Князь Святослав - Николай Кочин

— Да, зря я дал волю гневу… Согрешил… — лепетал царь, упоенный такой восхитительной лаской и доверчивостью своей жены, что выпадало на его долю редко. — Я в самом деле впадаю в старческую подозрительность… И я рад признаться, что это так.

Царица весело и звонко расхохоталась:

— Боже мой, какая наивность, чисто солдатская… Цимисхий, овдовевший два года назад, только и обеспокоен теперь тем, чтобы найти верную спутницу жизни… Но ты знаешь его разборчивость…

— Однако очень часто он бывал у тебя, это бросалось в глаза…

— Цимисхий бывал у меня часто, это верно. Но ни для кого это не было секретом…

Она перечислила ему все дни, в которые он бывал. Эти сведения точно совпадали со сводкой куропалата…

— Ты знаешь, что он сватает Феодору, нашу родственницу, дочь моего тестя Константина…

— Благочестивая девица. Я сам готов быть в качестве её свата…

— Она старовата и не очень умна… Но дочь царя… Разве разбирают возраст дочерей царя. Это даже неприлично.

— Мне нравится, что он остепенился наконец. И пусть поскорее находит жену, а не распутничает. В чём же у них дело застопорилось?..

— Феодора ждёт, когда с Цимисхия будет снята опала.

— Пожалуй, это будет вернее.

Он потребовал вернуть указ, велел его похерить:

— Довольно обо всем этом…

Царица ластилась к нему сильнее, чем когда-либо. Василевс был счастлив. Феофано принадлежала ему не только телом, но и духом. Она сейчас обезоруживала его всем: видом, полным покоряющего огня и страсти, роскошной волной черных кудрей, искромётным остроумием и бесконечной весёлостью.

— Кроме того, и заслуги его перед тобой не малые, — сказала она.

Царица намекнула ему на то, что без Цимисхия он не овладел бы троном… Это сейчас было неприятное напоминание, ибо воскрешало в памяти факты полководческой зрелости Цимисхия, его популярности в войске, его ум и мужество…

— Всё-таки это — опасный человек, — сказал василевс, и нахмурился…

Царица тут же пустила в ход все свои уловки и погасила мрак его души.

— Кого ты испугался? Отставного доместика? Стыдись! Неужели ты стал трусом? Везде тебе чудятся заговоры, измены, предательства, мятежи. Но если даже и были бы мятежи, измены, заговоры — вот тебе моя клятва: я не покину тебя, не уйду из дворца, я умру рядом с тобой, умру василисой.

Никифор был в восторге. Он окончательно успокоился. Жена на этот раз его умилила своей любовью, преданностью, готовностью к жертвам ради него.

— Государь мой, — произнесла со слезами благодарности на глазах царица, — из Болгарии приехали невесты моих малолетних сыновей… Я пойду угощать их. А ты не запирай дверей и отошли постельничьего, пусть спит… Я опять приду к тебе на ночь, и мы проведём её в ещё более сладком блаженстве.

Но Феофано не пришла к мужу. Около полуночи она вывела из потайной комнаты заговорщиков, сподручных Цимисхия и увела их винтовой лестницей на крышу. Они были вооружены. Царица удалилась в покои, а заговорщики остались на крыше…

Глава XXIII.

ОН ВСЕХ ПОБЕДИЛ, КРОМЕ ЖЕНЩИНЫ

В эту ночь по Золотому рогу плыла лодка. В ней сидело несколько вооружённых человек. Они усердно гребли и гнали лодку вдоль берега. Дул холодный северный ветер, был декабрь 969 года. Лодка напористо прорезала гребни волн и стремительно двигалась в направлении Священных палат. И вот остановилась недалеко от царского дворца. Люди бесшумно высадились, стряхнули с себя мокрый снег и огляделись. У них в руках были мечи, а на самих — панцири. Тихо люди пошли маленькой колонной, в середине её — Иоанн Цимисхий.

Когда подошли к стене дворца, была уже глухая ночь. Цимисхий постучал три раза в ворота (это был условный знак), и стража впустила их без оклика. Они подошли к Священным палатам. С крыши на верёвках был спущен короб. В него они по очереди садились и поднимались на крышу. С крыши потайной лестницей спускались в покои царицы. Феофано сказала им, что куропалат у себя с девками и его легко сейчас обезвредить.

Масляные и смоляные светильники в коридорах так чадили, что трудно было определить назначение встречающихся помещений. Один Цимисхий хорошо знал расположение залов и покоев. Он повёл за собою всех сообщников. Долго они шли по залам, переходам, лестницам. Наконец Цимисхий толкнул дверь, и в ярко освещённом зале заговорщики увидели картину попойки, которая была обычной в жилых помещениях Льва Фоки. На коврах и на софах лежали в небрежных и непристойных позах нарядные девки вперемежку с собутыльниками. По столам и по полу были расставлены сосуды и кубки. На помосте поясничали мимы и клоуны, приглашённые из цирка. Всё это двигалось, шевелилось, орало. При виде вооружённых витязей все смолкли и стали расползаться на четвереньках по углам и прятаться за мебелью.

