Дар страны Мидос - Алексей Удалов

К чему это он о грустном? Ах, да. Интересная вещь: реально — живьем — находясь в прошлом, не чувствуешь никаких таких примет времени. Обстановка, вещи — пусть и старомодны, но воспринимаются обыденно, как заурядные предметы, не нагоняющие волну романтической меланхолии.

Интересно, у других людей — тоже так?.. Хм… у кого — других?

Его размышления прервал хозяин квартиры.

Макар не очень оторопел при виде исторической фигуры в образе живого человека — он достаточно насмотрелся на Штауффенберга по интелло-системе, с максимальным эффектом присутствия.

Удивило только, что в такой час он не в халате, или чём-то домашнем, а по полной военной выкладке — хоть сейчас на строевой смотр. Видимо, решил, что пора уже совсем вставать.

Да… В свои тридцать шесть лет пострадал полковник от войны — не приведи господь. Отсутствие руки, глаза, двух пальцев на другой руке — вот она, обратная сторона боевых наград. След недавней африканской кампании германской армии.

Но при всем этом — не лишился человек обаяния. Жизненная сила чувствуется в нем капитальная.

Хотя, выглядит он сейчас довольно настороженно — это едва уловимо читается по его невозмутимо-вопросительному выражению лица.

Макар встал.

— Здравствуйте, господин полковник. Вы меня не знаете, я вас знаю. Прошу вас выслушать меня спокойно, стараясь ничему не удивляться.

Штауффенберг ответил суровым тоном:

— Обер-лейтенант, вы забыли, как надо обращаться к старшим по званию?

Бережной сглотнул пересохшим горлом.

— Я не обер-лейтенант, и вообще не немец.

Полковник потянулся искалеченной рукой к кобуре, Макар торопливо заговорил:

— Стойте, полковник, я не шпион, наоборот — ваш союзник. Выслушайте меня. Это важно для вас и для Германии. А потом можете решать, что со мной делать.

Штауффенберг подумал немного и указал Макару на уже насиженное им кресло, сам сел в другое.

— Слушаю вас. Но сначала представьтесь.

— Э… — замялся Бережной. — Как бы это… Вобщем… я иностранец.

— Вы жили в Берлине?

«Опять реакция на безупречный немецкий» — отметил Макар.

— Нет, но это к делу не относится. Я хочу уберечь вас от ошибок, которые вы совершите послезавтра, пытаясь убить Гитлера и взять власть в Германии в свои руки.

— Что?! — граф вскочил. — Да вы сумасшедший! Ваше место в гестапо! Я сейчас…

— Сядьте, полковник! — повысил голос Макар. — Вы реагируете правильно, но этого хватит, теперь выслушайте меня внимательно.

Штауффенберг замолчал, но остался стоять. А Бережной стал вспоминать заученное:

— Значит так. Послезавтра, двадцатого числа, вы и ваш помощник фон Хефтен рано утром вылетите с аэродрома Рангсдорф в Восточную Пруссию. Вылетите в Растенбург, недалеко от которого в своей ставке «Вольфшанце» сейчас обитает Гитлер. На совещании вы должны будете докладывать ему о состоянии дел по формированию резервных дивизий, или что-то в этом духе. Детали, не относящиеся конкретно к делу, я знаю неточно. Так вот. У вас будет портфель, где вместе с бумагами будут лежать две бомбы английского производства. Их вам передаст, или уже передал, генерал Штиф.

Пока Макар рассказывал полковник недоуменно смотрел на него.

— Приземлившись, вы проедете в ставку, в это «Волчье Логово», позавтракаете там, встретитесь с другим заговорщиком — генералом Фельгибелем, который после взрыва должен будет сообщить в Берлин о смерти Гитлера и оборвать связь ставки с внешним миром. Вот. Пока все нормально. А потом пойдут накладки. Начальник генштаба Кейтель невольно огорчит вас, сказав, что совещание состоится не в подземном бункере, а на поверхности — в конференц-бараке.

Полковник озадаченно сел обратно в кресло.

— Вот-вот, — кивнул Макар, — в бункере взрывная волна была бы куда смертоносней. А в бараке, пусть и обложенном слоем бетона, но с открытыми окнами, она прилично рассеется. Ну ладно, это все не главное. Дальше. Из-за того, что в этот день к Гитлеру приедет Муссолини, совещание перенесут на полчаса раньше, так что вы успеете активизировать не две, а только одну бомбу. Но это тоже не критично. А теперь самое главное… — Макар поднял палец, а Штауффенберг даже немного подался к нему ухом вперед, но, кажется, сделал это с какой-то натужной иронией.

— …Когда вы с Кейтелем, немного опоздав, зайдете в зал совещания, там уже будет звучать доклад одного из офицеров о положении дел на восточном фронте, где, как вы знаете, группировки ваших армий сейчас на глазах рассыпаются под ударами наступающей Красной Армии. Гитлер с вами поздоровается и снова углубится в карту на столе. Вы поставите портфель под стол и скоро выйдете из зала и из барака. Через несколько минут кислота из раздавленной вами ампулы окончательно разъест проволочку во взрывателе бомбы, и прогремит нормальный такой взрыв, с огнем и дымом…

— Ну хватит слушать этот бред, — оборвал его граф. — Ваши фантазии внимательно выслушают в другом месте, — он сделал движение встать.

Реакция Штауффенберга безусловно адресовалась тем, кто, по его мнению, слушал сейчас их разговор. Бережного не смутил такой оборот. За сутки, проведенные в вынужденном ожидании в лесу, он хорошо подготовился к предстоящей беседе.

— Подождите! — гаркнул Макар. — Вы, видно, спросонья не поняли ситуации. Если я — провокатор гестапо, то вам — уже конец. Я уже привел вам столько информации, с фамилиями и деталями, что это означает только одно — из ваших рядов идет тотальная утечка информации, и гестапо известно практически все. И в этой ситуации настаивать на своем верноподданничестве — по меньшей мере бессмысленно. Признайте это. Если недостаточно — я могу вам назвать еще имена ключевых заговорщиков: ваш непосредственный шеф Ольбрихт, Бек, Герделер, Вицлебен, фон Трескоф, фон Хазе… На западе — Роммель, кстати, получивший вчера тяжелейшее ранение, вы знаете об этом?

Штауффенберг сидел неподвижно.

— Послушайте, полковник, — продолжал убеждать Бережной. — Я знаю все. То, как вы 11 июля, имея верную возможность покончить с Гитлером, по совету Ольбрихта не стали взрывать его в отсутствие Гиммлера, и как об этом потом жалели; то как 15 числа Гитлер неожиданно ушел с совещания, и покушение опять сорвалось… Еще раз вам говорю: я знаю все. И не только прошлое, но и будущее. Так что, если вы хотите сделать все нормально, то слушайте меня внимательно, как бы удивительно все это ни казалось… Время очень дорого. Если двадцатого Гитлера не убить, другой возможности может не представиться. Гестапо уже до предела сжало кольцо вокруг заговора.

Полковник все больше терялся.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});