Сын графа Монте-Кристо - Александр Лермин

Хозяин, пожав плечами, отошел к двери: делайте, мол, что хотите — дело не мое!

В эту минуту к столу смутьяна подсел матрос-провансалец.

— Послушай, дружище,— сказал он, перебирая золотые монеты, — неужели все эти деньги… твои?

— Да, я честно их заработал.

— На это, положим, мне наплевать. Видишь ли, я сейчас немного не при деньгах: ты, конечно, не откажешься дать мне в долг десяток червонцев? Да? Вот я сейчас отсчитаю…

Он взял несколько луидоров, но в ту же минуту вскрикнул и выпустил их из горсти. Англичанин схватил наглеца за руку и, как железными тисками, сдавил ему кисть.

— Коли ты не хочешь, чтобы кто-либо касался твоих проклятых денег, на кой же черт ты их рассыпал тут? — проговорил провансалец, потирая руку.— Так как же, дашь мне взаймы, или нет? Само собой разумеется, я тебе при случае отдам все. Идет?

— Нет,— равнодушно ответил матрос, — пошел к черту. Не смей касаться этих денег. Я запрещаю тебе это.

— Ну, это мы еще посмотрим! — вскричал провансалец и выхватил нож.

Нескольких слов, сказанных им на воровском жаргоне товарищам, было достаточно: в одну минуту вся шайка была на ногах — в руках у негодяев сверкнули ножи. Англичанин хладнокровно собрал деньги в кучу, скрестил руки, прислонился к стене и насмешливо спросил:

— Так вы на самом деле хотите убить меня?

— Молчи, хвастун! Ты раздразнил нас деньгами. Поделись с нами, или тебе не сдобровать! Идет, что ли?

— Нет. Наплевать мне на вас.

— Месть, друзья! — вскричал провансалец. Затем повернулся к матросу: — Погоди, я сверну тебе шею, и тогда добыча будет наша!

— Не горячись, голубчик,— спокойно сказал англичанин.— Ты, кажется, хочешь со мной подраться на ножах? Что же, я не прочь… Только, с твоего позволения, я буду драться вот этим оружием.

При этих словах он вынул из-за пояса крошечный, похожий на детскую игрушку, кинжал.

Все захохотали: в сравнении с длинными ножами, блестевшими в руках негодяев, этот кинжал казался иголкой.

— Ты, может быть, портной? — насмешливо спросил провансалец.— Нет ли у тебя другого в запасе?

— Шутки в сторону,— с презрением ответил матрос,— слушай, я предлагаю пари. Если ты коснешься меня, то все эти деньги твои.

— Согласен! Дайте дорогу, друзья.

Столы и скамьи были сдвинуты в сторону, многие вскочили и с нетерпением ожидали занимательного зрелища. Лишь один хозяин глазом не моргнул: ему такие сцены были не в диковинку. Даже женщины были заинтересованы предстоящей дракой, глаза их разгорелись, и они осыпали англичанина насмешками.

Только один посетитель не принимал никакого участия в происходящем, он сидел в стороне, закрыв лицо руками. Длинные черные с проседью волосы опустились на глаза, матросское платье было изношено и порвано. Перед ним стояла бутылка с водкой, наполовину опорожненная: человек этот сидел неподвижно, не обращая ни на что внимания. Англичанин часто на него взглядывал и, казалось, даже хотел с ним заговорить — но тот ничего не замечал.

Провансалец с ножом в руке изготовился к драке — это был настоящий великан, с которым не каждый осмелился бы связаться.

Англичанин также поднялся с места и довольно спокойно смотрел на своего противника. Или он не сознавал опасности или же относился к ней несерьезно.

— Ты готов? — вскричал провансалец.

— Да, негодяй! — был ответ.

Нож сверкнул в воздухе — и с глухим криком провансалец упал: кинжал англичанина пронзил ему руку. Кровь брызнула фонтаном, когда матрос вынул из раны оружие; провансалец бешено прокричал:

— Я отплачу тебе за это, проклятый акробат!

Тяжело дыша, он отступил назад и швырнул нож матросу в лицо. Англичанин поймал его левой рукой. Теперь у него в левой руке был нож, а в правой — кинжал. Провансалец разразился проклятиями, вырвал нож у соседа и снова бросился на противника.

Англичанин дал ему подойти поближе, и когда провансалец хотел прыгнуть, отбросил нож и кинжал, схватил противника, поднял его в воздух и, как ребенка, швырнул на стоящий в стороне стол.

Провансалец заревел от бешенства, бутылки и стаканы полетели на пол. Разлетевшиеся осколки многих поранили. Великан разбил себе голову и вне себя заорал товарищам:

— Убейте его, канальи! Чего вы стоите и смотрите, ведь он доконает меня!

Толпа его друзей, меж тем, бездействовала.

Англичанин же, воспользовавшись минутным перерывом, одним прыжком оказался рядом с сидевшим в углу одиноким посетителем и положил ему руку на плечо.

— Встань,— крикнул он громовым голосом,— встань — во имя Мануэлиты!

Как пораженный электрическим током, посетитель вскочил, взглянул на англичанина и вскрикнул. Затем он бросился в толпу, двух-трех человек свалил с ног и бешено закричал:

— Вон отсюда, канальи! Кто коснется этого человека — того я убью!

При звуках его голоса все остолбенели.

— Жакопо! — послышалось кругом.— Какой черт его опять сюда принес? Теперь надо удирать подобру-поздорову. Смотрите, его глаза налились кровью, он снова взбесился!

Человек, которого называли Жакопо, знал, очевидно, силу своей власти над разгулявшейся толпой. Он отворил дверь и повелительно крикнул:

— Вон отсюда, или я снова вас всех погоню на галеры, где вам самое место!

— Мы уже уходим, простите,— тихо ответили бродяги и быстро удалились один за другим.

Провансалец остановился в дверях.

— А как же… насчет денег? — спросил он униженно.

— Выкинь деньги этим мерзавцам,— презрительно бросил англичанин.

Жакопо собрал в кучу золотые монеты и выбросил их на улицу, где тотчас же между бродягами завязалась отчаянная драка. Затем Жакопо запер дверь, задвинул засов и, упав на колени перед англичанином, сказал:

— Что прикажете, господин?

26. Мануэлита

Кто такой был Жакопо?

Много лет назад Эдмон Дантес, приговоренный к пожизненному заключению в замке Иф, ускользнул от тюремщиков; зашитый в мешок, вместо трупа его друга, аббата Фариа, он был погребен на кладбище замка Иф.

Кладбищем же для замка Иф служило море. Волны сжалились над несчастным: они приняли его в свои объятия и понесли навстречу генуэзскому кораблю, экипаж которого вскоре заметил тонущего.

— Держись! — крикнули ему матросы.

Собрав остаток сил, он ухватился за брошенный ему канат и затем потерял сознание. Когда он пришел в чувство, то увидел, что лежит на палубе; матросы с участием хлопотали над ним. Они напоили его ромом, растерли продрогшее тело. Матрос, первым заметивший его на воде, укрыл несчастного своей шерстяной курткой.