— Эй, стража! — закричал пьяный куропалат, не желая разбираться, кто пришёл. — Забрать их, я завтра сам рассужу, как смели приходить сюда без спроса…

Проникнутый заносчивостью вельможи и воинственным духом восточных динатов из рода Фок, Лев куропалат скорее готов был умереть, чем быть заподозренным в трусости. Но когда он разглядел Цимисхия, кровного своего врага, лицо его исказилось страхом и он неистово закричал, сзывая охрану.

Цимисхий ткнул его сапогом в живот, и тот грохнулся на сосуд с вином и уж больше не старался подниматься.

— Заприте их вместе с потаскушками, — приказал Цимисхий витязям. — Пусть продолжают пир, мы им изрядно помешали…

Они вышли из зала, в котором под столами и стульями сидели не дыша участники попойки, заперли двери, и Цимисхий сказал:

— Пошарьте кругом. Если найдёте кого, закрывайте двери наглухо. Коли встретите паракимонена — не трогайте, он болен и нам не помешает.

Они обыскали соседние комнаты, в которых было пусто: живущие тут давно попрятались, кто куда.

— Теперь я поведу вас в спальню человека, последние минуты пребывающего в звании василевса, — сказал Цимисхий.

И они двинулись к спальне Никифора.

Никифор долго ждал свою венценосную супругу, но утомление после нежной встречи взяло над ним верх, и он заснул. Проснулся он от шума, который исходил из внутренних помещений дворца.

Производить шум вблизи василевса — это равнялось преступлению. Василевс поднялся, вышел в коридор и прислушался. До него донеслось бряцание оружия и даже знакомые голоса людей, которым показываться во дворце не полагалось. Острая мысль пронзила его: предупреждение доносчика не было ложным, а все слухи о скорой его кончине, наполнявшие город, явились предвестниками реальной опасности. Он кинулся бежать полутёмными переходами в ту часть дворца, где находились слуги. Но все комнаты их были пусты. И эта пустота комнат пахнула на него ужасом непоправимого несчастья. Он бросился к ларцу, в котором хранилась рабочая одежда слуг и зарылся в этом пахучем отрепье.

Цимисхий подвёл своих сообщников к дверям царской спальни и сказал тихо:

— Вот мы у цели, которая и вам казалась невозможной. Но только желая невозможного, можно добиться возможного. Того же, что достижимо, не стоит и желать…

И он распахнул дверь спальни. Одни остались сторожить выход, другие подошли к ложу. При тусклом светильнике, который был внесён, трудно было глазами под грудой покрывал различить тело василевса. Цимисхий повёл мечом по этой груде, но к их удивлению под покрывалом никто не шевельнулся. Тогда они стали запальчиво рубить ложе во всех направлениях: клинки мечей увязали в материи, куски растерзанных покрывал летели во все стороны. Но тела василевса они не обнаружили.

Все оцепенели от ужаса. Ведь если он успел, предупредив события, убежать — им гибель. Скорее надо было тщательнее осмотреть дворец. Если царицей подкуплена дворцовая стража, то армия была ещё в его руках. Метнулись в покои Феофано, встревожили слуг, патрикий и особенно царицу, которая была поражена больше всех исчезновением василевса и как глухонемая и слепая бродила по комнатам, хватаясь бесцельно за предметы и ощупывая стены. Заговорщики перерыли все шкафы, осмотрели все укромные места, лазили под кровать, диваны, под столы и под скамейки. Нет василевса! Теперь и василиса, бледная как сама смерть, стояла среди разрытого скарба, беспомощно опустив руки и окаменев. Бежать? Но куда бежать? Где можно скрыться царице в своём государстве, изнеженной женщине, всем известной, привыкшей к исключительной и утончённой жизни?!

— Марш, пока не поздно, — сказал один из заговорщиков Валант, — бросимся в море, и лучше искупаться, чем быть посаженным на кол.

И Цимисхий разделял это мнение. Он лучше всех знал энергию и решительность Никифора, а также любовь к нему армии. Но пока он раздумывал, в это время пришла одна рабыня с женской половины дворца и поманила Цимисхия. Она повела его к ларю, в котором под одеждой скорчился Никифор. Цимисхий открыл этот ларь и стал рыться в тряпье. Никифор охнул и высунул голову из ларя. Валант сгоряча ударил Никифора мячом. Меч попал в самую бровь, пробил кость, но не коснулся мозга. Кровь ручейками растекалась по лицу и капала на пол.