Первый и Единственный - Дэн Абнетт

Майор Брохусс сдерживал витриан столько, сколько ему позволяли силы. Вопя от ярости, он продирался сквозь строй собственных войск, чтобы добраться до ненавистных Драгун. Не такой смерти он желал для себя и своей прославленной роты.

Он кричал на своих солдат, проклинал их за то, что они осмеливались умирать. В отчаянии он пинал уже мертвые тела, пытаясь заставить их встать и сражаться. В конце концов Брохусса полностью поглотила волна безумного гнева. Они зашли так далеко, сражались так храбро, и теперь их лишили всего, что они заслужили. Эта безнадежная битва лишила их славы. А эти жалкие, недостойные людишки, неспособные встать и сражаться за свои идеалы, теперь лишали их жизни.

Брохусс был среди тех, кто умер последним. Он зажал спусковой крючок стаббера, и раскаленный, дымящийся ствол выплевывал смертоносные потоки огня в сторону витриан, пока в магазине не иссякли патроны. В этом отчаянном бою Брохусс убил сорок четыре Драгуна. Его тяжелый стаббер почти перегрелся, когда майора настиг меткий выстрел сержанта Зогата.

С развороченной грудью майор Брохусс повалился на стеклянное крошево, устилавшее дно долины. Его имя, происхождение и вся история его жизни навсегда стерлись из Имперских Летописей.

22

Бару погиб быстро. Разрывной снаряд шипомета вонзился в стену за его спиной, и гвардейца изрешетило потоком осколков: он даже крикнуть не успел.

Гаунт видел его гибель и горько пожалел о Бару. Переключив лазган в автоматический режим, он выскользнул из-за камня и окатил толпу наступающих сектантов потоком ярких лучей. Роун кричал ему что-то неразборчивое.

Бару был одним из лучших диверсантов. Не хуже Маколла. Такие, как он, были гордостью Танит. Вернувшись в укрытие, чтобы перезарядить оружие, комиссар еще раз взглянул на гору кровавых ошметков, некогда бывших его лучшим разведчиком. Отчаяние холодными когтями царапало его сердце. Впервые со времен Хедда Гаунт почувствовал едкий привкус бессмысленности войны. Солдаты погибают, а их командир должен подняться над их смертями и собраться, чтобы вести в бой выживших. Но Бару… Веселый, остроумный шутник Бару, любимец полка, гений маскировки, лучший из лучших. Гаунт понял, что больше не может смотреть на его останки. Не может сознавать, что эти ошметки плоти были живым человеком, которому он доверял, как близкому другу.

Он уже не обращал внимания на происходящее вокруг. На то, что его гвардейцы все еще сражались. И на то, что поток врагов вдруг иссяк, будто его закупорили пробкой. Ларкин все еще отстреливался из своего странного ружья, шипомет Роуна тоже не спешил умолкнуть. А потом — тишина, темнота. Потрескивает горящая ткань одежды. Едва слышно капает кровь.

— Они отступили! — В голосе Ферейда сквозило нетерпение. — Вперед!

«Он торопится, — заметил Гаунт. — Слишком торопится. К тому же я здесь командир».

Едва поднявшись, комиссар заметил, что гвардейцы уже собираются следовать за Ферейдом.

— Стоять! — рявкнул он.

Все взгляды немедленно обратились к нему. Ферейд удивленно моргнул.

— Либо вы идете за мной, — жестко произнес он, — либо мы вообще никуда не идем.

Комиссар подошел к останкам Бару, опустился на колени и поднял его серебряный значок Первого Танитского. Достав собственный солдатский медальон из под воротника, Гаунт прицепил его к цепочке. А потом он шепотом произнес то, чему Майло научил его в первую очередь. Танитскую погребальную молитву. Дорден, Ларкин и Маколл вторили ему. Роун, Браг и Каффран угрюмо смотрели в пол. Домор, не зная, что делать, тяжело оперся о стену.

Гаунт встал, спрятал цепочку с новым амулетом и бросил взгляд в сторону Ферейда. Телохранители тактика выстроились молчаливым почетным караулом за спинами танитцев, склонив головы.

— Он был хорошим солдатом, Брам. Трагическая потеря, — с чувством произнес Ферейд.

— Тебе откуда знать! — Гаунт неожиданно отвернулся, поднял лазган и направился к забитому трупами резервуару. — Маколл, со мной! Пойдем в авангарде!

Диверсант поспешил догнать своего командира.

— Ферейд, поставь своих в хвосте, пусть поберегут наши спины.

Тактик кивнул и отвел телохранителей в арьергард. Теперь впереди двигались Гаунт и Маколл, за ними Браг, Роун и Каффран, Дорден и Домор, в хвосте — Ферейд со своей охраной.

