Вечное движение (О жизни и о себе) - Николай Дубинин

Н. В. Цицин возглавил разработку мичуринского наследства, положив в основу своей деятельности метод отдаленной гибридизации. Т. Д. Лысенко третировал этот метод. Вполне понятно, что научные тенденции Цицина и Лысенко столкнулись. Цицин не уступил существа мичуринского учения, и Лысенко немедленно занес его в список своих врагов.

Н. В. Цицин активно участвовал в борьбе против ошибок Т. Д. Лысенко. Некоторые ученые-генетики полагают, что устранение ошибок в биологии это их персональная заслуга. Дело гораздо сложнее. В этот процесс был вовлечен весь фронт нашей идеологии, культуры, науки, сельского хозяйства и медицины. Постепенный поворот всех этих сил привел к ликвидации монополизма Т. Д. Лысенко.

Сам Н. В. Цицин - это обаятельный человек. Я познакомился с ним на дискуссии 1936 года, подошел к нему и спросил, почему он не критикует Т. Д. Лысенко.

- Видите ли,- ответил Цицин,- научные споры были, они остаются и еще будут в дальнейшем, а сельское хозяйство надо улучшать, и тут многое зависит от Лысенко.

Постепенно мы подружились с Н. В. Цициным, он был всегда приветлив. Его помощь сыграла большую роль в 1955 году, когда создание лаборатории радиационной генетики ознаменовало собою возрождение научной генетики в нашей стране. Эта лаборатория ряд лет пользовалась рабочими помещениями, которые ей предоставлял Н. В. Цицин. Своими исследованиями по отдаленной гибридизации у зерновых он вписал новые страницы в генетику и селекцию пшеницы. В личном обращении он очень добр и заботлив. Однако не обольщайтесь его приветливой улыбкой и дружеским похлопыванием по плечу. Когда что-нибудь затрагивает интересы его дела, его черты лица сужаются и приобретают твердость антрацита, он вскидывает голову, и сбить его невозможно. Наверное, не будь у него этой волевой складки, он бы не довел в назначенный срок дело по открытию Всесоюзной сельскохозяйственной выставки в 1939 году, не создал бы громадный, замечательный ботанический сад Москвы и не руководил бы большим академическим хозяйством "Снигири". В 1968 году ему присвоено звание Героя Социалистического Труда.

Мое настроение после дискуссии 1939 года было хорошим, так как дорога для исследований по генетике оставалась широко открытой. Помня заказ редакции журнала "Под знаменем марксизма" на статью о И. В. Мичурине, я энергично взялся за новое, подробное изучение его трудов. О личности И. В. Мичурина много рассказали Н. Н. Соколов и И. Е. Трофимов - сотрудники отдела генетики. Н. К. Кольцов интересовался работами И. В. Мичурина и послал к нему на практику этих двух своих аспирантов. Они прожили в Мичуринске три месяца, собрали цитологический материал по гибридам плодовых и много раз в рабочей обстановке встречались с И. В. Мичуриным.

Работа над статьей длилась полгода. Мне казалось, что она удалась. Я старался показать величие И. В. Мичурина как общественного деятеля, выразившего дух новой, советской России, и сущность тех его фундаментальных работ, которые обогатили генетику. По ряду вопросов в статье были и критические замечания. Основным выводом статьи гласил тезис, что не может существовать особой, мичуринской генетики, противопоставляемой классической генетике как ныне существующей науке. Есть единая материалистическая наука - генетика, изучающая законы наследственности и изменчивости организмов, частью этой науки являются реальные достижения И. В. Мичурина. Статья вызвала интерес у ряда членов редколлегии и получила от некоторых из них самые лестные отзывы. Однако дело затормозилось. Эта статья попала к И. И. Презенту, который поднял страшный шум. Редколлегия журнала отступила, и мне был прислан отказ.

В своем ответе в редакцию я писал, что оставляю за собой право реабилитации моего труда.

Надо сказать, что долго мне пришлось добиваться реабилитации своей работы о И. В. Мичурине - ровно 27 лет. К этому времени журнал "Под знаменем марксизма" стал называться "Вопросы философии". Он и поместил мою статью о И. В. Мичурине в 1966 году. В том же году в издательстве "Просвещение" была напечатана моя книга "Теоретические основы и методы работ И. В. Мичурина". Ядром этих работ была статья, написанная в 1939 году.

В 1939 году над генетическим отделом Института цитологии, гистологии и эмбриологии нависла угроза.

В институте работала комиссия президиума Академии наук во главе с А. Н. Бахом. В составе комиссии был Т. Д. Лысенко, который упорно молчал и никаких вопросов не задавал. В. В. Хвостова, обращаясь к А. Н. Баху, взволнованно спрашивала: неужели же работы отдела генетики неинтересны? На все ее вопросы А. Н. Бах трогал свою седую, длинную бороду и говорил:

- Успокойтесь, деточка! Успокойтесь, деточка!

