История лингвистических учений. Учебное пособие - Владимир Алпатов

В связи с этим пражцы занимались проблемами литературного языка. В „Тезисах“ выделяются особые функции литературных языков по сравнению с другими языковыми образованиями: „Особый характер литературного языка проявляется в той роли, которую он играет, в частности, в выполнении тех высоких требований, которые к нему предъявляются по сравнению с народным языком: литературный язык отражает культурную жизнь и цивилизацию“. Поэтому „необходимость говорить о материях, не имеющих отношения к практической жизни, и о новых понятиях требует новых средств, которыми народный язык не обладает“; отсюда особая лексика, особые синтаксические формы. Важно и то, что „с повышенными требованиями к литературному языку связан и более упорядоченный и нормативный его характер… Развитие литературного языка предполагает и увеличение роли сознательного вмешательства“. Пражцы таким образом не поддерживали крайние идеи Ф. де Соссюра об абсолютной бессознательности языковых изменений, в этом пункте они были ближе к И. А… Бодуэну де Куртенэ. Результатом функционального подхода к литературным (стандартным) языкам стало развитие особой лингвистической дисциплины — истории литературных языков, сложившейся лишь в чешской и в советской лингвистике.

В „Тезисах“ нашли отражение также идеи пражцев в отношении истории языка. Пражский кружок, принимая разграничение синхронии и диахронии и безусловно отдавая приоритет синхронному подходу („Лучший способ для познания сущности и характера язкка — это синхронный анализ современных фактов“), не считал данное различие абсолютным, как это делают Ф. де Соссюр: „Нельзя воздвигать непреодолимые преграды между методом синхроническим и диахроническим, как это делала Женевская школа“. В отличие от Ф. де Соссюра пражцы исходили из того, что диахрония не менее системна, чей синхрония: „Было бы нелогично полагать, что лингвистические изменения не что иное, как разрушительные удары, случайные и разнородные с точки зрения системы. Лингвистические изменения часто имеют своим объектом систему, ее упрочение, перестройку и т. д. Таким образом, диахроническое изучение не только не исключает понятия системы и функций, но, напротив, без учета этих понятий является неполным“. Системный подход к изучению языковых изменений пражцы старались реализовать на практике.

Что касается синхронии, то в отличие от глоссематиков пражцы понимали ее не как систему, рассматриваемую в полном отвлечении от фактора времени, а как состояние языка, один из моментов его развития, В „Тезисах“ об этом сказано: „Синхроническое описание не может целиком исключить понятия эволюции, так как даже в синхронически рассматриваемом секторе языка всегда налицо сознание того, что наличная стадия сменяется стадией, находящейся в процессе формирования. Стилистические элементы, воспринимаемые как архаизмы, во-первых, и различие между продуктивными и непродуктивными формами, во-вторых, представляют явления диахронические, которые не могут быть исключены из синхронической лингвистики“.

В „Тезисах Пражского лингвистического кружка“ кратко был поставлен ряд проблем, которые затем активно разрабатывались пражцами. Это (помимо того, о чем уже шла речь выше) структурная фонология, описание систем фонем и фонологических корреляций; морфонология, изучение „морфологического использования фонологических различий“; исследование свойств слова и систем номинации; изучение структуры предложения и др. В том числе поставлена и проблема структурного сравнения языков независимо от их генетических связей. После примерно полувека, в течение которых типология почти не развивалась и часто отрицалась вообще, пражцы наряду с американским лингвистом Э. Сепиром возродили эту дисциплину. В „Тезисах“ указано, что сравнительное изучение языков не должно ограничиваться одними генетическими проблемами, что сравнительный метод в широком его понимании „позволяет вскрыть законы структуры лингвистических систем и их эволюции“. Таким образом могут сравниваться любые языки, но возможно неструктурное сравнение родственных языков (например, славянских между собой). Оно отлично от сравнительно-исторического изучения этих же языков, выявляя не конкретные звуковые переходы, а эволюцию систем.

Среди пражцев наибольший вклад в типологию внес В. Скаличка, посвятивший этой проблематике ряд своих ранних работ 30-х гг., в том числе изданную в 1935 г. книгу „О грамматике венгерского языка“. Эта работа и примыкающая к ней по тематике статья того же автора „Асимметричный дуализм языковых единиц“ (1935) включены в изданную в 1967 г. в Москве хрестоматию „Пражский лингвистический кружок“.

