Книга об отце (Ева и Фритьоф) - Лив Нансен-Хейер

Швеция не признала разрыва унии и на просьбу о том, чтобы один из Бернадотов занял норвежский трон, не ответила. И по­этому в полной секретности министр Ведел начал осторожно про­щупывать почву относительно датского принца Карла.

Все зависело от того, развяжет ли Швеция войну и какую по­зицию займут зарубежные страны. Шведские сторонники войны были так агрессивно настроены, что для мирного разрешения кон­фликта необходимо было привлечь великие державы. Нансена снова послали в Копенгаген, и снова с «секретной миссией». По­началу рассчитывали, что он отправится в Лондон, но из-за даль­нейших событий эта поездка была отложена.

Маме нелегко было расставаться с отцом в это лето, но отец решил, что нам лучше уехать в Сёркье. Оба они были огорчены — отец потому, что не мог помочь нам устроиться в горах, а мама потому, что видела, как он устал и измучен, как смутно будущее. Отец старался успокоить ее. Уже 10 июля он писал ей:

«Политическая обстановка несколько спокойнее, чем ожидалось. Воинственные настроения в Швеции, поутихли, и теперь все отложе­но до будущего года. Пока оттуда не поступало никаких тревожных сведений.

Едва написав это, я должен был отправиться в английское кон­сульство, где узнал хорошие вести от английского правительства. Мне сообщили, что оно использует все свое влияние для мирного разрешения нашего дела, и есть надежда, что оно вскоре будет достигнуто. Телег­рамма из Лондона пришла в ответ на мое письмо, а значит, мы можем спокойнее относиться к делу и не бояться неожиданного напа­дения».

А мама посылала из Сёркье краткие отчеты о нашей жизни.

«У нас все великолепно, ничего не делаем и ужасно много едим. Вчера приехала Анна Шёт, мне очень это приятно. Почти весь день ловили рыбу, а после ужина пойдем гулять, захватив с собой кофе и бутерброды.

Я тут совсем соскучилась по газетам, а новых не будет до втор­ника. Как бы хотелось, чтобы ты был здесь, конечно, завершив все дела! Потом, осенью, мы с тобой, с Лив и Коре, счастливые, снова зашагаем ярким днем в горы, а вечером возвратимся при луне домой, усталые и голодные. А потом — ужин и покой.

В этом году ведь так и будет, правда же? С нетерпением жду нашей встречи, как самой большой радости. Если бы ты ждал меня так же, как я тебя... Но вокруг тебя столько дам, и тебе так легко забыть свою некрасивую старушку. Впрочем, это я в шутку».

Конечно, это было сказано в шутку, но за шуткой было не­множко и правды. Мама слишком хорошо знала отца. Его письма были уже не такими, как раньше. Мысли его были заняты совсем иным.

«5.7

Уже поздно, я очень устал, и нет сил уложить вещи. Но завтра встану рано  и  все  упакую.  А   вечером уеду  в  Копенгаген.   Келти и Джильмур гостили здесь несколько дней, мы приятно провели время. Вчера я по­казал им Холменколлен, а сегодня смотрел с ними «Королеву». С нами был Александр.

Никаких особых изменений в политике нет. Мы еще не знаем, чего хочет Швеция, но Англия и Германия (то есть кайзер), кажется, на­строены к нам благожелательно и не допустят войны».

Письма того времени отражали нашу жизнь в Сёркье, а также работу и настроение отца. Мама так писала отцу:

«Сёркье, 17 июля Мне неприятно вспоминать, что ты расстался с нами не в духе. Так плохо выглядел, весь день ходил хмурым и о чем-то думал. Иногда я здесь себя упрекаю, что мне тут так хорошо, никаких забот, и все для меня уже устроено, а ты в гуще событий, трудишься и волну­ешься за страну и ее будущее.

Но ведь должно же все наладиться. Ты ведь всегда был счастливчиком, за что ни возьмешься, все тебе удается. Я-то знаю. Боже, скорей бы ты, счастливый и довольный, вернулся к своей Еве».

«Сёркье, 7 августа Да, теперь уже действительно давно мы не виделись, и мне не стыдно сказать, что я ужасно по тебе соскучилась. Я уже почти забыла, как ты выглядишь, и хорошо, что тебя описывали в «Йемтландспостен», где между прочим говорят, что у тебя «глаза, как блюдца» и «нос, как валек». Мне кажется, что в Швеции тебя сейчас ненавидят боль­ше всех. 13 августа, наверное, в Христиании будет жарко (плебисцит). Вот было бы забавно посмотреть».

