Зазеркалье - Кристина Генри

хранило и жизнь Тесака, когда тот возвращался из своих диких странствий, чтобы повидаться с Алисой.

Однажды ночью ей приснился сон, все тот же сон, который она видела несчетное число раз.

Она стояла на берегу большого прозрачного озера, чистая голубая вода которого сверкала под солнечными лучами. На другом берегу высились скалистые горы с покрытыми снегом пиками. Но здесь, в лощине, все зеленело и буйным цветом цвели полевые цветы. Позади Алисы стоял уютный маленький дом из плитняка, и, повернувшись, она увидела в дверном проеме Тесака с черноволосым малышом на руках.

Проснулась Алиса с лицом, залитым слезами. Она рыдала во сне.

И Алиса поняла две вещи. Во-первых, что пришла пора покинуть ее лесное прибежище.

А во-вторых, она узнала, что ее ребенок родится в конце лета.

* * *

Алиса попрощалась с Оливией, не дожидаясь Тесака. Он не возвращался в лесную хижину уже несколько дней, но в этом не было ничего необычного. Алиса волновалась бы больше, если бы то видение во сне не принесло ей ощущение безопасности. Она знала, что Тесак будет с ней там, в маленьком домике у озера, окруженном цветущими полями.

Алиса надела новые штаны и рубаху, которые старательно шила сама долгими холодными днями. Она чрезвычайно гордилась этой рукотворной одеждой, ведь в свое время, когда она была юной, никто не удосужился научить ее подобным вещам, и сейчас ей нравилось чувствовать себя самостоятельной, способной и прясть, и ткать, и шить.

Еще Оливия показала, как ухаживать за растениями, даже зимой, когда немного зелени и овощей можно выращивать в цветочных горшках. Ведьма объяснила, как летом заготавливать на зиму продукты, как сохранить урожай, как солить и вялить мясо, чтобы хватило до весны.

Естественно, все это делалось и в ее доме, когда Алиса была маленькой, но слугами, которых избалованная младшая дочь хозяина едва ли замечала.

Теперь никаких слуг не было, да и зачем они? Алисе нравилось все делать своими руками, чувствовать теплую радость от хорошо выполненной работы.

Конечно, Оливия учила ее не только домашнему хозяйству. Она учила Алису, как пользоваться магией, как принимать то, что можешь и не можешь совершить, как заставить магию приходить на зов – или лежать тихо, когда в ней нет нужды.

Многое из того, что ей объясняли, казалось Алисе очень знакомым, как будто эти знания скрывались где-то внутри, под кожей, ожидая, когда она заглянет в себя.

Алиса взяла один большой походный мешок с вещами, необходимыми ей и Тесаку – включая его топор и одежду. Из той злосчастной метели она извлекла один важный урок: в плохую погоду очень трудно нести два мешка разом. Тесак все равно бол́ьшую часть времени проводил в волчьем обличье, и Алисе пришлось бы тащить его поклажу, пока он рыскает по лесам.

Поправив лямки заплечного мешка, Алиса повернулась к стоящей на пороге Оливии.

– Даже не знаю, как мне тебя благодарить, – сказала Алиса.

– Не стоит благодарности, – ответила Оливия. – Я была рада тебе. В хорошей компании и перезимовать легче.

Алиса все собиралась спросить Оливию, почему она поселилась тут, в полном одиночестве – собиралась не раз, но всегда решала, что вопрос слишком бесцеремонен. Если бы Оливия хотела, чтобы Алиса знала, она бы сама сказала, но Оливия не говорила, так что Алиса и сейчас придержала язык. Кроме того, если бы ведьма не жила здесь, в этом уединенном месте, как бы она помогла Алисе, когда та столь сильно нуждалась в ее помощи?

Тогда Алиса просто подошла к женщине и обняла ее. Долго они простояли так, многое пытаясь сказать друг другу без слов, и сумели, наверное, передать часть своих мыслей, потому что, отступив наконец друг от друга, обе отвернулись, чтобы украдкой смахнуть с глаз слезы.

– Спасибо, – сказала Алиса, и Оливия кивнула.

Алиса уже шла по поляне, когда ведьма окликнула ее.

Алиса обернулась, гадая, отчего в голосе Оливии вдруг зазвенели нотки отчаяния. Та сбежала с крыльца и схватила Алису за руки:

– Алиса, впереди тебя ждет опасность. Я чувствую.

Она кивнула:

– Да, знаю. Только не думаю, что эта опасность из тех, которых можно избежать. Что-то плохое подстерегает меня прямо на дороге к тому месту, до которого я пытаюсь добраться.

– Я не вижу, что это, – сказала Оливия. – Знаю только: оно там. И беда грозит не только тебе, но и твоему ребенку.

Алисе не следовало бы так удивляться тому, что Оливии известно про ребенка. Иногда ей казалось, будто ведьма знает все, что только можно знать.

«Совсем как Чеширский, – с оттенком сухой иронии подумала Алиса, – только не так раздражает».

– Я буду осторожна, – пообещала она. – Осторожней самой осторожности.

– Не показывай свою силу, – шепнула Оливия. – Не позволяй увидеть, кто ты.

– Что я волшебница?

– Да. Я не понимаю, откуда именно исходит угроза. Знаю лишь, что в ближайшие дни ты должна быть очень осмотрительна при использовании магии.

– Досадно. Только-только я научилась призывать ее – и не могу уберечь себя от неприятностей.

– Магия не способна исправить все, Алиса. Я считала, тебе это уже известно.

– Да. – Алиса смутилась. – Известно. Но все равно было бы неплохо сражать врагов одним взглядом.

Оливия рассмеялась:

– Думаю, до того, чтобы кого-то сражать взглядом, тебе еще далековато, дорогуша. А теперь иди, и пусть все силы мира защитят тебя и твоих близких.

Она поцеловала Алису в щеку, махнула рукой, и Алиса пошла.

Утро было ясным и свежим. В такое утро шаг становится легче лишь потому, что сияет солнце, и стучат дятлы, долбя клювами кору на деревьях, и цокают, переговариваясь, белки.

Но где-то впереди Алиса чувствовала тень, ту самую тень, которая так всполошила Оливию, но тень эта была еще слишком далеко, чтобы беспокоиться о ней прямо сейчас. Все равно встречи не избежать, Алиса знала наверняка, но это не означало, что она должна тревожиться каждую секунду.

«Кроме того, – подумала Алиса, – я никому не позволю причинить вред моему ребенку. Что бы ни ждало меня впереди, это не имеет значения. Никому и никогда я не позволю обидеть моего малыша.

И Тесак тоже не позволит».

Она мысленно улыбнулась, представив орду безликих врагов, столкнувшуюся с Тесаком. Будь он человек или волк, конец для его противников возможен только один – полное истребление.

Она шла и шла, но к полудню пришлось остановиться – чтобы поесть и дать отдых усталым ногам.

«Разнежилась я этой зимой, стала совсем мягкотелой», – подумала Алиса уныло, стянула башмаки и окунула ноги в прохладную воду маленького говорливого ручейка.

Да уж, мягкотелой