Гитлер против СССР - Эрнст Генри

Это только повторение и одобрение «великой идеи» генерала Гофмана в том виде, в каком он выразил ее уже в 1919 г. в своем наполеоновском проекте. Гофман умер. Его проект продолжает жить и будет существовать до тех пор, пока существует национал-социализм. Они неотделимы друг от друга. Движение национал-социализма родилось с этой кровью в жилах; во время реализации этого плана, оно обретет свою гибель. Розенберг — апостол Павел Гитлера — остается связующим звеном между мертвым генералом и живым фашизмом.

Кажется гримасой истории или парадоксом Честертона, что на этой почве сошлись два ненормальных архаических ума: фанатик нового аристократического рыцарского ордена и апостол нового мирового «крестового похода» против «еретиков». Капиталистическая иерархия, действительный организатор этого «средневековья», нуждается в обоих. Маленький балтийский студент с глазами одержимого понял, что эта связь не порицается. Он во-время ограничил число малоизвестных, никем не принимавшихся всерьез лиц, из среды которых вышел этот проект. Сегодня он, один из «пятерки», остается в бенгальском свете германской и международной публичной известности.

Генерал Гофман умер в 1927 г., как раз тогда, когда он должен был быть привлечен по уголовному процессу о подделке советских червонцев. Рехберг держится в тени; его прошлое слишком кричаще.

Кронпринц, его бывший хозяин, также остается в резерве. Он ни от чего не отказался, ничего не забыл: хотя Гитлер и не восстановил монархии, кронпринц следит за тем, как побеждают его «идеи», он выжидает; он попрежнему располагает большим влиянием за кулисами (его можно лицезреть на всех национал-социалистских парадах и демонстрациях, особенно на геринговских) и в то же время он призывает Европу «быть благодарной Гитлеру, спасителю от русской угрозы»[68].

Франц фон-Папен — еще один бывший его оруженосец, фаворит при Гинденбурге, кандидат в канцлеры при Шлейхере, вице-канцлер при национал-социалистах — продолжает пользоваться своим флорентийским искусством на другой «ключевой позиции», в Австрии, а время от времени читает в Вене, Будапеште, Скандинавии те самые обращения, которым так громко аплодировали в Клубе господ: обращения о мировой миссии борьбы с большевизмом.

Розенберг — единственный оставшийся на виду. Но он также принадлежит к числу тех, кто получил, наконец, возможность распоряжаться судьбами Германии. Он также единственный из национал-социалистских лидеров, не имеющий министерского портфеля. Но зато он — глава «Внешнеполитического отдела НСДАП». Он стоит за помпезной фигурой «фюрера» и проверяет весь механизм так же, как делал бы это сам сумасшедший генерал Гофман.

То, что последовало за этой трагикомедией, не было ни трагическим, ни комическим; дело свелось не более как к технике и автоматизму. Но этот автоматизм, при всей его обнаженной циничности, таит в самом своем существе беспримерное невежество и крах старого германского генерального штаба.

Преемники Шлиффена не умирают, они сдаются. Штаб рейхсвера, хранитель традиций Шарнгорста, Клаузевица, и старшего Мольтке, квинтэссенция военных знаний и научного метода, штаб, который так долго с крайней решительностью боролся против идеи войны на востоке, потому что он видел в этой идее путь к катастрофе, теперь под руководством Гитлера проводит в жизнь план Гофмана. Сект, Фрич, Николаи, Адам — крупнейшие представители старого рейхсвера — уступили и делают то, что им приказывают. Снова возникает вопрос: как это могло случиться? И на этот раз ответ звучит куда более прозаически.

Конечно, фашистская контрреволюция сама по себе была толчком достаточным, чтобы нарушить спокойствие этих милитаристов. Они прежде всего люди своего класса — буржуазии, которая, благодаря возвышению Гитлера и беспощадному подавлению социалистического рабочего класса, вернула себе всю власть и все свое превосходство. Некогда «оппортунистические» или «республиканские» генералы, прежде покинувшие своих путчистских коллег, чтобы «конституционным путем» спасти государство от рук рабочих, поняли, что их цель достигнута. Гитлер завершил контрреволюцию.

