсии и Нортумбрии, Суссекса и Уэссекса, которые стали горой за своего короля. Особенно рьяно старался некий монах, имени которого фейри, конечно же, не разузнали, но по описанию он здорово подходил на отца Бернара, какое Вратко дал ее величеству. Бенедиктинец этот, будучи приближенным папского легата, имел огромное влияние на епископа Эвда, а через него и на Вильгельма Бастарда. Он призывал выжечь каленым железом ересь кельтской церкви, утопить в море всех местных священников, повинных в искажении Слова Божьего и нарушении церковных таинств, монастыри либо стереть с лица земли, либо полностью перестроить. И это несмотря на собор в Стринешальхе, на котором епископы Англии и Ирландии признали полное главенство католического обряда.

— Он даже придумал новое название для священной, по его словам, войны, — брезгливо поджав губы, рассказывала Маб. — Крестовый поход. Это значит, что крест, на котором принял смерть их бог, Иисус Христос, будет вести рыцарей в бою и направлять удары их оружия. А также оправдывать бессмысленные убийства и насильное понуждение к чужеземной вере…

Тем временем разведчики донесли Гарольду Годвинссону, что грозный противник ждет его. Ждет по-рыцарски, бросив вызов и не сходя с места. Хотя и не брезгали грабежами: саксы разбегались из поселений, окружавших Гастингс, прятали имущество и скот, а сами толпами спешили укрываться в лесах — благо в Англии хватало дубрав и бучин.[125] Храбрый воин, рыцарь без страха и упрека, Гарольд отличался вспыльчивым нравом и зачастую вначале действовал, а потом уже думал.

Король Англии отдыхал в Йорке после битвы у Стэмфордабрюгьера. Победа над норвежцами нелегко далась танам и хускарлам.[126] Почти четверть войска пало на поле брани, еще четверть бойцов получили раны, не позволявшие им снова взять в руки оружие. Да и самому Гарольду Второму проткнули бедро в свалке.

Невзирая на раны и усталость, король бросил войско в поход на юг.

Оставшимся ярлам Эдвину и Моркару он приказал срочно собирать всех, кто способен держать в руках меч или топор, чтобы обеспечить надежное прикрытие главным силам.

Саксы шли день и ночь. Уставшие, ослабевшие, но неукротимые духом, подобно своему королю. Они делали лишь краткие привалы, спали не сходя с дороги, ели сухари и солонину, пили воду из ручьев, чтобы не тратить время на приготовление пищи. Гарольд разделял все тяготы пути с войском, спал не больше, а то и меньше, чем последний дружинник самого захудалого тана. В походе он рассылал повеления всем правителям областей вооружить отряды ратников и ополченцев, а затем вести их к Лондону.

На берегах Темзы войско получило небольшую передышку. Всего несколько дней. За это время оно было усилено стекавшимися со всех сторон поселянами: лесорубами, пастухами, земледельцами и охотниками. Вооруженная вилами, косами, топорами и дубинами, вытесанными из цельных молодых дубков, толпа горела желанием дать достойный урок чужеземным захватчикам. Возможно, Гарольд ждал подкреплений с Моркаром и Эдвином во главе. Но так и не дождался. А терять время он не хотел. Поэтому саксы вновь вышли в путь.

На следующий день после праздника Святого Уилфрида Йоркского силы Годвинссона заняли Сенлакский холм неподалеку от Гастингса. Половину дня — от полудня и до сумерек, — а также большую часть ночи саксы укрепляли вершину холма. Копали рвы, вбивали в их дно заостренные колья, углубляли овраги, на удивление удачно прикрывающие правое и левое крыло войска, возводили палисады, за которым должна была встать дружина хускарлов — две тысячи человек.

— Добрые воины, — заметил Гуннар. — Не хуже нас, викингов. Несладко придется нормандским рыцарям.

— Хотел бы и я там топором помахать, — добавил Олаф.

— А на чьей стороне? — прищурился Вульфер.

— Да… — замялся хёрд. — И не знаю. — Вздохнул тяжело. — Жаль, Харальд-конунг погиб. Эх, нам бы подождать… пускай бы сперва саксы с нормандцами разобрались, чья шея толще. А мы бы потом уж…

Итак, два войска готовились к битве.

Саксы уступали противнику в числе, но осознавали, что защищают свою землю: города, замки и села. Нормандцы знали, что в случае проигрыша живым на другой берег пролива не вернется ни один человек. Тем паче они превосходили врага в вооружении и выучке — ведь большую часть войска Гарольда составляли вооруженные чем попадя селяне, а Вильгельм привел обученных и опытных воинов.

Священники и монахи, прибывшие с Вильгельмом Бастардом, служили молебны. Рыцари и ратники готовили к бою оружие и доспехи, исповедовались в грехах и причащались.

В это время на холме Сенлак саксы шумно веселились. Согласно старинному обычаю своего народа, они пели и пировали у костров, пуская по кругу наполненные пивом рога и кубки.

Ночью Вратко приснился сон.

Освещенный факелами шатер, битком набитый людьми. Суровые бородатые лица. Многие украшены шрамами, а кое-кто нес следы недавних ран. Так у седовласого горбоносого бойца в кожаном жаке, который, подобно рыбьей чешуе, усеивали стальные бляхи, была перевязана голова.

Впереди всех, на тяжелом табурете сидел невысокий светло-русый воин, чье лицо показалось парню знакомым.

Ну, конечно же!

Как можно забыть эти нахмуренные брови и губы, зло выплевывающие слова:

— Конунгу Норвежскому, с мечом явившемуся на эту землю, король Гарольд может предложить лишь семь стоп земли. Или больше, ибо слышал король Англии, что Харальд Сигурдассон выделяется среди людей ростом и крепостью телесной.

Когда-то у Стэмфордабрюгьера король Англии не побоялся вплотную приблизиться к норвежскому строю, чтобы предложить мир, дружбу и прощение брату своему Тостигу.

Тогда Гарольд Годвинссон выглядел веселым и охочим до драки. Он явился изгнать непрошеных гостей и верил, что сможет сделать это. За ним стояли верные соратники, которые горели желанием победить или погибнуть. И они победили. Теперь же лицо короля осунулось, глаза запали, и под ними залегли темные круги. Глубокие морщины прорезали лоб. Но это был все тот же неукротимый и отважный воин, способный очертя голову броситься в сражение, готовый победить или умереть, но не уступить ни единой пяди английской земли.