Операция прикрытия - Сергей Синякин

Николай Николаевич зевнул, смутился и торопливо подытожил:

— Значит, Бабуш готовит план и завтра нам его докладывает. Будут недостатки, мы их подправим. А в целом учиться ему надо, вот пусть посидит ночь, поскрипит мозгами, а утром и посмотрим, есть ли у него масло в голове или каша пустая.

Последние слова обидели Бабуша, но от реплик он воздержался. Коротков, разгладив морщины на лице, согласно кивал Бабушу, напоминая всем видом, что на обиженных обычно воду возят.

Да и время было позднее для того, чтобы обиды высказывать. Начальник управления этого бы не понял, а разносы выслушивать Александру Николаевичу, конечно же, не хотелось.

Козинцев приехал в город на следующий день и позвонил в управление МГБ прямо из облисполкома, где у него были еще разные политические и хозяйственные дела.

Бабуш как раз просматривал свежую «Правду». Ничего особенного в мире не происходило. Китайское агентство Синьхуа сообщало о зверствах японских империалистов. Советское правительство направило ноту правительствам США, Великобритании и Китая по поводу бактериологической войны, которую когда-то готовили японцы. Бабуш, конечно, внимательно читал материалы процесса, публиковавшиеся в конце года, да и закрытых материалов по линии МГБ хватало — начальство требовало усиленной бдительности. Сама подготовка к такой войне казалась Бабушу чудовищной, ведь испытывать препараты приходилось на живых людях. Право же, японские милитаристы были ничем не лучше немецких фашистов, а кое в чем даже превзошли их. На первой полосе газеты была помещена статья Александра Фадеева «О литературной критике», но Бабуш был слишком далек от литературы и потому читать ее не стал. Не задержался он взглядом и на сообщении о состоявшемся Пленуме Правления Совписов. Какое ему дело до того, кто станет секретарями и кто войдет в Правление писательского союза? Некоторый интерес вызвала статья «Нравы буржуазной демократии», где рассказывалось об афере французского генерала Ривера, который отдал экземпляр своего секретного доклада коллеге Маету, а тот в свою очередь тут же загнал его за хорошие деньги информатору. Впрочем, удивляться тут было нечему, и Бабуш совсем уж углубился в спортивные сообщения, но тут зазвонил телефон. ЦДКА ободрал «Даугаву» в матче по хоккею с шайбой со счетом три-ноль…

Александр поднял трубку и услышал голос, от которого его охватило волнение.

— Это я, — сказал Козинцев. — Я в городе. Ты говорил, что хочешь увидеться по серьезному вопросу, Николаич?

— По очень серьезному, — сказал Бабуш. — Подъезжай, Иван Тимофеевич. Я на тебя пропуск выпишу.

— Пропуск, — проворчали на другом конце провода. — Лучше бы ты мне шифер выписал или две тонны кровельного железа. Что случилось-то?

— Не по телефону, — сказал Бабуш. — Говорю тебе, серьезное дело.

Закончив разговор, оперуполномоченный Бабуш спустился в бюро пропусков и заказал пропуск на Козинцева, потом заглянул в кабинет к Короткову. Коротков сидел за столом и что-то писал. При виде Бабуша он отложил ручку и перевернул лист бумаги чистой стороной вверх. Это было неписаное правило оперативника: каждый владеет только своей информацией, к чужой допускает начальство, если того потребуют обстоятельства.

— Сейчас Козинцев приедет, — сообщил Бабуш. Коротков согласно качнул головой и снова потянул к себе бумагу.

— Иди к себе, — сказал он. — Сейчас я закончу и подойду.

За все время, которое Бабуш провел на должности, он пока еще не завербовал ни одного человека. Нет, теоретические познания у него были, но одно дело знать теорию и совсем другое — применить ее на практике. От одного до другого, как говорится, была дистанция огромного размера. Поэтому Бабуш крепко уповал на помощь Короткова в том нелегком разговоре, который ему предстояло провести. Козинцева он уже немного знал, и его отношение к сексотам у Бабуша не вызывало никаких сомнений, а тут речь шла о племяннике, но Бабуш не сомневался, что определенных соглашений они все-таки достигнут, ведь Козинцев был советским человеком, а недобитых гадов он наверняка ненавидел не меньше самого Бабуша.

Вообще-то вот эта сторона оперативной работы крайне смущала Бабуша. Он полагал, что любой человек имеет право на собственное мнение о сложившихся в жизни порядках. Главное, чтобы мысли не перерастали в действие. Вот за действие, считал Бабуш, надо сразу же наказывать, пока еще человек не навредил государству так, чтобы этот вред не стал окончательно непоправимым. Собирать же слух, кто там и что сказал, кто анекдотом за столом побаловался или нелестное мнение о начальстве высказал, Бабуш желания не испытывал. Агент должен собирать сведения о врага, а не о товарищах по работе. Так Бабушу по крайней мере казалось.

Он и представить себе не мог, несмотря на всю полученную подготовку, как однажды в беседе с человеком предложит ему негласно работать на органы госбезопасности. В этом смысле надежда на Короткова у него была большая, у того опыт был богатый, он еще в Москве среди богемы крутился, с Есениным был знаком, с Айхенваль-дом и с Бриками, по некоторым коротковским высказываниям можно было понять, что он и среди этих инженеров человеческих душ вербовал себе помощников, но как он это делал, Бабуш даже представить не мог.

Козинцев выглядел недовольным, и Бабуш его отлично понимал — визиты в госбезопасность никому удовольствия не доставляют, а беспокойство определенное появляется, даже если ты чист и безгрешен в делах и помыслах. Обособленность органов от всего общества не могла не сказываться на настроениях в этом обществе. Да и предвоенные события на философский лад настроить никак не могли. И приятельские отношения, возникшие у него с оперуполномоченным во время командировки Бабуша в Усть-Ницу, никак не успокаивали. Приятель — не родственник, да и среди родственников порой такие встречались, что ближе были чужие.

— Да ты не волнуйся, Иван Тимофеевич, — сказал Бабуш. — Сейчас человек подойдет, тогда и поговорим. Чай будешь пить?

— Чай я и у себя в номере мог спокойно попить, —хмуро сказал Козинцев и достал папиросы. — Курить у тебя можно?

— Кури, — разрешил Бабуш. — Я сам здесь дымлю. Козинцев настороженно закурил. Видно было, что приветливость знакомого его не слишком успокоила. Не то было место, чтобы по душам говорить и чайком баловаться.

— Ну? — хмуро глянул он. — В чем дело-то?

— Да не волнуйся ты! — Бабуш вдруг подумал, что неплохо было бы несколько ввести Козинцева в курс дела, пока Коротков не подойдет. — У тебя племенник есть?

— Есть, — поднял глаза Козинцев. — Здесь, в Свердловске, живет. Хороший парнишка, тезка твой, тоже Александром зовут.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});