О наших работах комиссия нам ничего не сказала. Но уже и в этом было осуждение. Стало ясно, что институт под руководством Г. К. Хрущова будет далек от проблем генетики.

Тревога о будущем отдела генетики, который к этому времени стал называться цитогенетической лабораторией, и о том, в какой мере правильно будет организована работа института в целом, который именно в проблеме наследственности завоевал себе имя в советской и в мировой науке, заставила меня обратиться в президиум АН СССР со специальным письмом. В этом письме говорилось о необходимости развития в институте работ по генетике и эволюции. Текст этого документа в 1940 году я лично вручил В. Л. Комарову. Беседа с ним не осталась безрезультатной: лаборатория цитогенетики была сохранена.

2 декабря 1940 года в Ленинграде от кровоизлияния в мозг в возрасте 68 лет скончался Н. К. Кольцов. Его жена М. П. Кольцова всегда говорила (я слышал от нее об этом много раз), что она после смерти Николая Константиновича жить не будет. И действительно, в ночь после кончины Н. К. Кольцова умерла М. П. Кольцова. Два гроба привезли в Москву в институт, на Воронцово поле, 6. Стояла жестокая стужа. Конференц-зал института был заполнен людьми. Мне пришлось открыть траурный митинг и сказать прощальное слово. Я говорил о великой любви, которая осенила своим бессмертным крылом две жизни, и вот теперь эти два гроба стоят здесь в этом зале на одном постаменте. Великая любовь теперь уже смотрела на нас глазами не разлучившей их смерти. Так же велика была любовь Н. К. Кольцова к науке. Своей научной деятельностью Н. К. Кольцов создал себе вечный, нерукотворный памятник.

На траурных машинах мы все поехали на Немецкое кладбище и долго стояли у свежей могилы, в которой, как в последнем прибежище, смерть навсегда соединила Николая Константиновича Кольцова и Марию Полиевктовну Садовникову-Кольцову.

В 1940 году весною последний раз я видел Н. И. Вавилова. Он позвонил мне по телефону и просил прийти на заседание президиума Академии наук СССР. Заседание состоялось под председательством В. Л. Комарова. Н. И. Вавилов сидел за боковым столом президиума, справа от себя он попросил сесть А. Р. Жебрака, а слева - меня. В. Л. Комаров мягко, видимо сам страдая, говорил о необходимости ответить на те нападки на генетику, которые уже стали обычными. Н. И. Вавилов отвечал резко, взволнованно, заявляя, что все эти нападки необъективны.

- Истинная наука генетика,- говорил он,- это та генетика, которая нужна нашей стране, это и есть классическое направление, созданное бесчисленными трудами советских ученых и ученых всего мира, которое сейчас несправедливо обвиняется во всех смертных грехах...

Втроем, Н. И. Вавилов, я и А. Р. Жебрак, вышли из зала заседаний. Николай Иванович был вне себя, он метался по дороге от Нескучного дворца до Большой Калужской улицы. Полы его серого легкого пальто развевались, как крылья. Словно раненый большой, добрый и безумный слон, он почти кричал. А. Р. Жебрак и я всячески успокаивали его. Он с глубоким чувством попрощался с нами. Думал ли я, что это была наша последняя встреча, что больше я никогда не увижу незабываемое, чудное, уже утомленное лицо Н. И. Вавилова!

Глава 11

В ГОДЫ ВОЙНЫ

Советские ученые отдают все знания и силы на помощь фронту.- Удар по "непобедимым" под Москвой.- Полтора года жизни и работы в Алма-Ате.Экспериментальная полиплоидия у сахарной свеклы.- Исследования по эволюции хромосом.- Содружество с Г. Г. Тиняковым.- Последние дни войны.На подступах к новым открытиям.

...Война встала на наших западных границах и ждала своего часа. Этот час пробил, когда наступил рассвет 22 июня 1941 года. Началась Великая Отечественная война.

Все сместилось со своих мест, все стало измеряться новыми мерами. О эти первые, страшные, мучительные месяцы отступления нашей армии! Тоска рвала сердце, казалось, надвигается что-то нестерпимое, черное, непереносимое. Затем первые удары советских войск под Ельней и под Смоленском, словно первые реальные зарницы большой надежды. И все же гитлеровцы докатились до подступов к Москве...

В этих трудных условиях Советская страна не забыла своих ученых и берегла их. Множество научных учреждений были эвакуированы из Москвы и Ленинграда в глубокие тылы страны, чтобы лучше мобилизовать ее ресурсы на борьбу с врагом и чтобы ученые могли продолжать свои исследования по фундаментальным проблемам науки, думая о будущем Родины. Те, кто еще оставался в прифронтовых городах, помогали этой борьбе чем могли.