Русь и Орда Книга 2 - Михаил Каратеев

– А хан Джанибек? – спросил Карач-мурза.

– Убит в сражении.

– Оно было жестоким?

– Да, оглан, а обе стороны понесли большие потери. Хаджи– Черкесу не удалось напасть на город врасплох: хана Джанибека кто-то предупредил и он успел приготовиться к защите.

При этих словах Рагима Тулюбек-ханум самодовольно улыбнулась: за год успев хорошо узнать Карач-мурзу и опасаясь, что такое дело покажется ему слишком грязным, – она, втайне от пего, послала гонца к Джанибеку, с предупреждением, что к городу приближается войско Хаджи-Черкеса.

– Расскажи все, как было, – приказала она.

– Хаджи-Черкес подошел к Сараю ночью, – сказал Рагим. – Один из темников, которых он подкупил, обещал открыть ему ворота, а другие заговорщики должны были убить во дворце хана Джанибека, как только услышат, что началась битва. Но ничего этого сделать они не смогли, потому что Джанибек узнал обо всем раньше и ушел из дворца. Когда приблизился Хаджи-Черкес, он уже находился среди верных ему людей, на городском валу, ожидая нападения. Хану Черкесу пришлось брать город приступом. Джанибек храбро защищался два дня и, может быть, отбил бы врага, если бы его не окружали изменники: вчера они впустили в Сарай Хаджи-черкеса. Потом еще резались на улицах до самого вечера, пока не был убит хан Джанибек. Но и Хаджи-Черкес потерял очень много людей.

Что же сейчас делается в Сарае? – спросил Карач-мурза.

В Сарае идет грабеж я пьянство, благородный оглан. Хаджи-Черкес позволил своим воинам три дня праздновать и грабить город.

– А где теперь два темника, которые обещали нам помочь?

– Они живы и помогут нам, оглан. Они заранее отвели свои тумены подальше от Сарая и потому не участвовали в сражении. Но как только Хаджи-Черкес победил, оба вернулись и изъявили ему свою покорность. Так как их тумены совсем не пострадали и не имеют права участвовать в грабеже, им приказано нести охрану на подступах к городу и на валу.

– Спасибо, Рагим! Ты хорошо нам послужил, и я тобою доволен. Получишь от меня двадцать пять коней и завтра примешь начальство над сотней. А теперь иди отдыхай и скажи эмиру Кинбаю, что я жду его.

– Хорошие вести, мой царевич, – радостно сказала Тулюбек-ханум, когда они остались одни.

– Хорошие, ханум-джан. Сейчас я прикажу поднять тумены и со всей быстротой, на какую способны кони, двигаться вперед!

– Сделай меня повелительницей Золотой Орды, и ты навсегда останешься повелителем моего сердца, – тихо вымолвила она, подходя вплотную и кладя ему руки па плечи. Через три дня ты будешь царствовать, ханум!

Глава 40

Кроме участников заговора, в Сарае никто не подозревал о приближении войска Карач-мурзы, потому что все городские ворота охранялись воинами тех туменов, начальники которых передались Тулюбек-ханум. Они задерживали всех, кто подъезжал с этой стороны и мог бы доставить Хаджи-Черкесу какие-нибудь тревожные известия.

На последнем переходе Карач-мурза с двумя десятками всадников выехал вперед, поздно вечером приблизился к Сараю и сам удостоверился в том, что Хаджи-Черкес не ожидает нападения и что все обстоит именно так, как ему доносили. Затем он встретился с подкупленными темниками, и они вместе выработали план захвата города.

Вскоре после полуночи, когда уставшие от трехсуточной грабежа и пьянства воины Хаджи-Черкеса уже храпели возле затухающих костров, – степь вокруг окутанной сном и мраком столицы великих ханов пришла в движение. Два спешенных тумена неслышно оценили город вдоль окружавшего его земляного вала, с тем чтобы не выпустить из Сарая ни одной живой души. За каждыми из городских ворот, на расстоянии полуверсты от них, было поставлено по нескольку тысяч конницы, с приказом ожидать условленного сигнала, по которому всем надлежало ворваться в город и приступить к его захвату, со всех сторон одновременно., поднимая при этом как можно больше шуму.

Когда все находились на своих местах и каждый знал, что надо делать, – через главные ворота въехал, впереди своего тумена, сам Карач-мурза и направился прямо к ханскому дворцу.

Длинная колонна всадников, шагом двигавшаяся во мраке в растекавшаяся но улицам. Чтобы выйти на дворцовую площадь с разных сторон, не вызывав никаких подозрений у тех немногочисленных горожан и воинов, которые в этот поздний час почему-либо не спали. Полупьяные воины полагали, что это просто какое-то передвижение охраняющих город отрядов, о котором знает начальство. Обыватели, напуганные трехдневными бесчинствами, ори проходе свежей, еще ни приобщившейся к грабежу воинской части менее всего склонны были поднимать шум и привлекать к себе внимание.