Отец писал из Копенгагена 18 июля:

«По секрету могу сказать, что принц Карл и принцесса Мод с удовольствием станут королем и королевой Норвегии. Это дело уже более или менее улажено с их родителями (королями Дании и Англии), так что с этим все в порядке и остается ждать лишь окончательного отказа Бернадотов. После этого можно будет назвать имя принца. И у нас будет то преимущество, что нас признают сразу и Дания, и Англия.

Они очень обрадовались, когда узнали, что я хочу, чтобы они заняли норвежский престол. Они боялись, что и я, мол, стою за республику и меня выберут президентом. За границей все так считали. Ей-богу, там, кажется, все думают, что любой человек мечтает стать президентом. А так у нас то и дело собрания, толчем воду в ступе, я прямо-таки засыпаю».

В следующем письме в Копенгагене, от 23 июля, отец более подробно рассказывает о сложившейся обстановке:

«Сейчас мы ожидаем германского кайзера, который, по последним све­дениям, должен прибыть 27-го. Его мнение о датском принце на нор­вежском престоле имеет немаловажное значение. Конечно, он неоднократ­но высказывался через Бюлова, что будет придерживаться нейтрали­тета, но я не полагаюсь на него.

Если Швеция возразит по этому поводу, то у Дании будут труд­ности. Пока получил сердитую телеграмму от короля Эдуарда, в ко­торой он пишет, считает дело решенным и не потерпит никакого вмешательства. Это, конечно, намек на кайзера. Король Эдуард дал свое согласие на то, чтобы его дочь заняла норвежский престол, и он уж не потерпит, чтобы ее обошли. Это вполне понятно, а нам просто повезло, что Англия на нашей стороне. Но Дания все еще колеблется. Датчане боятся послать своего принца, ему после вступления на престол грозит война со Швецией. Тогда и Дания, конечно, попадет в очень затруднительное положение. Но, слава богу, Англия тоже окажется тогда в трудном положении, а это заставит Швецию призадуматься.

Так приятно знать, что у вас все хорошо. Мне кажется, что я вижу вас всех. Передай привет Ламмерсу, Малли, Анне Шёт и Бергслиену. Уговори в конце концов Бергслиена остаться, ведь ему, бедняге, там хорошо».

Швеция требовала, чтобы в Норвегии провели плебисцит по во­просу о разрыве унии, это требование вызвало в некоторых кругах Норвегии взрыв негодования. «Не касайтесь 7 июня,— писал Гуннар Хейберг.— Неужели мы пойдем на голосование ради того, чтобы Швеция, дав согласие на разрыв унии, могла получить моральное удовлетворение, что заставила нас унижаться?»

Нансен же и многие другие считали, что мы можем позволить себе «унижение». 6 августа он пишет Еве из Люсакера:

«В доме так пусто и одиноко, я не знаю, когда смогу вырваться в Сёркье, потому что здесь предстоит важное решение. И я должен быть на месте.

Речь идет, между прочим, о нашем будущем короле. Мы с Веделом предлагаем следующее: Норвегия после голосования должна сооб­щить Швеции его результаты, Норвегия готова вести переговоры о раз­рыве унии на базе шведской программы. Я считаю, что мы должны согласиться на эти условия, при этом мы нисколько себя не унизим, так как все равно победа будет за нами. Сразу же после этого Швеция аннулирует государственный акт, король отказывается от трона и от своего имени и от имени своих наследников и прощается с норвежским престолом. Потом мы выбираем своего короля, на следую­щий же день. Он и его супруга прибывают к нам из Дании. После этого мы ведем переговоры со Швецией как признанное Европой го­сударство, что имеет огромное значение для будущих переговоров. А как только король будет избран, мы будем признаны Данией и Англией, а также Францией и, возможно, Америкой. К тому же и Гер­мания нас признает, ибо об этом уже заявил кайзер Вильгельм во время своего визита в Копенгаген, добавив, что первый поздравит телеграммой принца Карла с восшествием на норвежский престол. Так обстоят дела, но, как ни странно, очень трудно склонить правительство к этой программе.

Миккельсен и Лёвланд[126] достаточно разумные люди и согласились сразу же, тогда как Арктандер[127] ни за что не согласен вступать в переговоры на шведских условиях[128]. Вчера мы по этому поводу со­бирались у Лёвланда и спорили так, что перья летели. Но в конце концов мы пришли к согласию. Предложение было принято с неболь­шой поправкой в формулировке, а именно: шведская программа будет являться не «базой», а «исходным пунктом» переговоров.

Теперь все зависит от того, пойдет ли на это Швеция. Но шведский представитель в Копенгагене Тролле уже согласен и сообщит о нашем предложении своему правительству».