Осторожно переступая через трупы сектантов, они пробрались в коридор, расширявшийся к концу. Тусклый свет, словно огонек светлячка, высвечивал контуры арки впереди. Гвардейцы подошли ближе, пока не оказались у самого выхода.

— Вот и пришли, — с какой-то обреченностью произнес Маколл.

Гаунт было вынул из кармана информационный планшет и хотел свериться с портативным геокомпасом, но решил, что чутье Маколла куда надежнее жужжащего циферблата. Тогда он еще раз прокрутил на экране расшифрованную информацию.

— На карте это место обозначено как Эдикула — то есть склеп, усыпальница. Это — сердце всего некрополя.

— И вот здесь находится эта… штука? — без особого энтузиазма уточнил Маколл.

Гаунт кивнул и шагнул в сияние арки. За ее черным гранитом лежал огромный зал. Пол, стены и потолок были сложены из камней, светящихся изнутри странным, чуждым зеленоватым сиянием. Гаунт заморгал, привыкая к мерцающему освещению. Вслед за ним вошли Маколл и Роун. Комиссар заметил, что их выдохи превращаются в облачка пара. В зале было гораздо холоднее, чем в туннелях. Тяжелый воздух был напитан влагой. Гаунт выключил уже ненужный фонарь.

— Как-то здесь пусто, — отметил Роун. Его голос, искаженный странной атмосферой, звучал глухо и невыразительно.

Вместо ответа, Гаунт указал на дальнюю стену. Там тонкие линии на стене отмечали дверь. Точнее, огромные прямоугольные створки не меньше пятнадцати метров в высоту, утопленные в камне стены.

— Это внешний зал. Сама Эдикула там, за дверьми.

Роун сделал шаг вперед, но Маколл удержал его за руку.

— Не надо торопиться, ладно? — Диверсант кивком указал на пол. — Эти туннели просто кишели врагами, а здесь пыль лежит не одно столетие, и никто ее не потревожил. Видите рисунок?

Гаунт и Роун синхронно наклонили головы, чтобы разглядеть то, о чем предупреждал Маколл. Под определенным углом в пыли действительно проступали узоры, будто застывшая рябь по воде.

— В вашем планшете было написано про охранные знаки и запрет входить в Эдикулу. А сюда и вправду давно никто не заглядывал. Мне кажется, это не просто рисунки. Это отпечатки энергии барьера или силового поля. Не знаю, может, что-то вроде штормового щита. Мы уже видели, какие серьезные игрушки припас тут враг.

Гаунт задумчиво поскреб подбородок. Маколл был прав. К тому же он очень своевременно вспомнил информацию из планшета, как раз в тот момент, когда Гаунт начал спешить, желая добраться до сокровища. Почему-то комиссар ожидал обычных в таких случаях преград — огневых позиций, минных полей и колючей проволоки. Глянув на Роуна, он уловил в его глазах недовольство. До сих пор Гаунт не рассказал ему всей правды, поэтому майор мог знать о важности их миссии, но не о ее природе. По большому счету, комиссар взял его на это задание исключительно как сильного, безжалостного бойца.

Еще он хотел приглядеть за Роуном после той передряги на «Авессаломе». И была одна деталь…

Гаунт отогнал эту мысль.

— Дайте мне миноискатель Домора, — велел он. — Я сам проверю.

— Лучше я, сэр, — произнес кто-то за спиной.

Остальные гвардейцы вошли в зал. В дверях остались солдаты Ферейда, но и они больше смотрели на створки впереди. Последние слова произнес Домор. Его слегка шатало, но все же он стоял без посторонней помощи. Мощные болеутоляющие пилюли Дордена на время заглушили его боль и вернули силу.

— Это мой долг, как командира, — мягко возразил Гаунт, и Домор чуть повернул голову, следуя за голосом.

— Прошу прощения, сэр, но вы не правы. — Домор улыбнулся и похлопал по миноискателю, торчащему за плечами. — Вы же знаете, я — лучший сапер полка. А здесь всего и делов-то слушать сигналы в наушниках. Глаза мне для этого не нужны. Это моя работа, сэр.

Долгая тишина. Казалось, сам воздух древнего склепа гудит от напряжения. Гаунт знал, что Домор опытнее его в саперном ремесле. А еще он понимал, что гвардеец хочет сказать на самом деле: «Я — Призрак, сэр, меня уже нет, я — расходная единица».

Гаунт принял решение, не думая о расходном материале. Перед ними стояла задача, с которой Домор мог справиться лучше всех остальных. И если Гаунт мог дать ему шанс почувствовать себя частью команды, то он не станет топтать гордость умирающего солдата.

— Хорошо, начинай. Максимальный охват, максимальная осторожность. Следуй моим инструкциям, я буду направлять тебя. И мы обвяжем тебя тросом, чтобы вытащить в случае чего.

Радость осветила то, что осталось от лица Домора. И Гаунт подумал, что это в тысячу раз дороже любого сокровища за теми дверями.