Черные минуты - Мартин Соларес

Ромеро очнулся, когда его выволокли из машины на мосту. Федералы громко смеялись. Они были пьяны — он чувствовал, как от них разит спиртным.

— Ну что, Слепой, вылезай, приехали. Дальше поплывешь сам!

Ромеро с размаху швырнули в воду, и следом кто-то разрядил пистолет. Ему, можно сказать, повезло — его пощадили пули, он не ушел на дно, и почти сразу его, живого, выловил один из рыбаков в устье реки. Врачи собрали по кусочкам сломанные кости, хотя кое-что собрать не смогли. А Винсенте Ранхелю пришлось гораздо хуже.

Глава 28

Ранхель с изумлением наблюдал, как Моралес усаживается в «гранд-маркиз», когда к нему подошли два человека в штатском.

— Винсенте Ранхель Гонсалес?

— Да.

Тот, что был выше, сунул в рот сигарету.

— Мигель Миазаки из федеральной службы президента. Мы вас ждали. Давайте прокатимся?

— Но у меня здесь дело.

— Вы имеете в виду задержанного вами человека? Не беспокойтесь, мы о нем позаботимся. Прокатимся, а заодно и поговорим.

Они уселись к нему в машину. Миазаки впереди, а его приятель сзади.

— Мы приезжие, хотим посмотреть город и дом, где вы живете. Говорят, у вас там совершенно чудное место. Но сначала на набережную, идет?

Миазаки заметил у него под пиджаком кобуру с дядиным кольтом 38-го калибра.

— Можно посмотреть?

Ранхель, поколебавшись, отдал ему револьвер и почти услышал дядин голос: «Ах, племянник, что ты делаешь? Оружие и женщины — это то, чем нельзя ни с кем делиться».

Миазаки повертел его в руках, зачем-то покрутил барабан и показал револьвер товарищу:

— Смотри, Мануэль, тридцать восьмой кольт, старинный.

Мануэль с видимым удовольствием взял его и стал рассматривать.

— Мануэль любит кольты, — пояснил Миазаки.

— Это оружие моего дяди.

— Было, — усмехнулся Мануэль, а Миазаки довольно расхохотался.

На светофоре, когда Ранхель захотел проехать на красный, поскольку дорога была пуста, Миазаки сказал:

— Не стоит торопиться, мы не нарушаем законы, верно?

Ранхель затормозил под огромным рекламным щитом «Рефрескос де Кола». Женщина на щите, казалось, смеется над ним, празднует победу. Впервые он обратил внимание, какие у нее во рту длинные острые клыки, как у собаки.

Когда они приехали к набережной, солнце уже садилось. Они остановились на пустой парковке и вышли. Последние лучи освещали противоположный берег, где что-то дымилось. Ветер разносил дым по кукурузному полю. Ранхель все понял.

Они сожгли его дом. Сожгли дотла. Осталось несколько дымящих бревен, которые пожарные поливали из шлангов. Рядом стояла патрульная машина. И Альбино со своим фотоаппаратом был тут как тут.

— Это был ваш дом, да? — спросил Мануэль. — Слушайте, амиго, мы не могли ничего поделать. Какая трагедия! Эксперты уже забрали тело в морг.

Ранхель, не стерпев, схватил его за отвороты пиджака и ударил головой в лицо. Миазаки будто ждал этого — он выхватил кольт и выстрелил, но револьвер только клацнул — осечка. «Ничего удивительного, — сказал лейтенант Ривера, — этого и следовало ожидать. Этот кольт уж двадцать лет как сломан».

— Успокойся, Ранхель, — сказал Миазаки, держа ствол у его виска, — не осложняй ситуацию.

Когда они проезжали по мосту, Ранхель почувствовал на сиденье что-то твердое. Это была старинная немецкая монета, подарок сеньора Торсвана. Наверное, Марианна сунула монету ему в карман прошлой ночью. «Так сколько, вы говорите, в жизни сторон?» — спросил он, остановился и швырнул ее в реку. Потом крепко сжал руль, очень крепко. А кровь струйкой стекала по щеке.

Книга третья. Спираль

Глава 1

В то утро Хоакин Табоада проснулся раньше обычного. Ночью ему снилось, что его предшественник, шеф Гарсиа, который уж двадцать лет как умер, пришел к нему и стоит в ногах его кровати. Он и с ним еще кто-то.

Узнав своего бывшего босса, Табоада смущенно спрятал глаза. Он даже повернулся на другой бок, но это ему не помогло — Гарсиа не уходил. Старик, точно греческий оракул, устремил на него указующий перст и заявил:

— Твое время истекло. Ты кончишь так же, как я.

Сон очень встревожил Табоаду. Он, как мог, пытался успокоиться. Например, говорил себе, что виноват французский пудель, который — сволочь такая — спит у него в постели и ночью кусает его за ноги, вот ему и снятся кошмары.

