Моммзен Т. История Рима. - Теодор Моммзен

Филипп все настойчивей добивался отмены закона Ливия, а большинство в сенате все слабее защищало этот закон. Вскоре масса трусливых и нерешительных сенаторов пришла к убеждению, что единственным выходом является возвращение к прежним порядкам. Закон Ливия был отменен по формальным причинам. Друз, по обыкновению очень сдержанный, ограничился замечанием, что ненавистные всаднические суды восстановлены теперь самим сенатом. Друз не пожелал использовать против решения сената свое право трибунской интерцессии и таким образом сделать это решение недействительным. Нападение сената на партию капиталистов было полностью отбито, сенат волей-неволей снова подчинился прежнему ярму.

Но финансовая аристократия не удовлетворилась своей победой. Однажды вечером Друз, прощаясь у входа в свой дом с обычно провожавшей его толпой, внезапно упал к подножию статуи своего отца: рука убийцы поразила его так метко, что уже через несколько часов он был мертв. Убийца скрылся в сумерках и не был узнан. Судебного следствия не было назначено. Но и без следствия было ясно, что Друз пал от того ножа, которым аристократия сама себе наносила раны. Та же насильственная и страшная смерть, которая унесла демократических реформаторов, суждена была также этому Гракху аристократии. В этом заключался глубокий и трагический урок. Реформа рушилась вследствие сопротивления или слабости аристократии, даже если попытка исходила из ее собственных рядов. Друз отдал свои силы и жизнь на то, чтобы свергнуть господство купечества, организовать эмиграцию и предотвратить грозившую гражданскую войну. Но еще при его жизни власть купечества стала еще более неограниченной, чем когда-либо, все его реформаторские замыслы рушились, и он умер с сознанием, что его преждевременная смерть послужит сигналом к самой ужасной гражданской войне из всех, когда-либо опустошавших прекрасную италийскую страну.

ГЛАВА VII

ВОССТАНИЕ ИТАЛИЙСКИХ ПОДДАННЫХ И РЕВОЛЮЦИЯ СУЛЬПИЦИЯ.

С тех пор как последняя война италиков за независимость закончилась победой над Пирром, т. е. в течение почти 200 лет, главенство Рима в Италии ни разу не было потрясено в своих основаниях, даже в периоды величайшей опасности. Тщетно геройский род Баркидов, тщетно преемники великого Александра и Ахеменидов пытались поднять италийский народ против всемогущего Рима. Италики покорно шли на поля сражений на берегах Гвадалквивира и Медшерды, в Темпейском ущелье и на Сипиле, и ценой крови своей молодежи помогли своим повелителям завоевать три части света. Но их собственное положение изменилось скорей к худшему, чем к лучшему. Впрочем, в материальном отношении они в общем могли не жаловаться. Если мелкие и средние землевладельцы во всей Италии страдали от безрассудных римских хлебных законов, то зато богатели владельцы крупных поместий, а еще больше — сословие купцов и капиталистов, так как в отношении финансовой эксплуатации провинций италики пользовались в сущности такой же защитой властей и такими же привилегиями, как римские граждане. Таким образом, материальные выгоды, связанные с политической гегемонией Рима, в значительной мере распространялись и на италиков. Экономическое и социальное положение Италии вообще не находилось в прямой зависимости от различия политических прав населения. В некоторых, преимущественно союзных, областях, как например в Этрурии и Умбрии, свободное крестьянство совершенно исчезло. В других, как например, в долинах Абруццских гор, крестьяне жили еще в сносных условиях и частично даже совсем не пострадали; такие же различия существовали и в ряде округов с населением из римских граждан. Но политический гнет становился все жестче, все тяжелее. Правда, открытое формальное правонарушение не имело места, по крайней мере в главнейших вопросах. Римское правительство в общем не нарушало свободы общинного самоуправления, закрепленного договорами под именем суверенитета италийских общин; а когда римская партия реформ в начале аграрного движения пыталась отнять у привилегированных союзных общин закрепленные за ними государственные земли, она встретила упорное сопротивление со стороны строго консервативной и умеренной партии, да и сама оппозиция очень скоро отказалась от своего намерения.