Лишь в одном месте произошла короткая заминка: уже недалеко от дворца голова тумена вышла на перекресток улиц, освещенный ярко горевшим костром, возле которого, кроме нескольких спавших воинов, оказалось и трое бодрствующих. Один из них, по-видимому десятник, увидев выезжающий из темноты отряд, заподозрил неладное. Он быстро вскочил на ноги и что-то крикнул своим товарищам. Но в ту же секунду шею его захлестнула петля аркана, а две минуты спустя около затоптанного костра остался лишь десяток трупов и и колонна спокойно продолжала свое движение.

Наконец, улица расширилась и вывела всадников на мощенную деревянными торцами площадь, по другую сторону которой высилась громада Алтын-Таша. Края огромной площади тонули во мраке, но возле главного входа во дворец пылал большой костер, при свете которого были хорошо видны десятка три тургаудов, охраняющих дверной портал и ведущую к нему низкую, но очень широкую мраморную лестницу. По бокам этой лестницы, так же как и на башнях дворцовой стены, горели вставленные в железные скобы факелы, красноватым пламенем освещающие фасад дворца.

*Алтын– Ташем шли Аттук-Ташем, назывался дворец великих ханов в Сарае. В переводе это означает приблизительно «3ояотвя Твердыня».

Все это раздосадовало Карач-мурзу, понявшего, что Алтын-Таш не удастся захватит врасплох. Впрочем, кто знает? Может быть, Улу-Кериму удалось подкупить часть стражи и стоящие на лестнице тургауды не окажут сопротивления? Чтобы выяснить это, он приказал головной полусотне следовать за собой, а всем остальным оставаться пока под прикрытием ночной тьмы.

При виде небольшого отряда, мирно выезжающего на освещенную часть площади, никто из дворцовой стражи вначале не обеспокоился. В ту пору ни один уважающий себя представитель татарской знати не выезжал из дому без свиты в несколько десятков нукеров, и это мог быть любой улусный хан или темник, явившийся из степи приветствовать нового повелителя Орды и изъявить ему свою покорность. Но все же, когда неизвестные всадники приблизились ко дворцу шагов на тридцать, старший из тургаудов поднял руку и громко приказал им остановиться.

Карач-мурза, ехавший первым, не обращая внимания на этот окрик, продолжал спокойно двигаться вперед, а за ним и все остальные. Тогда старший тургауд подал короткую команду, – тишину ночи тотчас расколол медный звук гонга, и все караульные, мгновенно сбежав с лестницы, выстроились перед нею в одну линию, ощерившуюся стальными жалами копий.

Почти одновременно распахнулись двери главного входа, и наверху появился начальник дворцовой стражи. Окинув взором происходящее, он, в свою очередь, повелительным голосом крикнул приближавшимся всадникам, чтобы они остановились. На этот раз Карач-мурза повиновался и придержал своего коня. Между ним и вышедшим вперед начальником стражи было теперь расстояние шагов в десять – двенадцать.

– Кто такие и почему лезете сюда ночью?

– Я Карач-мурза-оглан и со мною мои нукеры, – последовал спокойный ответ. – А почему приехал ночью, о том скажу самому хану Хаджи-Черкесу, которого желаю сейчас же видеть!

* Тургауды ханская гвардия.

– Я вижу, что тебе надоело таскать на плечах свою глупую голову, – крикнул вельможа, возмущенный такой неслыханной дерзостью. – Но ты избавишься от нее только утром: – Неужели ты мог подумать, что ради тебя я стану среди ночи будить великого хана, да ниспошлет ему Аллах сладкие сны?

– Никто тебя не просит его будить. Я сам это сделаю!

– Бисмаллах! Ты разбудишь великого хана?!

– Разбужу. И если тебе посчастливится дожить до утра, то ты увидишь, что он совсем не такой великий, как тебе кажется.

– Измена! – крикнул начальник стражи и, вырвав копье из рук ближайшего тургауда, с силою запустил его в Карач-мурзу.

– Вперед! – скомандовал последний, увернувшись от копья и выхватывая саблю. – Пустить огни!

В ту же минуту, разбрызгивая вокруг огненные искры, в черное небо взвились три стрелы, с подвязанными к ним пучками просмоленной и подожженной пакли. Это было сигналом к началу общего приступа. Очень скоро отовсюду, с окраин, уже послышались дикие крики, приближающиеся к центру города: при подобных налетах ордынцы всегда старались этими устрашающими воплями поколебать стойкость противника.