Корона скифа (сборник) - Борис Климычев

Дом ученых

По улицам ходила Домна Карповна, и за ней толпами бежали бродячие кошки. Домнушку в народе любили, купцы отдавали ей остатки со своих пиршественных столов, а она кормила всех кошек, какие только встречались ей на улице. Малых котят согревала за пазухой. Сам архиерей подарил ей шубу со своего плеча, и она ходила в этой шубе зимой и летом. Шуба служила постелью и домом ей и многочисленным бегавшим за нею кошкам.

Когда Шершпинский однажды приказал посадить Домнушку в тюремный замок, возле его стен собралось великое множество котят и кошек. Это повергло охрану в смятение. Тем более, что ночью была буря и молния ударила в крышу караульной. Обратите внимание: караульной! Почему не в арестантские палаты?

Шершпинский пришел, увидел обожженную крышу караульного помещения, увидел великое количество кошек у тюремных стен и сказал:

— Почему кошек не прогнали?

— Никак невозможно, ваше высокородие! — отвечал охранник Маметьев, — даже стреляли в них, их и черт не берет!

— Ладно, выпустите ее! Дуракам у нас закон не писан!

И Домнушка снова стала бродить по томским улицам.

Во многих домах ей были рады. Особенно тепло ее встречали в доме Асинкрита Горина.

Домнушка возвращалась в усадьбу от ворот церкви с полным мешком кусков хлеба, шанег и пирогов, и бежали за ней кошки. И всего-то надо было ей прикорнуть ненадолго в одной из сараюшек. В ненастную погоду кошки прижимались к ней со всех сторон, согревая ее.

А в усадьбе теперь жил не только граф Разумовский, но еще и просвещеннейший человек, Дмитрий Павлович Давыдов.

Вышло все случайно. Граф Разумовский всегда интересовался всякими чудесами, проявлениями в природе необычайного. И от соседей узнал, что живущий в гостинице редактор «Золотого руна» подыскивает себе квартиру, где бы мог заниматься научными опытами.

Разумовский тут же явился в гостиницу и стал уговаривать Дмитрия Павловича:

— Лучше вы себе ничего не найдете. Особняк наш неновый, деревянный, но обширный, со многими амбарами и постройками. Усадьба с большим садом, прудом и полянами.

Я с дворней и половины особняка не занимаю. Вторая половина — ваша. Хозяин дома Асинкрит Горин, совершеннейший бессребреник, меня держит бесплатно и с вас ничего не возьмет. Не только ничего не возьмем, еще и обедами кормить станем.

Скажу по чести, очень интересуюсь всякими научными вопросами, сам многое знаю, книги имею, но посоветоваться по научной части в этом городе почти что не с кем. Так что будем искренне рады. И вам будет с кем поговорить. И книги у меня есть научные.

Давыдову особняк понравился. Разумовский и Горин вызвались помогать ему в научных опытах, при этом граф показал книги, спасенные им от пожара. Их было немного, но они привлекли внимание Давыдова.

Здесь была книга «12 ключей брата Василия Валентина, монаха ордена святого Бенидикта, которыми двери к древнему камню любезных наших предшественников отверзаются. Издание русских масонов Н.И. Новикова и И.В. Лопухина». Были тут еще «Басни талмудовы, от самих жидовинов узнаны, открытые прежде в Кракове». Изданы «басни» были давненько: в 1758 году.

Давыдов с интересом перелистал томик, озаглавленный: «Книги Финелона, учителя детей короля Французского». Заинтересовали его: «Химический псалтырь» Авраама Теофраста Парацельса, «Размышления о величии Божием» Жан-Жака Руссо, «Почта духов, или Учения нравственныя и критическия. Переписка арабского философа Маликульмульна с водяными, воздушными и подземными духами», «Кабаллистика» Раймонда Луллия, «Прохладные часы, или Аптека, врачующая от уныния, составленная из медикаментов старины и новизны».

Была еще тут секретная книга Вильгельма Гучинсона «Дух масонства». На титуле стояла печать томской ложи «Великая Астрея». С изображением зажженного факела в треугольнике и змеи, кусающей себя за хвост. Можно было рассмотреть дату открытия ложи «августа 30 дня 1818 года».

Причем на обложке этой диковинной книжки были написаны гусиным пером стихи:

Появились недавно в России Фран-масоны,

И творят почти явно демонски законы,

Нудятся коварно плесть различны манеры,

Чтоб к Антихристу привесть от Христовой веры.

Граф Разумовский по поводу этой надписи сказал:

— Не ведаю, кто начертал это. Сам всю жизнь борюсь с неправдой, но всегда полагал, что в любой ереси может быть зерно истины, которое ученый человек должен извлечь на пользу православному миру. И на сем твердо стою. Только глупцы и ретрогады могут отвергать все безоглядно. Посему люблю читать разные книги для развития ума своего.

— Вы абсолютно правы, граф, — сказал Дывыдов. — Нельзя сужать горизонт. Мне нравится ваш подход, мы сработаемся.

Дывыдов, конечно, понял, что имеет дело с чудаками, ну, что из того? Чудаки украшают мир. Хозяин особняка Горин, обезьяноподобный и разгуливающий по усадьбе среди лета в валенках, причем оба валенка — на одну ногу, тоже весьма начитанный человек. И тоже тяготеет к книжкам обо всем непонятном, чудесном и странном. Оба эти человека не заняты службой или какими-то семейными обязанностями. Дмитрий Павлович понял, что они будут прекрасными помощниками в его деле.

В тот же день он привез из гостиницы на извозчичьей пролетке свой старенький чемодан. И самые удивительные дела начались с того дня в усадьбе Асинкрита Горина.

В одном из сараев начато было строительство гальванической воздухоплавательной машины. Граф при помощи ее надеялся со временем отбыть на свою родную Украину, Горин хотел с высоты птичьего полета обозреть весь Томск.

Для строительства нужны были редкие и дорогие материалы, денег ни у Давыдова, ни у графа Разумовского, ни, тем паче, у Горина не было. И редактор «Золотого руна» решил их зарабатывать лекарским искусством.

Диагноз он мог ставить даже заочно, при помощи портрета будущего пациента. Купцы решили пошутить над ученым-лекарем и от главы городской думы Тецкова принесли ему портрет покойного человека. При этом попросили поставить диагноз родственнику купца, который, мол, ныне находится в поездке в Иркутске.

— Я тут не шутки шутить с вами приехал, любезные вы мои! — строго сказал посланцам Тецкова Дмитрий Павлович. — Сей человек умер, и уже достаточно давно! И с вашей стороны это глумление над его памятью! А посему подите вон!

— Как вы догадались? — изумился граф Разумовский.

— Нет ничего проще, мой дорогой друг! — отвечал Давыдов, — у живых людей глаза на портретах отличаются особенным жизненным блеском, глаза на портретах усопших такого блеска не имеют. Потренируйтесь — и вы тоже научитесь различать портреты. Говорят, если сожжешь портрет недруга, он зачахнет.