Когда сердцебиение немного стихло, он попробовал растолкать Зулейму — обладательницу роскошных грудей из силикона и зеленых кислотных ногтей. Зулейма не проснулась. Рядом на тумбочке стоял пузырек валиума. «Вот сука, опять наелась этих чертовых пилюль», — подумал Табоада. В отношениях с женщинами он все время ходил по кругу: бордель или клуб, постель, улица. Прав был его отец, говоря, что рано или поздно шлюхи испортят ему жизнь.

Табоада пнул собаку, встал и пошел в ванную. Отражение в зеркале встревожило его еще больше. Обрюзгшие щеки, плешь на голове, живот выпирает их пижамных штанов. «Плохи мои дела», — уныло решил Табоада. С тех пор как ему исполнилось пятьдесят, дела его шли все хуже и хуже.

В расстроенных чувствах он поплелся на кухню, надеясь, что после завтрака воспрянет духом. В холодильнике обнаружился только пакет скисшего молока и коробка с остатками вчерашней пиццы. «Надо поговорить с Зулеймой, — думал Табоада. — Если так и дальше будет продолжаться, то пусть уматывает!»

С улицы долетали звуки кумбии. Раз народ пляшет, значит, уже и впрямь утро. Он поставил чашку с водой для кофе в микроволновку, вспоминая свой страшный сон. Нет, шеф Гарсиа, на покойника он давно плевать хотел. В чем же дело? Помнится, несколько лет его мучил один и тот же кошмар: ему снилось, что по его рукам ползают улитки, отвратительные скользкие улитки. Все прекратилось, когда он нашел подход к Норрису Торресу, подружился с губернатором. С тех пор он считал себя неуязвимым для призраков прошлого. Он ни о чем не жалеет и ничего не боится. И тут до него дошло. Когда запищала микроволновка, он вдруг понял, что вместе с шефом ему являлся Винсенте Ранхель, который и не дает ему покоя.

Глава 2

В жизни каждого человека наступает момент, когда он начинает превращаться в камень. В случае шефа Табоады этот момент наступил двадцать восемь лет назад, когда он возглавил полицию Паракуана. Он хорошо помнил тот день в 1978 году. Коллеги еще звали его Траволтой. Он возвращался в офис после очередного скучного дня, собираясь писать отчет. В дверях его встретил Круз Тревино. Похоже, Тревино ждал именно его.

— Эй, ты слышал, что происходит в Мадере? — спросил он. — Барбосе дали пинка под зад. Он ушел в отставку.

— Потрясающе! — обрадовался Табоада. — Давно пора! Я не понимаю, как эту красную свинью вообще могли избрать мэром.

— Погоди, это еще не все. У нас тут инспекция из Мехико.

— Черт подери! А шеф в курсе?

— Шеф пока не вернулся из Сьюидад-Виктории.

— А что он там делает?

— Об этом я и хотел у тебя спросить. Ну-ка, колись!

Появился Чикоте:

— Сеньор Табоада, вас ждут наверху.

Шесть незнакомых парней в штатском перевернули кабинет шефа вверх дном. Лолита бегала туда-сюда с документами.

— Это он, это сеньор Табоада, — крикнула она, увидев, что один из них — самый высокий и крепкий — не позволяет Траволте войти.

— Сеньор Хоакин Табоада? — К нему подошел смуглый приземистый человек лет пятидесяти. С виду начальник. У него были темные очки и двойной подбородок. — Мы хотели с вами поговорить.

Толстяк улыбнулся в предвкушении.

— Сеньор Педро Гарсиа Гонсалес задерживается в Сьюидад-Виктории. Тем временем президент прислал нас сюда, чтобы мы проинспектировали его работу. Нам нужна ваша помощь.

— Позвольте узнать, кто вы?

Человек продемонстрировал ему жетон СБП, Службы безопасности президента. Хосе Карлос Дуранзо, заместитель командующего. Табоада много слышал о нем — Дуранзо, ночной кошмар политзаключенных. Редкий изверг и садист.

— Приятно познакомиться.

Дуранзо обнял его за плечи, как старого друга.

— Идемте прогуляемся. Прогулки полезны для здоровья, не правда ли? Скажите, сколько вам лет?

— Двадцать девять.

— Двадцать девять… вы очень молоды, очень. Если вы поможете мне прояснить кое-что, при всей вашей молодости вы станете очень счастливым человеком.

Траволта пока ничего не понял, но уже почувствовал, что удача повернулась к нему лицом. На него обратил внимание такой могущественный человек, как Дуранзо! Вот как ассистенты выслуживаются перед ним.

— Скажите, Хавьер…

— Хоакин.

— Скажите, Хоакин, вы готовы к тому, чтобы занять этот кабинет?

— А как же шеф Гарсиа?

— Не беспокойтесь, он только что подал прошение об отставке. Это и к лучшему, верно? Он стар, ему скоро семьдесят лет, и пора на покой. Настало время смены караула, не так ли?