Малахит - Наталья Лебедева

Курочка лежала на повозке тихо-тихо и за два дня пути ни разу сама не поменяла положения. Они пересекли Рубинового Воина по южному мосту и углубились в Крестьянские земли. Некоторые из людей, живущих в этой глуши принадлежали к роду Знахарей. Пару раз Латунь уже залечивал у них свои раны. Как правило, отряды Алмазника знахарей не трогали.

Люди, к которым Латунь привез Курочку, называли себя Пасечники. Лет им обоим было к пятидесяти. Он поражал своими огромными размерами, жирным брюхом, тройным подбородком и густыми черными бровями. Она была внешности в общем-то обычной. Не худая и не толстая, не высокая и не низкая, не красавица, но приятная, не суетливая, но расторопная. Она внушала доверие, и может быть, это помогало ей выгодно менять мед на ярмарке в Огурцах — большом крестьянском селе у стен Камнелота. В их доме всегда было все, и даже немножко больше, чем надо, потому что редко у кого из крестьян имелись в шкатулочках изделия камнелотских дворян. У них же были кольцо и брошь, которые она надевала по праздникам.

Сокрушенно качая головой, хозяйка распрягла несчастную и обессилевшую корову и увела ее в хлев. Хозяин на руках отнес невесомую Курочку в дом и принялся слушать ее дыхание, приставляя к груди тонкую деревянную трубочку, которая расширялась к обоим концам.

Лечили Курочку долго. В течение первого месяца хозяин испробовал все свои методы лечения. Он делал ей компрессы с прополисом и добавлял прополис в кипяченое молоко. Он доставал из ульев спящих зимним сном пчел и заставлял их жалить ее. Он поил ее медовухой и медом с молоком, чаем из трав и медом вприкуску. Курочка перестала кашлять, ела чуть побольше, чем в первые дни своей болезни, но по-прежнему оставалась такой же худой, безразличной и немой.

Пока хозяин ухаживал за Курочкой, Латунь работал по хозяйству. Он топил печи в большом доме, носил воду, колол дрова, исправлял мелкие поломки, сделал несколько новых табуретов и стол. К Курочке он почти не заходил — только иногда заглядывал в полуоткрытую дверь ее маленькой комнаты. Он с трепетом ждал того момента, когда она очнется от этого странного полусна и скажет что-нибудь о судьбе его жены и собственных детей. Но она молчала.

Каждый раз, выходя от своей пациентки, хозяин, будто прося прощения, качал головой. И вот настал момент, когда Латунь понял: она никогда ничего не скажет. Что же делать? Уйти и бросить ее снова? Впрочем, она и не заметит, что он ушел. Попробовать поговорить? Но насколько он знал, хозяйка пытается разговорить ее всякий раз, как приносит еду. Иногда просто болтает, иногда пытается выяснить, куда делись мальчики. Но Курочка молчит, никак не реагирует на имена сыновей. Ни слезы, ни улыбки — ничего.

Апрель кончился. Наступил май. Латунь помог хозяину вынести ульи и попробовал соты с первым майским медом, сладким, душистым, пахнущим сразу всеми весенними цветами. Курочку стали выводить во двор на яркое и жаркое уже солнце. Она сидела со склоненной на плечо головой, укутанная в плед, и перебирала в руках букетики из цветов и травы, пока все лепестки и маленькие травинки не оказывались у нее на коленях.

Латунь уже давно решил идти в Камнелот, хотя бы для того, чтобы узнать у друзей последние новости. И Курочку решил взять с собой — понял, что не сможет ее оставить. Но с отъездом тянул и тянул. Все надеялся, что что-то измениться, что он сможет что-то исправить… Всей душой рвался к дочке, но не смел идти туда — он мог привести людей Алмазника прямо к ней.

Прошел май, наступил июнь. Появились первые слухи об армии, наступающей на Камнелот. И тогда, лишь только хозяин собрал подводу для армии камней, Латунь и Курочка направились в город.

Когда они выехали, Курочка оставалась такой же спокойной и безучастной. Но стоило кончится однообразным лесам и рощам, как Латунь заметил, что взгляд ее не просто скользит по предметам, но останавливается на них. Казалось, она пытается припомнить что-то смутно знакомое. Проехали большую базарную площадь Огурцов, и тут она наконец подняла на Латунь глаза и осипшим от долгого бездействия голосом спросила его:

— Огурцы?

— Да, — осторожно ответил он, боясь спугнуть это ее настроение.

Она напряженно посмотрела вдаль и спросила снова:

— В Камнелот?

— Да, в Камнелот. Осталось ехать примерно час. Я собираюсь сразу направиться к Бирюзе… Ты ведь тоже знаешь Бирюзу?.. и записаться в армию.

— Бирюза?.. Бирюза?.. Мальчики… Мои мальчики, — Курочка спрятала лицо в ладонях и зарыдала. Казалось, все слезы, которые она держала при себе два долгих месяца, прорываются наружу. Латунь подсел к ней и обнял, чтобы утешить. Она не оттолкнула его, напротив, прижалась крепко-крепко, как к единственному родному человеку на земле.

За час она успела выплакаться и покрасневшие глаза заблестели снова. Она больше не была тряпичной куклой. Она снова была умной и решительной женщиной. Правда, очень-очень уставшей.

Латунь и Курочка сидели в полутемной сторожке у южных ворот. Они ждали, пока один из стражников сходит за Бирюзой, которая должна была подтвердить их добрые намерения. Возница, который доставил их в Камнелот, давно уже уехал обратно к Пасечникам. Латунь и Курочка разговаривали — впервые за много дней.

Курочка сидела ссутулившись, вцепившись руками в край длинной и широкой мраморной скамьи. Ее тело мерно покачивалось взад и вперед, носок правой ноги взлетал вверх, отбивая в воздухе рваный ритм. Латунь предпочитал пореже смотреть на свою исхудавшую спутницу. Черты ее лица стали резки и неприятны, когда-то длинные и густые черные волосы Пасечник обкорнал грубыми ножницами, и они теперь свисали вокруг лица неопрятными засаленными патлами. То там, то тут в яркой черноте волос виднелась седина.

— Мы дотащились до дома на болоте. Сначала мы с мальчиками жили в комнатах. У меня даже хватило сил сволочь на болото трупы коров. Эти негодяи убили всех моих коров и кур, и мою собаку. Только Чернуху почему-то пощадили. Может быть, потому что она стояла в последнем стойле? Я доила Чернуху, варила какие-то каши, но сил у меня не прибавлялось. Потом мы перебрались в хлев. Уже ничего не варили, пили молоко из-под коровы, грызли сухари из старых запасов. Вскоре я поняла, что могу умереть, и даже наверняка умру. И тогда мальчики останутся в хлеву и будут обречены. Я, как могла, объяснила им дорогу в Камнелот, велела найти Бирюзу. В крайнем случае, думала я, их поймает милиция и доставит в Выселки. Тамошние женщины их бы не бросили. Латунь, я сейчас сойду с ума. Крохе всего четыре года. Они шли одни, через лес, — и Курочка замолчала, не справившись со слезами.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});