Любовь, смерть и роботы. Часть 1 - Тим Миллер

был здесь раньше?

— Не точно здесь, а где-то в окрестностях. Тогда это походило на дорогу еще меньше, чем сейчас. Тут бывали только индейцы навахо. Моя машина заглохла, как сегодня, и я, вместо того, чтобы ждать, пошел пешком. И пока я шел, появилась рыба. Плавала в свете звезд невероятно прелестная. Множество рыбы. Всех цветов радуги. Маленькие, большие, толстые, тонкие. Поплыли прямо ко мне… прямо сквозь меня! Насколько хватало глаз вдаль плыли рыбы. Высоко и низко, у самой земли. Погоди немного, малoй. Не начинай так на меня смотреть. Послушай, ты же студент, ты кое-что знаешь об этих вещах. Я имею в виду то, что было здесь до нас, до того, как мы выползли из моря и достаточно изменились, чтобы называть себя людьми. Разве мы когда-то не были просто скользкими тварями, братьями тем плавучим тварям?

— Наверное, но…

— Миллионы и миллионы лет назад эта пустыня была морским дном. Может быть, даже местом рождения человека. Кто знает? Я читал об этом в некоторых научных книжках. И я задумался вот над чем: если призраки ранее живших людей могут появляться в домах, то почему призраки давно умерших существ не могут появляться там, где они когда-то жили, плавать в призрачном море?

— Рыба с душой?

— Не будь таким мелочным, малый. Слушай, некоторые из индейцев, с которыми я разговаривал на севере, рассказывали мне о том, что они называют "маниту". Это дух. Они верят, что дух есть вообще у всего. У скал, у деревьев, у чего угодно. Даже если скала стирается в пыль или дерево рубят на доски, их маниту остается вокруг.

— Тогда почему ты не видишь этих рыб постоянно?

— Почему мы не можем постоянно видеть призраков? Почему некоторые из нас никогда их не видят? Просто время неправильное, вот почему. Это очень драгоценная ситуация, и я думаю, что это все похоже на какой-то причудливый временной замок — вроде того, каким пользуются банки. Замок в банке открывается, а там — деньги. Здесь открывается какая-то метка, и мы получаем рыбу из давно ушедшего мира.

— Ну, тут есть над чем подумать, — выдавил из себя парень.

Старик усмехнулся ему.

— Я не виню тебя, что ты думаешь о том, о чем думаешь. Но это случилось со мной двадцать лет назад, и я никогда этого не забывал. Я добрый час видел этих рыб, прежде чем они исчезли. Сразу после этого появился какой-то навахо в старом “пикапе”, я тормознул его и прокатился с ним до города. Я рассказал ему, что видел. Он просто посмотрел на меня и хмыкнул. Но могу поклясться, что он знал, о чем я говорю. Он тоже видел это и, скорее всего, не в первый раз.

Я слышал, что навахо по какой-то причине не едят рыбы, и, держу пари, что удерживает их от этого именно рыба в пустыне. Может быть они считают их священными. А почему нет? Это было все равно, что находиться в присутствии Творца; как вползти обратно в свою мать и снова стать нерожденным, просто беззаботно брыкаясь в жидкости и не думая об этом мире.

— Я не знаю. Это звучит так…

— По-рыбьи? — старик засмеялся. — Верно, верно. Так что, этот навахо отвез меня в город. На следующий день я починил машину и поехал дальше. Я больше никогда не ездил по этой короткой дороге — до сегодняшнего дня, и думаю, что это не просто случайность. Мое подсознание вело меня. Та ночь напугала меня, малoй, я не против признать это. Но это было чудесно, и я никогда не мог выбросить этих рыб из головы.

Парень не знал, что сказать.

Старик посмотрел на него и улыбнулся.

— Я не виню тебя, — сказал он. — Нисколько. Может быть я чокнутый.

Они еще немного посидели в ночи пустыни; старик вынул вставные зубы и немного полил их теплой водой, чтобы очистить от остатков кофе и сигарет.

— Надеюсь, нам не нужна эта вода, — сказал парень.

— Ты прав. Глупо с моей стороны! Мы немного поспим, а потом еще до рассвета пойдем. До следующего города не слишком далеко. Десять миль самое большее.

Он вставил зубы обратно.

— С нами все будет в порядке.

Парень кивнул.

Рыба не пришла. Они не стали обсуждать это. Влезли в машину: молодой человек на переднее сиденье, старик сзади. Они использовали лишнюю одежду, чтобы свернуться под ней, подложить под холодные пальцы ночи.

Около полуночи старик внезапно проснулся, лег на спину, положив за голову руки, и посмотрел в окно напротив, изучая бодрящее пустынное небо.

Мимо проплыла рыба.

Длинная, тонкая, испещренная всеми красками мира она помахивала хвостом, словно прощаясь. А потом исчезла.

Старик сел. Снаружи повсюду были рыбы — всех размеров, цветов и видов.

— Эй, малoй, просыпайся!

Парень застонал.

— Проснись!

Парень, лежавший лицом вниз на руках, перевернулся.

— В чем дело? Пора идти?

— Рыба.

— Да хватит уже.

— Смотри!

Парень сел. Его рот открылся. Глаза выпучились. Со всех сторон вокруг машины, в темных завихрениях все быстрее и быстрее плавали всевозможные рыбы.

— Будь я… Как?

— Я говорил тебе, говорил!

Старик потянулся к дверной ручке, но прежде чем успел дернуть за нее, в заднее стекло лениво вплыла рыба, покружилась в машине, прошла сквозь грудь старика раз, другой, плеснула хвостом и вылетела сквозь крышу.

Старик, хихикнув, резко открыл дверь. Вывалился на обочину и подпрыгнул, чтобы ударить руками по призрачной рыбе.

— Как мыльные пузыри, — сказал он. — Нет. Как дым!

Все еще с разинутым ртом парень открыл дверь и вышел. Он видел рыб даже высоко-высоко в небе. Странные рыбы, совсем не похожие на то, что он когда-то видел на картинках или воображал. Они порхали и кружили вокруг, как вспышки света.

Взглянув вверх, он увидел возле луны большое темное облако. Единственное облако в небе. Оно внезапно связало его с реальностью, и он поблагодарил небеса за это. Нормальные вещи все еще случались. Весь мир еще не сошел с ума.

Через мгновение старик перестал прыгать среди рыб и, подойдя к нему, оперся на машину, прижимая руку к вздымающейся груди.

— Чувствуешь это, малoй? Чувствуешь море? Разве это не похоже на стук сердца твоей матери, когда ты плаваешь в ее животе?

И парню пришлось признать, что он ощущал это: внутренний чередующийся ритм, который был течением жизни и пульсирующим сердцем моря.

— Временной замок, малoй. Замки открылись и рыба свободна. Рыба из тех времен, когда человек еще не стал человеком. До того, как цивилизация начала давить на нас.