Жертва - Марина Эльденберт

Он проделал все так быстро, что Энтони не успел удивиться или произнести хотя бы слово. Спаситель, несмотря на свою хрупкую фигуру, одним движением поставил его на ноги, закинул его руку себе на плечо.

— Тони, я вытащу тебя отсюда, но ты должен мне помочь. Не сопротивляйся, пожалуйста.

Услышав голос Кристи, Энтони на мгновение потерял дар речи, пытаясь побороть шок. А потом говорить было уже поздно, потому что перед ними разверзся Ад. Грохот первого взрыва, совсем рядом, оглушил, лишая возможности ориентироваться в пространстве. Их швырнуло на пол, в лицо полыхнуло жаром, но это было только начало.

Кристи снова вздернула его на ноги, перекидывая через плечо, и метнулась к выходу. Она двигалась с такой скоростью, что отследить ее передвижения Энтони не удалось бы даже в полном здравии. Все вокруг рушилось, как если бы они оказались в горячей точке или на минном поле. В кожу впивалась обжигающая металлическая стружка, дыхание прерывалось от сгорающего воздуха, наполненного дымом со специфическим запахом. Собственный хриплый кашель отозвался болью в груди. Звук шел словно сквозь сплошные стены изоляции, глухим гулом, а перед глазами все плыло, или, если быть точным, мелькало.

Они выбрались на улицу, но кошмар не прекратился. Теперь вместо обломков развалюхи комьями летела земля и осколки. Они будто попали под проливной дождь из битого стекла и искореженного металла, обрушившийся на них всей своей силой. Кристи прикрывала его собой по максимуму, защищая руками голову, но ноги и руки жгло, как будто их сунули в огонь. Энтони даже не сразу понял, что они остановились, успел только почувствовать, как стремительно слабеет Кристи. Попытался высвободиться, чтобы не быть обузой, но она все ещё держала крепко. Мысль мелькнула и ушла. Мысль о том, как хрупкой молодой женщине удалось вырваться из нашпигованного взрывчаткой дома и прорваться через несколько уровней осколочных снарядов, при том, что на ней балластом висел мужчина значительно крупнее её. Сморгнув пелену и выступившие от мерзкого дыма слезы, Энтони наконец-то увидел остановившуюся размытую реальность. И услышал несколько выстрелов, совсем рядом. Один за другим.

До трагических событий этой весны Энтони Хартман считал, что способен просчитать любое развитие событий. Что он умнее большинства и всегда сможет найти выход из любой ситуации. Что он способен справиться со всеми гадостями и препятствиями, которые подкинет ему жизнь. Выяснилось, что не всегда и не со всем. Он ничего не успел предпринять, когда здание пластами рушилось вниз, погребая его под собой, не сумел и сейчас.

Тот, кто сотворил это все, явно обладал каким-то зловещим чувством юмора, потому что Энтони повторно пережил кошмар, в котором побывал несколько месяцев назад. Говорят, что в стрессовых ситуациях у людей открываются необъяснимые с точки зрения науки силы, которые помогают им спасти близких или предотвратить неминуемое. Энтони никогда в это не верил и высмеивал тех, кто считал иначе. До настоящего момента.

Он понял, что стреляли в Кристи, услышал её крик и почувствовал, как она оседает вниз, увлекая его за собой. Только что он плавал в щадящем тумане, не в силах двигаться самостоятельно, и в мгновение ока картина прояснилась. Он увидел лежащую на земле Кристи и почувствовал под своими руками её кровь.

— Прости, — едва слышно прошептала она, и Энтони успел перехватить её взгляд до того, как она потеряла сознание. Это был взгляд человека, прощающегося с жизнью. Грудь обожгло огнем судорожного вздоха, но наверняка в боли не было и десятой части той, что почувствовала она. Время то ли замедлило бег, то ли остановилось, он слышал только сердцебиение: собственное, идущее изнутри, и её — слабое, замедляющее темп, ритмом отбивающее удары под его рукой.

— Твоя подружка слабее, чем я предполагал… — Уоллес не успел договорить, как они оба уже покатились на землю. Энтони успел приложить психа о развороченные пласты земли, с силой сжимая руки на его шее. Ублюдок явно готовился к совершенно иному исходу, поэтому Энтони смотрел в его глаза и видел искреннее недоумение. Он не знал, откуда в нем взялась эта сила: в человеке, который едва мог пошевелиться пару минут назад, но знал, что пойдет до конца и сжимал руки все сильнее.

