Кардинал - Даррен Шэн

Он помолчал, сцепив пальцы. Глаза пылали то ли безумием, то ли магическим огнем – я не понял.

– Леонора и Виктор Чаг не рождались на свет. Их создал я. Я вырвал их из небытия, наделил телом, языком, характером, жизненной ролью. Но я не понимал как. Это непонимание грызло меня, доводило до ручки, до белого каления. Я отправился назад в лавчонку, но там было закрыто, и, даже взломав дверь, я не обнаружил внутри никаких зацепок. Я спросил у Леоноры, но она вообще не знала ни про магазин, ни про марионеток, ни про слепцов в хламидах. Поэтому, запихнув свои сомнения куда подальше, я похитил Виктора Чага и надавил на конкурента.

– Элмер поверил, что Виктор – его брат? – Во мне проснулся скептицизм.

– Внутренне проникся. Я, когда забирал выкуп, всячески доказывал, что нет у него братьев. – Кардинал сухо усмехнулся. – Он на меня посмотрел как на больного. После этого я начал экспериментировать. Попытался сам вызвать этот сонм лиц – и получилось, они появлялись как по заказу, главное было подловить момент между сном и явью. Я выбирал подходящее, давал ему имя, и на следующий день в открытой лавчонке меня встречали слепцы. Пару раз я, выбрав персонажа из сонма, никуда не ходил – проверял, что будет в таком случае. Ничего не было. Без марионетки и слепцов оживить призрак оказалось невозможно. Со временем выяснилось, что есть предел. Первым я заметил вот это. – Он с улыбкой пошевелил своим кривым мизинцем. – Меня никто не решается о нем спросить. Ты ведь наверняка думал, что это или врожденное, или вывих. Вот и нет! Мизинец изгибается, когда я создаю человека, и остается так, пока человек не исчезнет. С каждым новым персонажем изгиб делается резче. Это было первое ограничение. На восьмом персонаже мизинец уже грозил отломиться. Я создал еще пару человек, и муки стали невыносимыми. Так опытным путем выяснилось, что безболезненно я могу держать семь аюамарканцев. Восемь – уже больно. Девять – предел. И дело не только в моих мучениях, это бы я пережил. Но когда персонажей слишком много, они рассыпаются. Теряют рассудок, отбиваются от рук, ускользают у людей из памяти. Действительность трещит по швам. С тех пор я никогда не превышал лимит, хотя соблазн дойти до края, наплодить их человек пятнадцать или двадцать, был велик. Еще сильно мешала бюрократия. Аюамарканцы существуют в человеческом сознании, но не по документам. Свидетельства о рождении, кредитки, биография в комплект не входят. Сперва мы обходились так. В моем окружении – среди мошенников, воров, насильников и убийц – документов не спрашивали, поэтому я легко выкручивался. Но потом, по мере легализации, начались проблемы. Впрочем, к тому времени я уже мог добывать поддельные документы по своим каналам. Так что создание аюамарканца – процесс тяжелый. На придумывание персонажа достаточно одной ночи, но бумажная волокита отнимает месяцы. Хуже всего с публичными фигурами. Самая гадость – мэры. Наизнанку вывернешься, пока выстроишь такому крепкий постамент, который не развалится, если начнут копать…

Кардинал раздраженно вздохнул.

– Уничтожить аюамарканца просто – нужны обычная булавка и густой туман. Видел, как слепцы выползают в город вместе с нашим зеленым туманом? – Я заторможенно кивнул. – Горожанам втемяшилось в голову, что слепые поклоняются туману, но это не так. Они его вызывают. У моих марионеток бьется сердце. Чтобы его остановить, я пронзаю куклу булавкой. Тогда аюамарканец исчезает. А слепцы – они всегда предвидят мои действия заранее – выходят на улицы и нагоняют туман, который, накрывая город, проникает в сознание и вычищает оттуда воспоминания о персонажах. Поэтому все сразу забыли И Цзе и Адриана. Они существовали, пока я поддерживал в них жизнь, но как только я их стер – они вернулись в небытие. Соня не врала насчет Адриана. Она просто забыла. В ее жизни, как и в жизни остальных, он как будто и не появлялся. Аюамарканцы лишь подобие живых людей. Это искусная иллюзия, ходячий, говорящий, питающийся, дышащий человеческий слепок. Но стоит его выключить, он испаряется, прекращая существование. А туман, рассеиваясь, уносит с собой память о них.

– А как же те, что живут за пределами города? Если вы говорите правду и туман действительно стирает память, как же быть с остальным миром?

