Реальный социализм - Николай Старилов

3. Интернационализм

Нужно избавиться от старого плоского понимания „интернационализма“ навязанного нам государственным капитализмом. Действительный интернационализм это не поцелуи с китайцами или африканцами на аэродроме, и даже не строительство предприятий, хотя бы потому что больше и лучше строят западные монополии.

Интернационализм — это тенденция. Интернационализм это взаимообогащение, взаимопроникновение.

При капитализме тоже есть и взаимообогащение и взаимопроникновение, но превалирует нивелировка, стандартизация под один эталон (европейский или американо-европейский) — это легко заметить даже по манере одеваться. Эта превалирующая и частно-капиталистическая и государственно-капиталистическая тенденция стандартизации закономерно встречается со все более усиливающейся встречной тенденцией, вызванной этой стандартизацией — растущим национализмом.

Для того, чтобы начать объединяться, нужно предварительно как следует размежеваться. Не нужно ожидать, что сразу после свершения социалистической революции народы „сольются в братском поцелуе“ — прежде чем привести к позитивным результатам и, прежде всего, вначале — пересилить тенденцию к национализму, тенденции к интернационализму понадобится время и поначалу она приведет, как это ни парадоксально на первый взгляд — к национальному самоопределению, которое в большинстве случаев, вероятно, закончится политическим, государственным отделением. Это особенно важно для такой страны как Россия и надо быть готовыми к этому.

Если учесть, что социалистическая революция победит сначала в одной или нескольких странах, а большая часть мира останется еще капиталистической, то станет ясно — этот процесс, прежде чем даст первые, едва заметные результаты, займет десятилетия и потребует поколений.

Как переход к коммунистическому обществу, так и взаимопроникновение и взаимообогащение наций, потребуют столетий, причем интернационализм, то есть процесс истинного возникновения и становления человечества есть процесс более длительный, чем экономическое построение коммунизма.

Часть 2

Экономика

1. Социализм и товарно-денежные отношения

К. Марко и Ф. Энгельс отнюдь не были столь наивны, чтобы не понимать, что общество, только что вышедшее из недр капитализма, не сможет обойтись без обмена между ассоциациями, без обмена между ассоциациями и обществом и без обмена между ассоциациями и обществом с одной стороны и индивидуумами с другой, также как совершенно ясно, что по Марксу и Энгельсу (а главное, конечно, потому что это действительно так) социализм не может иметь товарный характер, коль скоро нет обмена между производителями — частными собственниками средств производства, извлекающими прибавочную стоимость, а рабочая сила перестает быть товаром. „В обществе, основанном на началах коллективизма, на общем владении средствами производства, производители не обменивают своих продуктов; столь же мало труд, затраченный на производство продуктов, проявляется здесь как стоимость этих продуктов, как некое присущее им вещественное свойство, потому что теперь, в противоположность капиталистическому обществу, индивидуальный труд уже не окольным путем, а непосредственно существует как составная часть совокупного труда. Выражение „трудовой доход“, неприемлемое и в настоящее время из-за своей двусмысленности, теряет таким образом всякий смысл.

