Малахит - Наталья Лебедева

И вот ворота раскрылись. Прядая ушами, шагом тронулась вперед вороная Пашина лошадь. Потом она перешла на рысь и наконец, повинуясь больше стадному инстинкту, чем неумелой руке наездника, пустилась вскачь. В первые минуты Паша смотрел только на ее красивую шею с взлетающей и опадающей гривой. Потом заставил себя поднять голову и посмотреть вперед. Врага он не увидел, не услышал ни выстрелов, ни разрывов гранат. Только топот сотен лошадиных копыт и море разномастных крупов впереди.

Справа скакал Кровавый взвод — отдельно ото всех, будто война у этих женщин была своя, особая. Паше пришло в голову, что если кавалерия во время этой скачки слилась в один единый организм, то этот взвод — копье в руке всадника. И, как положено, копье встретило врага первым. Потом говорили, что на счету этих женщин было уже два десятка врагов, когда остальные даже не успели вступить в бой. Они стреляли из луков прямо на скаку. Наконечники их стрел были сделаны из идеально ограненных, заостренных, прозрачных красных камней.

Паша едва оторвал от них восхищенный взгляд, но, посмотрев вперед, слегка растерялся: всадники, ехавшие перед ним, куда-то делись, рассеялись по полю, и теперь он скакал в первых рядах. Вадим тоже исчез. Но и врага Паша не видел. На полном скаку он врубился в подлесок.

Кусты и молоденькие деревья росли здесь не плотно. То тут, то там редели прогалины. И вот, наконец, на одном из таких открытых мест Паша увидел хоть какие-то признаки боя. Здесь яростно дуэлировали два дворянина. Паша приготовил боевой топор, но не смог разобраться, где свой, где чужой.

Чуть дальше, уже в самом лесу, послышался выстрел. Паша устремился туда. Миновав узкую полосу соснового леса, он оказался на длинной и узкой поляне. Здесь было пусто. С высоты лошадиного роста Паша разглядел внизу целое море начинающей краснеть земляники.

Он поворачивал лошадь влево и вправо, стараясь разглядеть или расслышать хоть что-нибудь, но не ничего замечал. Через пару минут он так закрутился, что, к своему стыду, уже не знал, откуда приехал. «Странная какая-то война», — подумал он со злостью и раздражением, и тут прогремел одиночный выстрел. «Совсем близко», — решил Павел и начал падать вместе с лошадью. Падали строго влево, и нога неминуемо оказалась бы прижатой тяжелым лошадиным трупом, если бы перед самым падением, лошадь не дернулась и не подбросила наездника вверх — совсем немного, но достаточно, чтобы падал он уже отдельно от нее. Паша шлепнулся на землю как куль с мукой. Боли от падения не почувствовал — так резко и тяжело ощущалась раненая правая нога. Пуля прошила ее насквозь и впилась в лошадиный живот. Ошарашенное животное хрипело и било ногами в тщетных попытках подняться. Паша почти ослеп от боли и страха. Периферийное зрение не работало совсем, будто на голову надели шоры. Впереди все застил серый в черную точку туман. И только в самом центре по направлению взгляда оставалось яркое разноцветное пятно, будто Паша смотрел в игольное ушко. Больная нога стала большой и тяжелой, как якорь. Паша, подобно волчку, крутился вокруг нее. Он не видел своего врага, который уже вышел из леса и подходил ближе, целясь из пистолета. Это был мужчина лет тридцати пяти, в камуфляже, с короткой стрижкой и ярким, в красноту, южным загаром. Он не мог добить Пашу с того места, с которого сделал первый выстрел — лошадь заслонила его почти полностью. Теперь он приближался медленно и спокойно — понял, что противник слаб, неопытен и не способен защищаться.

Паша увидел его, когда он был уже совсем рядом и даже не успел сфокусировать на убийце взгляд ослепших от боли глаз. Мелькнула черная молния.

Паша подумал, что это конец, но удивился, почему нет звука у этого странного черного выстрела.

Рубин слетела с дерева так же стремительно, как хищная птица слетает на свою добычу. Быстрое движение головой еще в полете, и тонкие нити, унизанные острогранными рубинами, обвились вокруг шеи врага. Удушить они не могли, но как бритвы распороли кожу в нескольких местах. Обильно потекла кровь. Убийца растерянно поднял руки, ощупывая горло, и потерял драгоценные секунды, начал оборачиваться слишком поздно: точным сильным движением Рубин свернула ему шею. Враг упал на лошадь, которая доживала последние минуты, Рубин тенью исчезла в лесу. Паша остался лежать там, где и лежал, но уже спокойно, не двигаясь.

Потом затрещали под грубыми ботинками ветки.

— Как ты? — Вадим наклонился над другом.

Паша закашлялся и ничего не ответил.

Вадим снял с пояса нож — короткий, с искривленным лезвием и рукояткой из яшмы. Придерживая раненую ногу друга, Вадим разрезал пропитанную кровью штанину. Паша начал слегка постанывать. Нога его ниже колена была красной, и кровь продолжала вытекать из раны, иногда выстреливая крохотным фонтанчиком. Вадим понял, что может не довезти друга до города. Дрожащей рукой он ощупал свой широкий кожаный пояс, сорвал с него первый попавшийся кожаный ремешок, и что-то, что, видимо, висело на этом ремешке, мягко упало в траву. Жгут Вадим пытался наложить несколько минут. Но у него не получалось. В отчаянии швырнув бесполезный шнурок в траву, Вадим просто зажал рану руками. Кровь просачивалась у него между пальцами. Вадим давил на ногу все сильнее, но кровь текла все равно. Он было отчаялся, но странное ощущение начало преследовать его — будто под ладонями уже не скользкая кровь, а колючий сухой песок. Он осторожно отнял руки и поразился: вся пашина нога была перемазана кровавой жижей, но из раны кровь уже не текла. Сам Паша к тому моменту потерял сознание.

Через полчаса Вадим доставил друга к городским воротам. Это стоило ему немалых усилий. Сначала он, крича, ругаясь и хлеща друга по щекам, пытался привести его в чувство. Потом, когда это, наконец, удалось, помогал ему взгромоздиться на лошадь. Потом, усадив в село впереди себя, вез через широкое поле, отделявшее лес от Камнелота. Паша едва держался и все время пытался завалиться вперед или вбок.

Далеко впереди Вадим видел всадников — это другие кавалеристы возвращались в крепость. Бой не то, чтобы кончился, просто в какой-то момент каждый из бойцов понял, что не видит перед собой противника.

Паша лежал на носилках в тени яблони, рядом прямо на траве сидел Вадим. Очередь двигалась очень медленно. Вадим уже четыре раза бегал смотреть, как дела, и каждый раз, приходя, говорил, что врачей там очень мало и что говорят, будто в основном все знахари заняты тяжелоранеными, которых расположили в большой дворцовой приемной.

Пашины носилки довольно долго были последними в этой очереди, но потом принесли еще одни — на них лежала младшая сестра Рубин. Девочка заливисто смеялась и время от времени порывалась встать. Старшая сестра удерживала ее и делала вид, что очень сердита. К ним подошла Бирюза.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});