Но теми правами, которые принадлежали и должны были принадлежать Риму, как ведущей общине, — высшей военной властью и высшим надзором за всем управлением, — римляне пользовались так, словно союзники были объявлены на положении бесправных подданных. В VII в. [сер. II — сер. I вв.] в Риме неоднократно проводились смягчения чрезмерно строгих римских военных законов, но это распространялось, как видно, исключительно на тех солдат, которые были римскими гражданами. Относительно важнейшего из таких смягчений, отмены смертной казни по приговорам военных судов, это достоверно известно. Нетрудно себе представить, какое впечатление производили подобные факты: видным латинским офицерам по приговорам римского военного суда рубили головы (как во время войны с Югуртой), тогда как последний солдат, если он был римским гражданином, мог в аналогичном случае апеллировать к народному собранию в Риме. В союзных договорах не было установлено, как это следует, в какой пропорции должны привлекаться к военной службе союзники и римские граждане. В старые времена те и другие поставляли в среднем одинаковое количество солдат. (I, 87, 399). Но теперь, хотя численность римских граждан по сравнению с союзниками скорее увеличилась, чем уменьшилась, требования, предъявляемые к союзникам, постепенно несоразмерно возросли (I, 413, 755): на союзников возлагали самую тяжелую и дорого обходившуюся службу, или же стали брать на каждого солдата из римских граждан систематически по два солдата от союзников. Подобно военной власти Рима, был расширен также контроль над местным гражданским управлением; этот контроль, а также высшую административную юрисдикцию, почти неотделимую от функций надзора, Рим всегда удерживал за собой, это было его право по отношению к зависимым италийским общинам. Но с течением времени военная власть и гражданский контроль Рима были расширены в такой мере, что в результате италики оказывались отданными на произвол любого из бесчисленных римских магистратов и положение их в этом отношении почти не отличалось от положения жителей провинций. В одном из самых значительных союзных городов, Теане Сидицинском, римский консул приказал поставить главу городского управления к позорному столбу и наказать его розгами за то, что когда супруга консула пожелала выкупаться в мужских банях, муниципальные служащие недостаточно быстро выгнали оттуда купавшихся, и бани показались ей недостаточно чистыми. Аналогичные случаи происходили и в Ферентине, тоже принадлежавшем к числу привилегированных городов, и даже в Калесе, старой и крупной латинской колонии. В латинской колонии Венусии один свободный крестьянин позволил себе насмешку над носилками, в которых находился юный римский дипломат, бывший здесь проездом без официальной должности. Крестьянина схватили, повалили на землю и ремнями от носилок избили до смерти. Об этих случаях упоминается в эпоху восстания во Фрегеллах. Не подлежит сомнению, что подобные беззакония совершались часто и нигде нельзя было добиться действительного удовлетворения. Между тем жизнь и неприкосновенность римского гражданина так или иначе ограждались правом апелляции, нарушение которого редко оставалось безнаказанным. В результате такого обращения с италиками если не совершенно исчез, то во всяком случае должен был ослабеть разлад, тщательно поддерживавшийся мудростью предков между латинами и прочими италийскими общинами (I, 757). Римские цитадели и те области, которые Рим держал в повиновении с помощью этих цитаделей, находились теперь под одним и тем же гнетом. Латин мог напомнить жителю Пицена, что оба они одинаково находятся «под властью секиры». Прежних господских приказчиков и подневольное население объединила теперь ненависть к общему господину.

Таким образом, италийские союзники из более или менее терпимого зависимого положения попали в самую тяжелую кабалу. Вместе с тем у них была отнята всякая надежда на расширение их прав. Уже со времени покорения Италии доступ в ряды римских граждан был чрезвычайно затруднен: дарование гражданских прав целым общинам было совершенно прекращено, а дарование их отдельным лицам было очень ограничено (I, 756). Теперь пошли еще дальше в этом направлении. Когда в 628 г. и в 632 г. [126, 122 гг.] происходила борьба за распространение прав римского гражданства на всю Италию, Рим ограничил даже право переселения италиков: постановлением сената и народа все проживавшие в столице неграждане были изгнаны из Рима. Эта жесткая мера была не только ненавистной, но и опасной, так как нарушала множество частных интересов. Короче говоря, прежде италийские союзники находились по отношению к римлянам на положении опекаемых братьев, это была скорее защита, чем опека, они не были обречены на вечное несовершеннолетие и находились на положении подневольных слуг, с которыми господа обходились милостиво, не отнимая у них надежду на освобождение. Но теперь все италийские союзники оказались примерно в одинаковом подвластном и безнадежном положении, под розгами и секирами своих повелителей. Самое большее — они могли в качестве привилегированных слуг передавать несчастным провинциалам те пинки, которые сами получали от своих господ.