Мы имеем здесь дело не с таким коммунистическим обществом, которое развилось на своей собственной основе, а, напротив, с таким, которое только что выходит как раз из капиталистического общества и которое поэтому во всех отношениях, в экономическом, нравственном и умственном, сохраняет еще родимые пятна старого общества, из недр которого оно вышло. Соответственно этому каждый отдельный производитель получает обратно от общества за всеми вычетами ровно столько, сколько сам дает ему. То, что он дал обществу, составляет его индивидуальный трудовой пай, например, общественный рабочий день представляет собой сумму индивидуальных рабочих часов; индивидуальное рабочее время каждого отдельного производителя — это доставленная им часть общественного рабочего дня, его доля в нем. Он получает от общества квитанцию в том, что им доставлено такое-то количество труда (за вычетом его труда в пользу общественных фондов), и по этой квитанции он получает из общественных запасов такое количество предметов потребления, на которое затрачено столько же труда. То же самое количество труда, которое он отдал обществу в одной форме, он получает обратно в другой форме. Здесь, очевидно, господствует тот же принцип, который регулирует обмен товаров, поскольку последний есть обмен равных стоимостей. Содержание и форма здесь изменились, потому что при изменившихся обстоятельствах никто не может дать ничего, кроме своего труда, и потому что, с другой стороны, в собственность отдельных лиц не может перейти ничто, кроме индивидуальных предметов потребления. Но что карается распределения последних между отдельными производителями, тоьзлесь господствует тот же принцип что и при обмене товарными эквивалентами: известное количество труда в одной форме обменивается на равное количество труда в другой. Поэтому равное право здесь по принципу все еще является правом буржуазным, хотя принцип и практика здесь уже не противоречат друг другу, тогда как в товарообмене обмен эквивалентов существует лишь в среднем, а не в каждом отдельном случае.

Несмотря на этот прогресс, это равное право в одном отношении все еще ограничено буржуазными рамками. Право производителей пропорционально доставляемому ими труду; равенство состоит в том, что измерение производится равной мерой — трудом.

Но один человек физически или умственно превосходит другого и, стало быть, доставляет за то же время большее количество труда или же способен работать дольше; а труд, для того, чтобы он мог служить мерой, должен быть определен по длительности или по интенсивности, иначе он перестал бы быть мерой. Это равное право есть неравное право для неравного труда. Оно не признает никаких классовых различий, потому что каждый является только рабочим, как и все другие; но оно молчаливо признает неравную индивидуальную одаренность, а следовательно, и неравную работоспособность естественными привилегиями. Поэтому оно по своему содержанию есть право неравенства, как всякое право. По своей природе право может состоять лишь в применении равной меры; но неравные индивиды (а они не были бы различными индивидами, если бы не были неравными) могут быть измеряемы одной и той же мерой лишь постольку, поскольку их рассматривают под одним углом зрения, берут только с одной определенной стороны, как в данном, например, случае, где их рассматривают только как рабочих и ничего более в них не видят, отвлекаются от всего остального. Далее: один рабочий женат, другой нет, у одного больше детей, у другого меньше, и так далее. При равном труде и, следовательно при равном участии в общественном потребительном фонде один получит на самом деле больше, чем другой, окажется богаче другого и тому подобное. Чтобы избежать всего этого, право, вместо того чтобы быть равным, должно быть неравным.

Но эти недостатки неизбежны в первой фазе коммунистического общества, в том его виде, как оно выходит после долгих мук родов из капиталистического общества. Право никогда не может быть, чем экономический строй и обусловленное им культурное развитие общества“.

На высшей фазе коммунистического общества, после того, как исчезнет порабощающее человека подчинение его разделению труда; когда исчезнет вместе с этим противоположность умственного и физического труда; когда труд перестанет быть только средством для жизни, а станет сам первой потребностью жизни; когда вместе со всесторонним развитием индивидов вырастут и производительные силы и все источники общественного богатства польются полным потоком, лишь тогда можно будет совершенно преодолеть узкий горизонт буржуазного права, и общество сможет написать на своем знамени: Каждый по способностям, каждому по потребностям!» «… ни одно общество не может сохранить надолго власть над своим собственным производством и контроль над социальными последствиями своего процесса производства, если оно не уничтожит обмена между отдельными лицами». «Итак, если предположить, что все члены общества являются непосредственными работниками, то обмен равными количествами рабочих часов возможен лишь при условии предварительного соглашения насчет числа часов, которые следует употребить на материальное производство. Но такое соглашение есть отрицание индивидуального обмена». «…либо желать прогресса без анархии, — и тогда необходимо отказаться от индивидуального обмена для того, чтобы сохранить производительные силы».