– На нем не отражается. Большинство моих созданий малозаметны. Публичные фигуры – мэры, например, – сидят в городе, поэтому в масштабах страны интереса не представляют. Нельзя сказать, что пропавшего аюамарканца совсем никто не хватится, но это дело легко уладить. Если не веришь, что крупный чиновник может вот так бесследно исчезнуть, не взбудоражив общественность, проведи эксперимент – загадай любые пять больших городов и назови мне их мэров.

Я попробовал, но никого не вспомнил.

– Ладно, я, положим, не назову, но ведь найдутся и более эрудированные.

– Конечно, – согласился Кардинал. – Но этих всезнаек легко держать под присмотром. В общем, пока я не выкину какой-нибудь безумный фортель – например, не решу создать президента страны, – можно жонглировать аюамарканцами хоть до второго пришествия.

– А просто так их можно убить? Если бы И Цзе или Адриана банально пристрелили, они бы исчезли, так?

– Нет. Аюамарканец существует, пока мы с моими слепцами не отправим его обратно в призрачный мир. Физическая смерть ему не страшна.

Я задумался над услышанным. Маразм? Разумеется. Невозможно? Совершенно. И все же в глубине души я чувствовал, что все правда. Можно отрицать, доказывая себе, что я, в отличие от Кардинала, не спятил, но в глубине души я знал.

– Откуда мы беремся? Вы же наверняка успели выяснить за это время. Как у вас получается творить? Почему мы называемся аюамарканцами?

– Всего я и сам не знаю. Кое-что выяснялось с годами. Как-то раз я задумал создать персонаж с полноценной памятью, который помнил бы свое прошлое. Получилось. Он рассказал мне о себе, как его звали, где он жил, как умер, ведь все эти призрачные лица – лики мертвых. Он помнил, как умер, как пробудился (правда, сколько времени прошло между двумя событиями, он не мог сказать) уже здесь, в аэропорту. Я проверял, все совпало. Но больше из него ничего вытянуть не удалось – например, откуда берется моя способность создавать людей. Я пытался еще несколько раз, но каждый такой персонаж рассказывал одно и то же: жил, умер, воскрес в новом облике. Никакого рая или ада, только темнота, затем свет; провал, затем пробуждение. Слово «Аюамарка» я узнал от слепых кукольников. Мы часто встречались за прошедшие десятилетия. Они всегда говорили между собой на своем непонятном языке, я его не понимал, но некоторые слова отпечатывались в памяти – Ума Ситува, Атауальпа, Манко Капак. Это из языка инков. Подозреваю, что слепцы – это потомки тех, кто бежал от испанских конкистадоров, но подтверждений у меня нет, только догадки.

– Значит, меня назвали они? И Аму? И Инти Майми?

– Нет. Имена выбираю я. По крайней мере, мне так представляется.

– А та лавчонка? Вы туда по-прежнему ходите?

Он мотнул головой:

– Надоело топтать ноги. В конце концов я перевез кукольников сюда. Они обитают в подземелье. Часто меняются. Вместо тех двоих, что были вначале, уже несколько раз появлялись новые. Они похожи, говорят на том же языке, все такие же загадочные и слепые, как первая пара. Откуда они берутся и где живут, я понятия не имею.

– Значит, они здесь? – вскинулся я. – И сейчас тоже?

– Да. Подвальная пара всегда на месте.

Я вскочил:

– Покажите мне их!

– Не сейчас.

– Нет, сейчас.

Кардинал смерил меня внимательным взглядом, потом кивнул: «Хорошо» – и, поднявшись на ноги, прошествовал к двери. Снаружи дожидался Форд Тассо. Кардинал что-то прошептал ему на ухо, Тассо в ответ угрюмо склонил голову. Тогда Кардинал выпрямился и поманил меня за собой. В лифте он большим пальцем указал лифтеру на выход: «Марш!», а потом, когда я вошел внутрь, набрал код на панели, и мы поехали вниз.

– Я проявил эгоизм, мистер Райми, – признался он, пока мы спускались. – Употреблял свой дар исключительно в корыстных целях. А ведь мог создать восьмерку гениальных ученых, которые разогнали бы науку до сверхзвуковых скоростей, как комету с ядерной боеголовкой в хвосте. Я мог бы создать гениальных проповедников, которые добились бы мира во всем мире. В моих силах было сотворить людей, которые изменили бы будущее и настоящее нашей планеты. Но я употребил свой дар, чтобы дорасти до Кардинала. Нет, я не раскаиваюсь – я рад тому, что сделал, – но иногда по вечерам, когда я выхожу на балкон и смотрю на город, а снизу доносятся вопли…

Лифт остановился, и мы вышли – на самом нижнем, подвальном этаже. Прошагав к запертой двери, Кардинал набрал очередной код и начал спускаться по открывшейся лестнице. Я постоял в нерешительности, чувствуя, как предательски сжимается желудок, но раз уж я дошел сюда – глупо сворачивать на полпути.