Без Поводыря - Андрей Дай

Писали Великие князья Александр с Владимиром. Саша — не реже послания в три недели. Даже из Мюнхена депеши приходили. Я даже уже подумывать стал, чтоб почтовые марки начать коллекционировать. В России они недавно стали применяться. Раньше‑то в стоимость конверта и оплата пересылки включалась. А теперь и свои марки появились. Причем, их в любой губернии дозволяется печатать, так же как и каждое маломальское княжество свои рисовали. Учитывая географию моей корреспонденции, у меня очень быстро должна была вся «карта» Европы собраться.

Володя реже. Елена Павловна сообщала, что третий царский сын теперь с Александром Вторым в ставке русской армии, где‑то у границ с Австрией. И судя по приходящим оттуда новостям, царевичу попросту некогда. Он там большой политической игрой занимался.

Третьего июля пруссы наголову разгромили австрийцев близ местечка Кёнеггрец. Многим австрийцам удалось‑таки отойти за Эльбу, их армия была еще вполне боеспособна, хоть и потеряла более двадцати двух тысяч убитыми и ранеными, а девятнадцать тысяч — попали в плен.

Генерал фон Бенедек спешно отступал в сторону Вены, но, к огромному удивлению независимых наблюдателей, Мольтке не торопился преследовать и добивать остатки имперцев. Пруссы простояли на месте лагерем чуть ли не трое суток, и лишь потом, спокойно и планомерно, Первая и Эльбская армии двинулись к столице Австрии, а вторая на Ольмюц. Тринадцатого Августа фон Бенедека на посту командующего австрийской армией сменил эрцгерцог Альбрехт, решивший взять реванш на подступах к Вене и Пресбургу. Однако пруссы снова остановились. С востока пришли неожиданные, ни для одной из сторон конфликта, новости. Русские вводят войска в Галицию! Без объявления войны и оставляя на местах австрийских чиновников и полицейских.

Ни в шатре короля Пруссии Вильгельма, ни в рабочем кабинете императора Австрии Франца–Иосифа ничего не понимали, и не знали, как на это следует реагировать. Русский посланник в готовящейся к осаде столице империи ситуацию прояснить отказался, сославшись на отсутствие связи с Санкт–Петербургом. Фельдъегеря доставили главам воюющих государств послания Александра Второго с заверениями в самых мирных намерениях, направленных исключительно на поддержание должного порядка и противодействия сепаратистским настроениям, только сутки спустя. Дальнейшими своими планами проявивший прямо‑таки византийское коварство русский царь не делился, но и без этого всем было понятно, что частная, внитригерманская свара вдруг выплеснулась в Большую Европу, и пути назад уже нет.

Бисмарку пришлось окончательно распрощаться со своими планами по превращению грозного южного конкурента в послушного союзника, во время королевского совета, когда из лагеря наступающих пруссов уже можно было разглядеть предмостные укрепления австрийцев в хорошую подзорную трубу. Генералы и прусский король были решительно настроены смести с шахматной доски последний заслон и войти на улицы старого города. Тут же вдруг выяснилось, что не только канцлер умеет грамотно «подбрасывать» нужные документы. В ответ на слова первого министра, умоляющего Вильгельма оставить Вену в покое, Мольтке молча, положил на стол карту, на которой были нанесены планы по захвату столицы Австрийской империи силами отдельного кавалерийского корпуса Русской Императорской армии под командованием знаменитого «льва Ташкента» — генерал–лейтенанта Черняева. А так же телеграфную депешу от шпионов «присматривавших» за летними лагерями русских, из которой явствовало, что уже четвертого июля, Черняев снялся с места. И четырьмя колоннами двинул корпус — чуть меньше тридцати тысяч сабель с внушительной артиллерийской поддержкой — на запад.

— Замолчите, Отто, — нахмурил брови Вильгельм. — Мы не можем позволить им украсть нашу победу. Мольтке? Вы слышите? Мы должны быть на Рингштрассе первыми!

Военным требовалось пышное окончание успешной военной компании. Признание их заслуг. Триумф. О том, как парад по тысячелетним улицам Вены отразится на международной политике, они не думали. Об этом размышлял Отто фон Бисмарк фон Шёнхаузен, и ему было заранее страшно. Но самое ужасное было то, что они — пруссы, как марионетки, должны были идти в неведомое, послушные воле умелого и совершенно циничного поводыря.

