Императрица - Перл Бак

Мать императрица, собравшаяся на свою ежедневную прогулку по стрельбищам, остановилась на пороге тронной комнаты. Фрейлины немедленно окружили ее ярко расцвеченным полукругом. Принц Гун был единственным мужчиной, с которым правительница разговаривала лицом к лицу: по закону, брат покойного императора считался ее родичем, пусть даже молодым и красивым, и такая их беседа не нарушала обычая. Но все-таки Цыси почувствовала досаду. Сегодня принц Гун пришел, когда она его не вызывала, а это было прегрешением. Никто не должен позволять себе такого.

Высочайшая стояла, гася гнев, внезапно вспыхнувший в ее груди. Затем, изящно и величаво, она повернулась и прошествовала на середину комнаты, где на невысоком помосте стоял маленький трон. Там она села, приняв обычную позу императрицы: ее руки слегка сцепились на коленях, и широкие рукава покрывали их. Цыси подождала, пока принц приблизится, и ей снова не понравилось, что после поклона он без приглашения опустился на стул по ее правую руку. Высочайшая не произнесла ни слова в порицание, однако остановила на сановнике пронзительный взгляд своих огромных темных глаз. Нет, встречаться глазами с вельможей не подобало, и она приковала свой взгляд к зеленой нефритовой пуговице, застегивавшей халат на шее принца.

Сановник, однако, не стал ждать, пока императрица первая молвит слово. С обычной своей прямотой он заговорил о том, что его привело:

— Ваше высочество, я нарочно не беспокоил вас теми мелкими государственными делами, что мог решить за вас. Таким образом, каждый день я принимал курьеров с юга и получал известия о непрерывной войне, которую ведут императорские армии против мятежников.

— Я осведомлена об этой войне, — прервала Цыси. Ее голос был холоден. — Разве месяц назад я не приказала генералу Цзэн Гофэню напасть на мятежников и теснить их со всех сторон?

— Именно так он и поступил, — ответил принц Гун, не замечая гнева императрицы, — но затем мятежники отбросили его обратно. Пятнадцать дней назад они объявили, что наступают прямо на Шанхай, и переполошили всех тамошних богачей-торговцев, причем как китайцев, так и белых. Эти люди опасаются, что наши солдаты не смогут защитить город, и собирают собственное войско. И вот я послал за обоими генералами, чтобы узнать их стратегию.

— Вы слишком много на себя берете, — недовольно сказала Цыси.

Принц Гун изумился. До сего дня императрица всегда вела себя с ним любезно и с готовностью одобряла его действия. Да, действительно, всеми силами стараясь услужить Трону, он мало-помалу принял на себя огромную ответственность. К тому же правительница была все-таки женщиной, а принц считал, что никакой женщине не совладать с государственными делами и с той яростной войной, которая шла сейчас, потрясая самые основания страны. Мятежники разбредались по южным провинциям все шире и шире. Гибли большие и малые города, горели поля и деревни, и отовсюду люди бежали в смятении. Убитые исчислялись уже миллионами, но за долгие годы войны императорские солдаты так и не смогли покончить с мятежом, и теперь он разгорался повсюду, как лесной пожар. Принц Гун уже слышал, что небольшое шанхайское ополчение потеряло в сражении своего предводителя по фамилии Уорд. И теперь преемник погибшего, некий англичанин Гордон, собирался увеличить и укрепить свой отряд. Конечно, это было неплохо, однако еще один белый человек, американец, звавшийся Бургвайн, ревниво относился к Гордону и, поощряемый своими соотечественниками, стремился отобрать у того главенство. Но, по слухам, Бургвайн оказался авантюристом и негодяем, а Гордона знали как хорошего человека и испытанного солдата. Тем не менее, если Гордон сумеет подавить мятежников, не заявят ли англичане, что это их победа и за нее полагается вознаграждение? Тут речь шла не только о войне. Измученный неотступными заботами принц Гун послал за обоими императорскими генералами. Но лишь когда генералы Цзэн Гофэнь и Ли Хунчжан уже прибыли, вельможа спохватился, подумав, что сделанное может не понравиться Матери императрице. Сановник также не хотел признаваться себе, что в душе его поселилась ревность: он слышал, что Мать императрица теперь прежде всех просила совета у Жун Лу. Однако принц даже не осмеливался разузнать об этом у Ань Дэхая, поскольку главный евнух был известным союзником Матери императрицы и все поступки высочайшей в его глазах были правильными.

— Ваше высочество, — произнес принц, стараясь казаться смиренным, — если я обманулся, то я прошу вашего прощения и глубоко сожалею, ибо то, что я сделал, было сделано ради вас.

Цыси не понравилось это гордое извинение.

— Я не прощаю вас, — холодно сказала она своим красивым голосом, — и поэтому ваши извинения едва ли что-то значат.

