История русского романа. Том 1 - Коллектив авторов

Существеннейшие слабости натуры Ленского выясняются в романе также путем соотнесения его с образом Татьяны. Ленского и Татьяну роднят некоторые общие черты романтического мироощущения. В частности, с признаниями Татьяны о предопределенности судьбы, о ее вере в свершение надежд, в приход того, кто был ей назначен судьбой (письмо Онегину), перекликается характеристика Ленского во второй главе:

Он верил, что душа роднаяСоединиться с ним должна,Что безотрадно изнывая,Его вседневно ждет она…

Несомненна близость романтических черт Татьяны и Ленского, который также «чудеса подозревал» и которому были свойственны

Порывы девственной мечтыИ прелесть важной простоты.(34, 35)

Но различия между этими чертами Ленского и Татьяны коренятся в народных истоках ее романтики. Как уже упоминалось выше, мечтательность Ленского была наивной и была чужда глубокому аналитическому взгляду на жизнь, который был свойствен Татьяне и который укреплялся по мере развития ее характера. Так принцип внутреннего психологического раскрытия характеров и их взаимосвязь в структуре романа позволили Пушкину впервые в русской литературе показать возможность перерождения романтика — идеалиста в рядового помещика. Казалось, что может быть общего между восторженным, отрешенным от всего низменного романтиком и человеком, которого может постигнуть удел низменной пошлости? Но в жизни такого рода перерождения не редкость: только люди, сочетающие пламенную веру в непобедимость высоких идеалов с трезвым аналитическим подходом к окружающей действительности, выдерживают суровые испытания, тяжесть разочарований и поражений. Таков общественно — исторический смысл, философская функция образа Ленского в романе.

С точки зрения метода раскрытия характера образ Ленского важен не только непосредственным изображением поведения и переживаний героя, но и тех потенций, которые в нем заключены. В «Евгении Онегине» Пушкин открыл метод, который позволял всесторонне раскрыть характер героя и его нереализованные возможности проявления в любой сфере действия (хотя в самом произведении эта сфера может быть весьма ограничейной, даже узкой). Поясним сущность этого принципа па примере образа Татьяны.

При анализе этого образа к нему часто применялись слишком общие, слишком отвлеченные критерии оценки положительного героя без учета конкретных исторических условий. В Татьяне хотели видеть героиню, непосредственно включенную в общественную жизнь, захваченную острыми социальными проблемами. Так как оснований для оценки образа Татьяны с такой точки зрения роман не дает, то приходилось прибегать к домыслам и натяжкам. Например, в литературе встречается утверждение: Татьяна полюбила Онегина потому, что он заменил барщину оброком. Высказывалось и другое мнение: самой положительной чертой Татьяны является то, что она «бедным помогала». Наконец, Татьяне отводилась роль «организатора общественного мнения в светском салоне». Наивность этих оценок очевидна. Но, подходя к изучению Татьяны с теми же критериями, приходили к противоположным выводам и вообще отрицали, что Татьяна — положительный герой, ибо она «не была декабристкой»!

Применять подобные критерии к оценке образа Татьяны нельзя потому, что сфера проявления характера женщины в пушкинское время была почти изолированной от общественной жизни. Об этой изолированности писал еще Белинский, анализируя образ Татьяны. Говоря об исторических условиях, из‑за которых русская женщина в то время в общественной жизни не играла почти никакой роли, Белинский заметил: «Весь внутренний мир Татьяны заключался в жажде любви; ничто другое не говорило ее душе…».[204] Но, соглашаясь в этом с Белинским, необходимо подчеркнуть и другое: хотя характер Татьяны проявляется преимущественно в сфере любви, Пушкин сумел поднять его до уровня типического обобщения русского национального характера. В данных общественных условиях и в среде, окружающей Татьяну, характер Татьяны не мог проявиться во всех своих возможностях и поэтому его историческое значение заключается не столько в его внешних проявлениях, сколько в его внутренних особенностях и потенциях. Гениальность Пушкина как реалиста выразилась в том, что он, рисуя Татьяну в ограниченной сфере жизни женщины 10–20–х годов XIX века, раскрыл в этом образе те типические черты, которые действительно определяют ее как положительную героиню, как воплощение идеала в широком смысле этого понятия: столь близкую народу цельность натуры, благородную простоту, высокие моральные устои, естественность и красоту духовных стремлений. Эти черты обусловили стойкость характера Татьяны, они уберегли ее от растлевающего влияния света, помогли сохранять отвращение ко всякой фальши, обману, лицемерию, к тому миру, который он назвал «ветошью маскарада» (188).