Канцлер самого сильного германского королевства мог бы утешиться, знай, что не для него одного в тот день обрушился мир. Вся политика, все расчеты и резоны Императора Франции, Наполеона Третего, были основаны на вероятности поражения Пруссии в этой войне. Тогда он мог бы, одной лишь угрозой вступить в войну на стороне Берлина, спасти королевство от окончательного крушения, и, в итоге, получить вожделенный приз — присоединение Люксембурга и Бельгии. Теперь же, после Кёниггреца и особенно — захвата Вены, в Версале сомневались. Не будь в Галиции русских, прямо заявлявших о своих симпатиях скорее Берлину чем Вене, все было бы куда проще. Довольно было бы объявить вооруженное мирное посредничество, и принудить обе стороны к выгодному Франции миру. По ходу движения прикормить Италию, Венецией, указать на место зарвавшейся Пруссии, и получить преференции. Хотя бы хоть что‑то вдоль Рейна…

Никто не посмел бы возражать. В Европе же живут цивилизованные люди, и хорошо понимают язык силы. А вот на Санкт–Петербург такие доводы не действуют. Там и солдат считают совершенно по–другому. Обе, и Австрийская и Прусская армии, вместе взятые, не составляли и половины от кадровых войск Российской Империи. Александру вторжение стопятидесятитысячной группы войск в восточные области Австрии даже не слишком обошлось. В бюджете на 1866 год были предусмотрены большие маневры…

Конечно, в Восточной войне армия русского императора показала себя не лучшим образом. Но теперь, десять лет спустя, в европейских столицах уже прекрасно знали, сколько сил и средств вкладывается в перевооружение и реорганизацию этой миллионной орды. И как быстро русские строят железные дороги, для ее скорейшей переброски.

Ах какой изощренное, варварское коварство! Русские захватили изрядный кусок Австрии, не сделав ни единого выстрела. И, Наполеон в этом не сомневался, уже вряд ли оттуда уйдут. Вена окончательно рассорилась с Берлином. Пруссия оказалась перед лицом разгневанного «обманом» Парижа совершенно одна.

В конце июля начались переговоры о мире. Сначала — между Австрией и Пруссией. Потом, в августе, к ним, практически явочным порядком, присоединились представители Италии, Франции и России. Чуть позже, когда в Форин–офисе убедились, что пруссы вынуждены держать в Австрии гарнизоны, казна Берлина стремительно пустеет, а конца переговорам не видно, в Шёнбрунн прибыл и англичанин. Тем более что ему было, что обсудить с вице–канцлером Горчаковым. Лондон серьезно беспокоили военные успехи цесаревича в Средней Азии.

Тем более что именно в июле 1866 года либерала, и вообще — склонного находить компромиссы, Джорджа Вильерса, 4–го графа Кладерона, на посту министра иностранных дел Великобритании сменил консерватор Эдуард Генри Стэнли, 15–й граф Дерби, занимавший прежде пост министра по делам Индии. Если еще учесть жесткий подход консерваторов к вопросу безопасности «Жемчужины Английской короны» всей консервативной партии, прежнюю службу, где традиционно нервно относились к русским, и влияние известного своей радикальностью отца — премьер–министра страны, выходило, что князю Горчакову предстояла настоящая битва.

И на поддержку Франции вице–канцлер Российской империи тоже не мог рассчитывать. После Кённегреца и Вены, Париж просто обязан был встать на сторону проигравшего. Хотя бы уже потому, что с победителей требовать каких‑либо территориальных уступок было бы, по меньшей мере — странно. Вопрос с Венецией повис в воздухе. Тем более что дважды битая — и на суше и на море — Италия не смогла даже оккупировать земли, в которых была так заинтересована.

Русские презирали Австрию, и на переговорах целиком и полностью поддерживали претензии Бисмарка. Канцлер страны–победительницы, решил — раз теперь на южного соседа в качестве возможного союзника рассчитывать не приходится — поправить за счет Вены шаткое финансовое положение Пруссии. Поддержка Горчакова — этого, по мнению Бисмарка — дракона в человеческом обличье, играла Берлину на руку, но там не забыли кто именно обрушил все их планы! Размолвки еще не было. Оба «железных канцлера» продолжали ласково улыбаться друг другу. Только, так сказать — в кулуарах, каждый вел свою игру. Обе стороны имели чуть ли не противоположный взгляд на вопрос прусской аннексии северогерманских государств.

Австрия молчала, не имея ни военных, ни моральных прав требовать чего‑либо. В Богемии и большей части коронных земель стояли Прусские гарнизоны. В Венгрии активизировались сепаратисты, подстрекаемые Берлином. В Галиции — полки князя Барятынского. Назначенный в мрачные дни после Кёнеггреца министром иностранных дел и первым советником императора Франца–Иосифа, граф Фердинанд фон Бойст — один из опытнейших дипломатов Европы, больше занимался урегулированием «Венгерского» вопроса, чем мирными переговорами. Его слишком серьезно никто и не воспринимал. Он даже не был подданным габсбургской империи, и прежде занимал пост премьер–министра Саксонии. Да он и сам не скрывал своей роли в этом общеевропейском фарсе — называл себя «государственной прачкой», позванной, дабы она отстирала грязное белье униженной империи.