Не отказываясь совсем от традиционного выделения изолирующего, агглютинирующего, полисинтетического (инкорпоративного) и флективного типов, В. Скаличка значительно переосмыслил их понимание. Он указывал: „Какой-то язык считался агглютинативным потому, что для него „характерна“ агглютинация, то есть именно это явление отличает его от других языков. Лингвистам-типологам вообще не была известна роль, например, противопоставления агглютинация — изоляция в рамках одного языка. Однако отдельный язык — самостоятельная система, и как таковой он не образует системы с другими языками. Поэтому приходится говорить не о „морфологической классификации“ языков, а только о сходствах и различиях между разными языковыми системами“. То есть нельзя говорить о флексии, агглютинации и т. д. как об определяющей черте строя того или иного языка, как это делали ученые XIX в. Однако можно говорить о флексии, агглютинации и т. д. как о некоторых лингвистических явлениях, наблюдаемых в тех или иных языках. При этом наличие одного из этих явлений не исключает наличия других, однако они могут в разных языках по-разному комбинироваться, что характеризует соответствующие языки. Можно говорить о чисто флективном, чисто агглютинативном типах и т. д. как о неких идеальных эталонах, которым в разной мере соответствуют конкретные языки. Как указывал В. Скаличка в связи с этим, „следует различать систему и тип“, при этом количество типов не слишком велико и их выделение может дать основу для классификации языков.

В. Скаличка также указал на то, что морфологическая структура — не единственное основание для типологии; в частности, он одним из первых проводил сопоставительные исследования фонологических структур разных языков.

В связи с типологическими задачами В. Скаличка старался уточнить традиционные лингвистические понятия, дать им такие определения, на основе которых можно было бы сопоставлять языки различного строя. Он, как и многие другие лингвисты его эпохи, хорошо осознавал нечеткость основанных на интуиции понятий слова, предложения, частей речи и т. д. и стремился уточнить эти понятия. Наряду с этим он выделял и единицы, не учитывавшиеся в традиции. Прежде всего это сема — минимальная единица, обладающая значением. Сема соотносится с морфемой, но не всегда с ней совпадает.

Понятие семы у В. Скалички основано на идеях С. Карцевского об асимметричном дуализме. В статье „Асимметричный дуализм языковых единиц“ чешский ученый выделяет в качестве проявлений такого дуализма омонимию и омосемию (разное выражение одного и того же элемента значения). В случае омосемии (например, если одно грамматическое значение по-разному обозначается в разных типах склонения или спряжения) одной и той же семе соответствует несколько разных морфем. В случае же „склеенного“ выражения нескольких грамматических значений одной морфеме может соответствовать несколько сем. Например, чешское окончание прилагательных у (или его русский эквивалентый) имеет три семы: именительного падежа, единственного числа и мужского рода… Разные языки характеризуются, согласно В. Скаличке, разным соотношением морфемы и семы: в турецком их соотношение близко к взаимно однозначному, в чешском они очень часто не совпадают. В работе „О грамматике венгерского языка“ по этому параметру последовательно сопоставляется ряд языков. Нетрудно Видеть, что соответствующие различия языков хорошо соотносятся с традиционным разграничением агглютинации и флексии: чем флективнее язык, тем значительнее данное несовпадение. Отметим, что многосемность В. Скаличка признавая лишь для грамматических морфем, корневые же у него оказывались односемными по определению. Впоследствии в структурной лингвистике это ограничение было снято (ср. „фигуры плана содержания“ у Л. Ельмслева) и получил развитие так называемый компонентный анализ, при котором значение любой морфемы разлагается на смысловые компоненты.

Все пражцы принимали соссюровское разграничение языка и речи, но их понимание бывало различным. Интересную точку зрения на этот счет, разделявшуюся не всеми пражцами, выдвинул рано умерший лингвист Йозеф Коржинек в статье „К вопросу о языке и речи“, опубликованной в 1936 г. (статья также включена в русском переводе в хрестоматию „Пражский лингвистический кружок“).