«Красин» во льдах - Эмилий Миндлин

Здесь были учителя из Швейцарии, немецкие мелкие буржуа, французские журналисты, итальянские коммерсанты, испанские молодые люди, о которых невозможно было сказать, чем они занимаются. На пароходе находились еще одна румынка, три англичанина, один японец, два негра и индиец.

В девять утра на корабле пили кофе. В одиннадцать завтракали под музыку. В большом ресторанном зале пели псалмы, и зал был полон. Четырнадцать священников на корабле посредничали между людьми и богом.

Катастрофа было нарушила распорядок жизни на пароходе. Но, когда вблизи оказался «Красин» и появилась надежда на спасение, жизнь на «Монте-Сервантесе» пошла по-прежнему.

Снова пили вино, молились богу и танцевали фокстрот.

От «Красина» отошла шлюпка с людьми. Шлюпка пристала к носовой части борта «Монте-Сервантеса». Красинский водолаз влезал в темно-зеленый скафандр.

На глубине тринадцати с половиной футов под водой водолаз обнаружил пробоину. Пробоина оказалась с правого борта от форштевня. Она имела почти четыре метра в длину, и ширина ее была больше метра.

На палубе «Красина» готовили деревянный пластырь в виде подушки на пробоину «Монте-Сервантеса».

Пономарев кликнул Кудзделько.

Боцман появился, как всегда вымазанный в угле и машинном масле, в блестевшей робе и в огромных кожаных рукавицах.

— Кудзделько, — сказал Павел Акимович, — ты того… ты объясни ребятам, что с вахтой теперь считаться нельзя. Понял?

— Понял, Павел Акимович. Какая там вахта, когда пароход, можно сказать, ко дну идет.

Кудзделько посмотрел в сторону громады «Монте-Сервантеса». Он прислушался:

— Черти, и в ус не дуют! А ведь в спасательных шлюпках сидели, пока мы не пришли.

И он качал головой, слушая звуки фокстрота, вылетавшие из открытых зеркальных дверей немецкого парохода.

Кудзделько, Исаичев и другие мастерили гигантский пластырь на пробоину «Монте-Сервантеса». Пароход продолжал держаться в том же положении, накренившись на правый борт и зарывшись в воду носом. Два отсека корабля были заполнены водой. Но отсеки держались крепко, вода не просачивалась в соседний трюм, и медленное погружение парохода для глаз оставалось почти незаметным.

— Знать бы, какие у них переборки между трюмами, — бормотал Павел Акимович, наблюдая за сооружением пластыря, которое происходило на палубе ледокола.

В то время как молодой Исаичев, забыв о еде и о сне, с товарищами своими сбивал доски для пластыря, Кудзделько хлопотал над водоотливными приспособлениями.

Люди на «Монте-Сервантесе» отправляли домой радиограммы.

Они объясняли, что задерживаются не по своей вине. На корабле были служащие, которые по радио просили извинения у своих шефов за невольное продление отпуска. Буржуа беспокоились о делах, которые были оставлены ими на срок больший, чем это казалось нормальным.

Но вот пассажиры «Монте-Сервантеса» сделали радостное открытие: нос их судна поднялся из воды на одиннадцать футов. Тогда разноязычная толпа пассажиров немецкого парохода сгрудилась на борту корабля, хлопала в ладоши, смотрела на стоявшего рядом «Красина», кричала «вив», «виват», «гох», «ура». Потом мужчины подали руки дамам, и все пошли в ресторанный зал завтракать.

На деревянном помосте играл оркестр. Помощник капитана «Монте-Сервантеса» вышел в зал, движением руки остановил оркестр и поздравил господ пассажиров. От имени капитана и от имени пароходной компании он объявил, что все обстоит совершенно благополучно, угроза исчезла, кораблю не угрожает ничто. В самое ближайшее время будут сделаны необходимые исправления и многострадальный пароход выйдет из бухты.

Господа пассажиры могут не беспокоиться.

Помощник капитана «Монте-Сервантеса» пожелал пассажирам доброго аппетита, здоровья и, раскланявшись, вышел.

Пробоина в правом борту немецкого корабля была заделана пластырем, изготовленным молодыми руками Исаичева.

Только теперь появилась надежда на откачку воды из затопленных трюмов.

Помпы «Красина» выбрасывали до тысячи тонн воды в час.

Люди работали круглые сутки, отказываясь от еды и забывая о сне. Исаичев ходил с осунувшимся лицом, он еле двигал ногами.

А Кудзделько, а матерый водолаз Желудев, а человек палубной команды Филиппов и другие люди советского ледокола с беспокойством следили за откачкой воды из трюмов «Монте-Сервантеса».

— Отсеки не освобождаются от воды, — разводил руками боцман Кудзделько, докладывая старпому Павлу Акимовичу.

Пономарев проверил работу помп, велел проследить, не пропускает ли воду только что поставленный пластырь, и, когда все оказалось в порядке, отправился к капитану немецкого корабля.

— На вашем корабле должна быть вторая пробоина.

Немец был удивлен заявлением красинского старпома. Он пожал плечами и позволил себе намекнуть, что если вода не откачивается из отсеков, то не потому ли, что в пластыре есть дефект?

Пономарев настаивал на своем. Он был уверен в пластыре и не сомневался в качестве помп.

— Ваше судно имеет где-нибудь еще пробоину, о которой никто не знает, — твердил Павел Акимович.

Немец морщился, пробовал рассмеяться и наконец объявил красинскому старпому, что «ничего не имеет против нового осмотра бортов парохода».

Водолаз Желудев спустился в мутно-зеленую воду и ощупывал, осматривал левый борт немецкого корабля. Пономарев дожидался Желудева на шлюпке.

— Есть! — закричал Желудев, вылезая из скафандра.

— Что есть?

Желудев жадно глотал свежий воздух. На его огромных растрепанных усах висели капельки пота.

— Пробило его и с левого, — заметил усач.

Левая пробоина «Монте-Сервантеса» расстроила пассажиров туристского корабля. В дансинге было совсем немного народу.

Люди нервничали, ходили по променаддеку и громогласно обсуждали событие.

На «Красине» шло обсуждение печального открытия водолаза.

Старпом «Красина» вопросительно смотрел на своего капитана.

— Так как же быть, Карл Павлович? Нужно железо!

— Да ведь где взять, если нет его?..

— Железо нужно, — упорствовал Пономарев, — без железа не обойтись… Сами знаете… Я думаю, если поискать на корабле, то что-нибудь выкроить можно.

Пономарев хитро улыбнулся.

Эгги, как будто речь шла о пустяке, пожал плечами и будто невзначай заметил:

— Пробуйте, товарищ старпом. Пробуйте… Себя жалеть нам теперь не приходится…

Старпом, поднимая глаза на капитана, нерешительно говорил:

— Если, скажем, лист, другой или третий… оторвать от палубы в машинном…

Капитан махнул рукой.