Сановник недоумевал. Но гордость нашла на гордость. Принц Гун поднялся и почтительно поклонился.

— Высочайшая, я избавляю вас от своего присутствия. Простите, что осмелился явиться без вызова.

Он ушел, высоко подняв свою благородную голову. Цыси проводила вельможу задумчивым взглядом. Пусть уходит, этого человека всегда можно будет позвать обратно. Тем временем она сама посмотрит, что за известия поступили из южных провинций, и либо примет, либо отвергнет совет принца. До тех пор, пока она не будет знать все, чужое мнение оценить не сумеет. Поэтому императрица послала своего евнуха за Ань Дэхаем, и несколько минут спустя этот лежебока предстал перед ней с опухшими от сна глазами. Осев на колени, главный евнух положил голову себе на руки, чтобы не было видно его зевков.

— Вы вызовите завтра обоих генералов Цзэна и Ли в Зал аудиенций, — приказала императрица. — Сообщите принцу Гуну и Верховному советнику Жун Лу, что мне потребуется так же и их присутствие. Пригласите Восточную вдовствующую императрицу прийти на час раньше обычного. Нам предстоит заслушать вопросы огромной важности.

Императрица повернулась к Ли Ляньиню:

— Скажите Верховному советнику, что сегодня я не приду на стрельбище, и пусть он позаботится, чтобы черного скакуна, на котором ездит мой сын, зерном не кормили, а не то под уздой конь станет норовистым.

— Да, ваше высочество, — ответил евнух и отправился выполнять приказание.

Когда через несколько минут он вернулся, Цыси все еще сидела на троне, размышляя над словами принца Гуна. Ли Ляньинь поклонился.

— А что теперь, — спросила она, — почему меня снова беспокоят?

— Ваше высочество, молодой император плачет, потому что вас там нет и вы не видите его новое седло. Верховный советник умоляет почтенную прийти.

Цыси стремительно поднялась. Она не могла слышать, что ее ребенок плачет, и вместе со своими дамами поспешила на стрельбище. Там молодой император гордо восседал на своем вороном коне. Жун Лу стоял рядом, а его собственного, уже оседланного серебристо-серого арабского скакуна держал под уздцы евнух.

Как царственно красив был сын! Мать императрица остановилась, желая полюбоваться мальчиком, прежде чем тот ее заметит. Юный правитель сидел в своем новом кожаном седле песочного цвета, а оно лежало на черной войлочной попоне, расцвеченной яркою вышивкой. Короткие ножки наездника едва обхватывали широкую конскую спину, и только самые кончики бархатных сапожек касались золотых стремян. Его алый халатик был подвернут под сверкавший самоцветами пояс, и желтые парчовые рейтузы виднелись по самую талию. Над головкой, которую сейчас не покрывала императорская шапочка, торчали две косички, перевязанные жестким шнурком из красного шелка. Подняв к ученику свое красивое лицо, Жун Лу смотрел на ребенка с любовью и, слыша его высокий ликующий голосок, смеялся вместе с ним. Вдруг маленький император заметил мать.

— Моя мама! — закричал он. — Мама, ты только погляди, какое Жун Лу мне подарил седло!

Так императрице пришлось пойти, осмотреть седло и восхититься его многообразными достоинствами. Глаза высочайшей встретились с глазами Жун Лу и соединились в единой гордости и веселье. Затем, пока ребенок размахивал хлыстом, она вдруг тихо проговорила:

— Ты знаешь, что с юга прибыли оба генерала?

— Я слышал об этом, — сказал Жун Лу.

— Шанхайские торговцы собираются укрепить свое войско и поручают его новому иностранному военачальнику. Мудро ли допускать такое?

— Первая задача, — ответил он, — это покончить с мятежом. Иначе получается, что мы ведем две войны сразу — одну с мятежниками, а другую с белыми людьми. В этих клещах сожмет так, что нам не выжить. Подавите мятежников, используя всякое доступное средство, а затем, собравшись с силами, можно будет изгнать европейцев.

Цыси кивала и улыбалась, будто все это время думала о ребенке. Теперь он галопом скакал по полю. Жун Лу вскочил на своего коня и, нагнав мальчика, поскакал рядом. Императрица осталась стоять с фрейлинами, и ветер развевал длинный атласный халат голубого цвета, который она все еще носила в трауре по покойному императору. Не отрываясь, Цыси смотрела на этих двух своих любимых людей — на маленького храброго мальчика и на высокого сильного мужчину. Выпрямившись в седлах, они мягко покачивались на скаку. Мужчина повернул лицо к ребенку, готовый дать совет или в любой миг подхватить мальчика, если тот станет падать. Но юный наездник, высоко вскинув голову, уверенно смотрел вдаль, и его руки держали поводья удивительно умело.