«Красин» во льдах - Эмилий Миндлин

Шлюпки подошли к пристани. Человек тридцать красинцев вышли на берег.

Балалаечники и гитаристы выступили вперед. Остальные следовали за музыкантами. Оркестр остановился у входа в столовую. Двери распахнулись, и красинцы вошли в помещение.

Длинные столы были уже накрыты. Сотни полторы служащих и рабочих «Ню-Олесунн-Куль-Компани» встретили красинцев. Десятка полтора женщин стояли у стен.

Когда гости и хозяева закусили, балалаечники впервые тронули струны.

Еще никогда в Ню-Олесунне не было такого веселья. Неожиданно музыка прекратилась. Громадный Кисе взгромоздился на стул.

Минуту внимания! Он, инженер Кисс, желает доставить маленькое удовольствие дорогим гостям и всем собравшимся. В отступление от обычных правил, он с удовольствием продемонстрирует сейчас американский ковбойский фильм и притом совершенно бесплатно!

Кинобудка была устроена в глубине зала. Кисс спустил подвешенный к потолку экран, служанки закрыли ставни, инженер забрался в будку и принялся вертеть ручку киноаппарата.

Едва первые кадры фильма промелькнули на экране, в зале пронесся гул и послышались замечания. Однако вскоре все стихло: присутствие гостей сдерживало публику.

Стала понятна странная щедрость Кисса!

Каждый ню-олесуннец уже видел эту картину по нескольку раз. Она больше не может принести Киссу никакого дохода.

Впрочем, один человек смотрел фильм с нескрываемым удовольствием. Это был Гиальмар Нойс. Он уже много-много лет не видел ни одного кинофильма! Теперь, после многолетней разлуки с семьей, он решил съездить ненадолго в Тромсё.

Ненадолго, ибо надо спешить обратно, пока льды не преградили путь кораблям на Шпицберген!

Ведь еще ни мало ни много — двенадцать лет он собирался прожить арктическим Робинзоном на Норд-Остланде!

После фильма начались танцы. Прошло не более часа, и гудок корабля прекратил веселье. Музыканты поднялись. Гости стали прощаться с хозяевами. На шлюпках мы поплыли к нашему кораблю. Гребцы веслами отталкивались от айсбергов. Туман разжижался.

В три часа утра 25 июля ледокол покидал Шпицберген.

В Ню-Олесунне на берегу Кингсбея оставались Чухновский и его товарищи.

Они стояли с поднятыми руками, глядя вслед уходившему большому черному кораблю с двумя желтыми трубами, на которых алели советские звезды…

Спасение корабля «Монте-Сервантес»

Океан был голубой, акварельный. Блестело небо, лишь кое-где тронутое ватой перистых облаков. Сверкали глетчеры и снежные вершины гор.

По левому борту тянулся остров Форелянд с его острыми, окутанными снегами вершинами.

Мы только недавно встали из-за стола в кают-компании.

В тринадцать часов пятьдесят пять минут в радиорубке дежурный радист принимал весть с большого океанского парохода «Монте-Сервантес».

Пароход вез туристов. Их было тысяча пятьсот человек. Они выехали из Гамбурга, чтобы посмотреть южные берега Шпицбергена и встретиться с «Красиным».

Обычно туристские пароходы доходили до кромки льда и поворачивали обратно. Кроме полутора тысяч пассажиров, на пароходе было триста человек команды. «Монте-Сервантес» шел в тумане и наскочил на льдину, пробившую борт парохода. С пробоиной, через которую вода полилась в трюмы, он укрылся в глубоком заливе Решершбее. Нижние трюмы судна уже были залиты водой. Пароход медленно погружался в воду.

Капитан «Монте-Сервантеса» сообщал, что судно в состоянии продержаться на воде не более шестнадцати часов…

Снова знакомый отчаянный призыв в океане: «Спасите наши души! SOS! SOS! SOS!»

Все, что с нами происходило, было похоже на кинофильм.

Если бы нам показали его на экране, мы сказали бы, что он перегружен неправдоподобными приключениями.

Преждевременно красинцы прощались с берегами Шпицбергена.

Капитану принесли из радиорубки желтый бланк, исписанный карандашом радиста. Он прочитал радиограмму и молча передал ее Пономареву.

— Им нужны водолазы, Карл Павлович, — сказал старпом, прочитав радиограмму с борта «Монте-Сервантеса».

— В каком состоянии водолазный аппарат?

— Сейчас отдам распоряжение готовить.

Пономарев был невозмутим, как всегда.

Капитан пожал плечами:

— Поразительно все-таки… Отправляться к берегам Шпицбергена, имея на борту тысячу восемьсот человек, и не предусмотреть водолаза!

— Видимо, придется класть пластырь.

— Капитан «Монте-Сервантеса» доносит, что форпик и трюм номер один заполнены водой… Неизвестно, какой еще пластырь поможет…

Эгги, ворча, поднялся на командирский мостик.

Восемь часов «Красин» шел полным ходом к месту аварии «Монте-Сервантеса».

В солнечную полночь мы входили в Решершбей.

На ослепительно синем фоне исполинского глетчера цвел красными полосками на белых огромных трубах печальный «Монте-Сервантес». Он накренился на правый борт. Нос его был зарыт в воду. Деки, верхние палубы, мостики и спасательные шлюпки «Монте-Сервантеса» переполнены людьми. При появлении «Красина» на «Монте-Сервантесе» раздалось тысячеголосое «ура». Тысяча восемьсот человек, толпясь на тонущем корабле, рукоплескали.

Берега Шпицбергена еще никогда не слыхали подобных аплодисментов.

* * *

Восемь дней в глубине бухты, на юго-западном берегу Вест-Шпицбергена, у подножия синих глетчеров, стояли борт о борт спасаемый «Монте-Сервантес» и спасающий «Красин». Капитан «Монте-Сервантеса» крутил пухлыми пальцами золотую пуговицу своей двубортной форменной куртки и говорил командиру «Красина»:

— Пробоина под ватерлинией. Трюм номер один залит. Так же залиты два носовых отсека. Цемента на корабле нет. Железных листов нет. Можете ли вы нам помочь?

Эгги задумался:

— Листы железа? Черт возьми, есть ли у нас листы железа, Павел Акимович?

Тогда Павел Акимович, переведя взор с немецкого капитана на Эгги, пожал плечами и равнодушно сказал:

— Если надо, значит найдется.

Он вышел из каюты, где командир принимал немецкого капитана.

На палубе Пономарев сложил рупором руки и привычно крикнул:

— Кудзделько!..

* * *

По соседству с «Красиным» высилась накренившаяся громада «Монте-Сервантеса», плавучий отель туристов, многоэтажное сооружение, с его мягкими каютами, кафе, ресторанами, барами, дансингами и белыми променаддеками, по которым ходили люди. Три недели назад они собрались в порту города Гамбурга, чтобы на туристском пароходе совершить эксцентрический рейс до кромки полярного льда. На «Монте-Сервантесе» говорили на двадцати языках.