Характеру Татьяны свойственны потенциальные черты, которые проявились и в гражданской самоотверженности жен декабристов, разделивших участь своих мужей, а позже, когда условия общественной жизни изменились, и в деятельности других русских женщин — героинь, совершавших свои подвиги с такой же естественностью, моральной стойкостью, с таким же «жаром сердца» и презрением ко всякой фразе, как это свойственно всему поведению Татьяны.

Раскрытие глубинных свойств характеров, таких свойств, которые дают основание читателю судить о нереализованных еще потенциях героев, угадывать его возможные поступки свойственно лучшим образцам русской реалистической литературы. Именно потому, например, Чернышевский имел полное основание так истолковать повесть Тургенева «Ася», что герой ее, действовавший не в сфере политической жизни, рассматривался со стороны его возможного поведения в ходе общественно — политической борьбы («Русский человек на rendez‑vous»). Действительно, поведение героя в повести «Ася», дряблость характера, отсутствие отважной решимости, благородной смелости и последовательности настолько для него органичны, что они безусловно должны были проявиться, если бы он выступил в качестве общественного деятеля.

Наконец, типичным для русского романа является такое сюжетное развитие пушкинского романа, при котором даже незавершенность судеб героев не влияет на полноту выражения главной его идеи. Для читателя «Евгений Онегин» — роман без конца: дальнейшая судьба героев остается неизвестной. Эта незавершенность исторически оправдана: решений проблем, поставленных в романе, не могло быть дано, так как их не подсказала сама жизнь.[205] К тому же в «Евгении Онегине» (как и в «Герое нашего времени», «Рудине» и других социально — психологических романах) и не могло быть предложено готовых решений конфликта: такие «эпилоги» скорее в духе просветительски — дидактической, чем реалистической литературы. В этом смысле надо понимать тонкое замечание Чехова: «В „Анне Карениной“ и в „Онегине“ не решен ни один вопрос, но они вас вполне удовлетворяют, потому только, что все вопросы поставлены в них правильно».[206] Широкое правдивое изображение действительности, раскрытие ее противоречий, верная постановка острейших вопросов современности — всё это будило сознание целых поколений, направляло мысль к поискам путей освобождения от всякого рабства морального и политического. В этой философской идее романа сливалось его национальное и общечеловеческое содержание.

Несмотря на трагичность судеб героев, «Евгений Онегин» произведение жизнеутверждающее, проникнутое романтикой возвышенных стремлений, верой в возможность иного, лучшего будущего. Пушкин обращался своим романом к новой, передовой России, к тем читателям, которые искали в нем «Воспоминаний… мятежных», искали «для мечты, Для сердца», (189), к тем, кто хорошо понимал потайной смысл последних строк, где вспоминались вольнолюбивые друзья юности — декабристы:

Но те, которым в дружной встрече

Я строфы первые читал……

Иных уж нет, а те далече, Как Сади некогда сказал.

Без них Онегин дорисован.

(190)

Пушкин «у нас — начало всех начал», — эти слова М. Горького[207] можно распространить и на историю русского реалистического романа. Новаторство Пушкина и влияние его романа заключается не только и даже не столько в том, что он открыл в литературе образ «лишнего чело века» и что в образах Печорина, Бельтова, Рудина, Обломова, Райского повторены и развиты его черты. Менее всего генеалогию этого героя можно свести к книжной традиции: тип этот существовал и эволюционировал в самой исторической действительности. Сравнительный анализ образов «лишних людей» требует прежде всего анализа изменений в самой действительности, а затем уже параллелей с пушкинским Онегиным. Это же можно сказать о женских образах в русских романах: исследование их лишь на основе реминисценций из «Евгения Онегина» также суживает значимость этого произведения для русской литературы. Роль его прежде всего в значительности идейной проблематики, в открытии нового художественного метода, новых перспектив творчества, в создании жанра социального реалистического романа. Лермонтов и Гоголь, Герцен и Гончаров, Тургенев и Л. Толстой продолжили именно эти завоевания Пушкина, каждый из них шел путем новатора, но их пути — это пути, открытые Пушкиным, пути реализма. В следующих главах будут показаны и преемственность этих писателей по отношению к предшественникам, и новые решения, которые они внесли в развитие этого жанра.[208]