Преимущество внезапности и выплеснувшегося в кровь адреналина, было недолгим. Сильный удар в шею заставил захлебнуться собственной болью, хватка ослабла. Энтони почувствовал вкус собственной крови, спазмы, спускающиеся вниз. Уоллес резким движением сбросил его руки и сильным ударом в лицо опрокинул навзничь. Вместе с болью вернулись и замедленная реакция, и слабость. Рваные хрипы, вырывающиеся из груди, больше напоминали агонию, чем вдохи. Он слышал кашель Уоллеса, но понимал, что не успел придушить эту сволочь. Энтони даже не смог повернуть голову, чтобы увидеть Кристи в последний раз. Ощущения были такие, будто Уоллес выбил ему трахею через позвоночник.

Он подумал, что это к лучшему. Сейчас её лицо скрывала черная маска, но Энтони запомнил Кристи такой, какой увидел впервые. Смешной девчонкой среди разряженных женщин, соревнующихся за право притягивать к себе все мужские взгляды. Ему приходилось бороться за каждый вздох, обрывающийся судорогами и приступами боли, и Энтони подумал, что не хочет очнуться в мире, где Кристи уже нет. Подумал, но не успел попросить ублюдка пристрелить и его, потому что свет перед глазами померк.

— 8 —

Копенгаген, Дания. Июнь 2013 г.

Вцепившись в бортик ванной, Беатрис пыталась восстановить дыхание. Приблизительно так себя чувствуют люди, у которых вырывают сердце: медленно, чтобы позволить пережить каждый миг последнего испытания. Боль была такой силы, что она не могла пошевелиться, не осталось ни единой связной мысли.

Беатрис пришла в себя лишь спустя несколько минут, глядя остановившимся взглядом в потолок ванной. Сердце глухо ухало в груди, и она судорожно уцепилась за холодные металлические ручки. Осознав, что уже способна подняться, не рискуя совершить суицид, достойный премии Дарвина — в результате удара головой о кафель, Беатрис медленно выпрямилась. Она не потрудилась вытереться или смыть пену, завернулась в полотенце и вышла в комнату, оставляя за собой мокрые следы.

Присев на кровать, Беатрис достала из сумочки мобильный и набрала номер, прочно засевший в памяти с кошмарной осени две тысячи одиннадцатого. Она повторяла его снова и снова, но так ни разу и не набрала, до сегодняшнего дня. Беатрис знала, что не должна ему звонить, но смутно представляла, что делать дальше. Впервые за долгое время её охватила паника — чувство, справиться с которым практически невозможно. Беатрис привыкла контролировать все, даже собственный страх, но сейчас ничего не могла с собой поделать.

Она попала на автоответчик, и, с силой сжимая мобильный в руке, сдавленно пробормотала:

— Перезвони. Пожалуйста, перезвони.

Авелин говорила, что Сильвен пропал. На что она надеялась, набирая этот номер?

Беатрис чувствовала себя потерянной, лишенной всяких ориентиров. Руки дрожали и она, отшвырнув мобильный, зажала их между коленями, раскачиваясь взад и вперед. Все правила, техники и долгие годы практики самоконтроля не срабатывали.

Один-единственный мужчина видел её в таком состоянии. Один-единственный раз. Беатрис почувствовала, что её начинает трясти, заставила себя дотянуться до телефона, нажала «повторный вызов» и снова попала на автоответчик.

«Если у вас есть чем меня порадовать, оставьте сообщение, я перезвоню вам как только смогу. Если желаете огорчить — выбор за вами».

Холодные безадресные слова, произнесенные знакомым, некогда родным голосом. Восемьдесят процентов вежливости, двадцать — игривых интонаций. Гудок, тишина, отбой.

Беатрис сползла на пол, прижимая к себе колени, почти не чувствуя холода. В Копенгагене сегодня не больше плюс шестнадцати, а все окна в номере нараспашку: перед тем, как она решила принять ванну, ей было просто нечем дышать. Последние пару дней она места себе не находила, и сейчас Беатрис не сомневалась в своих ощущениях. Что-то плохое случилось с Авелин. Они добрались до неё. Непонятно как, но добрались. Она страшилась думать о том, что произошло. Боялась, что ей придется второй раз услышать слова: «Её больше нет, Беатрис».

Беатрис сходила с ума при мысли о том, что на этот раз они окажутся правдой.

Россия. Начало XIX века.

После встречи с Дарианом Сильвен обещал помочь, но пропал, и Беатрис пришлось взять дело в свои руки. Если он не будет знать о том, где они находятся, так будет даже лучше.

В качестве убежища Беатрис выбрала Россию. Одним из главных плюсов Родины было то, что в ней проще было потеряться, чем во всей Европе. Поначалу она ещё переживала, что их обнаружат, но прошло полгода — и никаких действий со стороны Дариана не последовало. Беатрис не успокоилась, но начала понемногу расслабляться: уже не вскакивала от каждого шороха, не выглядывала в каждом прохожем шпиона и не замирала в ужасе, почувствовав присутствие измененного поблизости.