Царская Русь - Дмитрий Иванович Иловайский

которых женитьба на иностранках произвела большие толки и неудовольствие на введение иноземных обычаев, а главное, иноземная невеста означала иноверку, ибо трудно тогда было найти иноземную принцессу православной веры. Но то было не единственным намерением государя. Тут же он объявил боярам, что еще прежде женитьбы он хочет венчаться на царство по примеру своих прародителей, начиная от великого князя Владимира Мономаха. Это торжественное венчание совершено было 16 января митрополитом в Успенском соборе по тому же чину и почти с теми же обрядами, как помянутое выше венчание Димитрия, внука Ивана III. Оно замечательно особенно в том отношении, что к прежнему титулу «великого князя» Иоанн присоединил теперь титул «царя». Последний уже встречался при его дяде; уже отец его Василий приказывал именовать себя царем. Но с сего времени, т. е. со времени Иоаннова коронования, употребление сего титула сделалось постоянным во всех государственных актах. Книжные люди не преминули обратить внимание на эту перемену и придавали новому титулу большое значение. По их понятиям Московский царь является прямым преемником православных царей греческих, от которых происходит и по бабке своей Софье, и по прародительнице Анне, супруге Владимира Святого. А царство Российское, как они толковали, есть третий Рим, наследник двух прежних («два убо Рима падоша, а третий стоит, а четвертому не быть»). Как бы в подтверждение сих толкований, единственный авторитет, к которому Иоанн потом обратился за подтверждением своего нового титула или собственно за благославением, был цареградский патриарх; от него и была получена утвердительная грамота.

Относительно выбора невесты Иоанн повторил тот же способ, который был употреблен при первой женитьбе его отца Василия III и который существовал еще у Византийских императоров: По городам разосланы грамоты к боярам и детям боярским с приказом представить своих детей или родственниц — девиц на смотр наместникам; последние из них выбирали лучших и отсылали в Москву, а здесь между ними уже сам царь выбирал себе невесту. Из толпы собранных красавиц Иван Васильевич выбрал Анастасию Романовну Захарьину-Юрьеву. Она происходила из рода Андрея Кобылы, известного московского боярина времен Симеона Гордого. Сей род с течением времени весьма разветвился, так что насчитывают более 20 происшедших от него боярских и дворянских родов, каковы кроме Захарьиных-Юрьевых Жеребцовы, Шереметевы, Беззубцевы, Зубатые, Колычовы, Ляцкие, Кобылины, Ладыгины, Неплюевы и пр. Внук Андрея Кобылы Иван Федорович Кошкин (любимец Василия I) имел в числе своих сыновей Захарию; один из сыновей этого Захария Кошкина Юрий был боярином Ивана III, и его дети назывались Захарьины-Юрьевы. Старший сын его Михаил Юрьевич, как мы видели, находился в числе наиболее приближенных бояр Василия III. Другой сын, Роман Юрьевич, носил звание окольничего. Оба они уже умерли; в живых оставался третий сын Григорий Юрьевич. Роман Юрьевич оставил после себя вдову Юлиану Федоровну с двумя сыновьями, Даниилом и Никитой, и двумя дочерьми, Анной (вышедшей замуж за князя Сицкого) и Анастасией, на которую пал выбор царя Ивана. Свадьба их совершилась 3 февраля в Успенском соборе. Венчал митрополит Макарий. После венчания он произнес к новобрачным слово, в котором увещевал их прилежать к церкви и соблюдать веру, творить милостыню, заступаться за вдов и сирот, не слушать льстецов и злых наветов, бояр и детей боярских жаловать, чтить праздники, в посты хранить чистоту телесную и т. д. Свадьба Ивана IV была справлена по тому же чину и сопровождалась теми же обрядами, как и помянутая выше женитьба отца его Василия на Елене Глинской. При сем место посаженой матери занимала вдова Андрея Старицкого княгиня Евфросиния, а тысяцким был сын ее Владимир Андреевич. Родномг брат Ивана IV Юрий «в первый день сидел за столом в большом месте». Один его дядя по матери, Михаил Васильевич Глинский, имевший звание конюшего, ездил всю ночь около подклети, а другой дядя Юрий Васильевич Глинский «слал постелю» и водил новобрачного в мыльню; причем в числе спальников великокняжих упоминаются Алексий и Данила Адашевы и Никита Романович Юрьев, младший шурин царский. А старший шурин, Данила Романович Юрьев, участвовал в свадебном поезде в сане окольничего. По окончании свадебных празднеств, через две недели после венчания, царственная новобрачная чета, исполняя благочестивые обычаи предков, отправилась в Троице-Сергиеву обитель; причем царь совершил этот путь пешком, несмотря на зимнее время.

Летописцы прославляют Анастасию Романовну за ее добродетели; Иоанн сам впоследствии признавался, что нежно любил свою первую супругу. Однако не вдруг сказалось ее благое умиротворяющее влияние на его пылкую натуру и испорченные нравы. После царского венчания и брака Иоанн, по-видимому, продолжал вести беспечную жизнь, предоставляя правительственные дела по преимуществу дядьям Глинским, которые оказались не лучше своих предшественников Шуйских и также позволяли своим клевретам безнаказанно утеснять и грабить черных людей, чем возбуждали неудовольствия и ропот в народе. Нужны были сильные потрясения и бедствия, чтобы образумить молодого государя, толкнуть его на благой путь, и они не замедлили.

Пожары были обычным бедствием в древней Руси и нередко опустошали столицу, при ее сплошных деревянных и беспорядочных постройках, местами разделенных садами и огородами, а местами тесно скученных, особенно в Кремле и Китай-городе. Но особенно сильны и опустошительны были пожары весной и летом 1547 года. 12 апреля выгорела часть Китай-города, примыкавшая к Москве-реке, с торговыми лавками, гостиными дворами и некоторыми церквами; причем одна башня, заключавшая склад пороху, взлетела на воздух с частью стены. 20 апреля сгорела часть Посада около устья Яузы, на Болвановке, где жили гончары и кожевники. Иоанн, по-видимому, не особенно скорбел об этих народных бедствиях. В то время псковичи, утесняемые наместником князем Турунтаем Пронским, приятелем Глинских, отправили 70 человек с жалобами на него государю. 3 июня Иоанн принял их в подгородном сельце Островке; но жалобы их встретил с гневом, начал над ними издеваться, велел раздеть их донага, подпаливал им бороды зажженною свечой, потом приказал положить их на землю. Жалобщики уже ожидали казни, как вдруг из города прискакали с известием, что упал большой колокол Благовестник (висевший в Кремле на деревянной колокольнице): когда начали звонить в него к вечерне, уши у него отломились. Царь встревожился таким недобрым знамением и тотчас ускакал в город, чем прекратились дальнейшие истязания несчастных псковских жалобщиков. Упавший колокол оказался целым и неповрежденным; Иоанн велел приделать к нему железные уши, а потом вновь повесить на ту же колокольницу. Но вот 21 июня вспыхнул новый и самый страшный пожар. Он начался с церкви Воздвижения на Арбате за речкой Неглинной и спалил все Занеглименье. Поднялась буря, которая погнала огонь на Кремль; тут загорелся верх Успенского собора, кровли царских палат, казенный