Во-вторых, это люди своей касты — старой прусской военной бюрократии. Не считаясь с наложенными на Германию по Версальскому договору ограничениями и вводя вновь обязательную воинскую повинность, Гитлер возвратил этой касте два средства, необходимых для ее существования: массу новобранцев и национальную казарменную дисциплину. Они могли теперь снова командовать миллионной армией; снова играть ведущую военную роль в Европе. Кроме того, самый угрожающий их конкурент внутри страны за последние годы, иррегулярная армия мелкой буржуазии — СА, была принесена им в жертву. Общественное положение этих офицеров, таким образом, сильно изменилось. Но всего этого было бы недостаточно, чтобы объяснить подобное сальто-мортале, полное изменение стратегической линии.

Куда же делись твердость характера и «этика» старых полководцев германской армии?

Гинденбург, ее первый маршал и герой после войны, незадолго до смерти получил, помимо значительных субсидий, большое поместье на имя сына: его сын — совершенно бесталанный офицер низшего ранга — был произведен новым правительством в генерал-майоры. Как бывший германский главнокомандующий во время войны Гинденбург понимал действительную стратегическую ситуацию. Но как новый крупный землевладелец Восточной Пруссии этот 86-летний старец ничего так не боялся, как «аграрного большевизма» и «красной опасности».

Макензен, второй маршал, который жив и до сей поры, точно так же получил от государства (в октябре 1935 г.) большое прусское имение (Брюссов) в качестве «наследственного владения» для себя и своей семьи; его старший сын был назначен начальником штаба десятого армейского корпуса, другой сын — германским послом в Будапеште.

Сект, основатель рейхсвера и самый выдающийся представитель прежней, «про-восточной» политики, был отозван из Китая, где он при невыясненных обстоятельствах был чем-то вроде инструктора в «войсках» Чан Кайши, и ему был снова дан высокий пост в армии. В последнее время Сект был одним из самых активных сотрудников национал-социалистского военного министерства.[69]

Продолжает упорствовать только старый Людендорф, несмотря на то, что Гитлер предложил ему самое высокое звание в армии, чин фельдмаршала и всяческие мыслимые материальные «почести»; Людендорф отверг поднесенный ему фельдмаршальский жезл и несмотря на все упрашивания отказывается публично присягнуть национал-социализму. Его имя остается в стороне так же, как имена Шлейхера и Бредова, которые были убиты, и Гаммерштейна, которого подвергли преследованию и заставили замолчать.

Таковы великие старые маршалы, определявшие курс германской армии. Они «уступили» — активно или пассивно, по тем или иным «причинам», как в свое время они уступили Вильгельму II и его придворным, как они всегда уступают высшей капиталистической или феодальной силе, которая настаивает на выполнении ее воли. Они меняют окраску и переходят на сторону политики Гофмана; старое стратегическое чутье потеряно. В конце-то концов, ветеранам хочется увидеть новую войну. А прочие? Прочие состоят из их младших преемников и идут по тому же пути, — что еще им остается делать?

Фрич, являющийся с 1934 г. главнокомандующим сухопутной армией, некогда один из ближайших коллег Шлейхера, готовится к экспедиции на восток; он осведомлен о судьбе обоих своих предшественников (Шлейхера и Гаммерштейна). Полковник Николаи, некогда проницательный начальник германской контрразведки и один из активнейших поборников проекта «германо-русско-турецкого военного союза», один из самых ненавистных противников генерала Гофмана, снова работает в своем прежнем ведомстве. Генерал Адам не командует больше армией, но он занимает пост начальника «Wehrmacht-Akademie» (Военной академии). Генерал Бек, ранее принадлежавший к «шлейхеровской гвардии», а теперь начальник нового генерального штаба, приспосабливает свои действительно «необычайные» стратегические таланты к наполеоновским путям 1812 г. Вот, что сталось с рейхсвером.

Только однажды решились эти офицеры возвысить свой голос. Это было в июле 1934 г., через несколько дней после бунта Рема и убийства Шлейхера и Бредова, когда Геринг и Гиммлер совершали в Берлине свои кровавые оргии, а Гитлер был в трансе. В эти дни группа генералов и высших офицеров рейхсвера послала меморандум Гинденбургу. Они заявляли, что отечество в опасности. Они заявляли, что разрыв с заветами политики Бисмарка, измена восточной ориентации и воинственная политика против СССР означают начало новой катастрофы; что военная мощь СССР и международное соотношение сил воспрещают это категорически; и что новое поражение может предотвратить только возвращение к линии Бисмарка и политике безопасности на Востоке. Это был последний вопль, последняя попытка заставить себя услышать. Эти же офицеры служат сегодня под началом у Гитлера, смещен только Гаммерштейн.[70]