Русский Сюжетъ - Людмила Третьякова

Поначалу обыватели предвкушали грандиозный скандал и, не дождавшись, любопытствовали, как такое положение переносит Надежда Александровна?

– А что Надежда Александровна? – непритворно удивлялся князь. – Она мне первый друг и останется со мною, а вот Дарья Елисеевна – жена...

Его немало не заботило, что он нарушил закон. Главное, чтобы он был доволен, а обе любимые женщины спокойны и счастливы. Свое время князь, крутившийся как белка в колесе между новостройками, фабриками и изысканиями в пустыне, умел распределить так, чтобы ни Дарья, ни Надежда не чувствовали себя в обиде. Он старался соблюсти и их материальные интересы.

На имя Надежды Александровны в банк им была положена крупная сумма денег и определена большая часть той недвижимости, которой князь обзавелся в Ташкенте. А ведь помимо дворца, доходных домов и разных предприятий он обзавелся двумя имениями – «Золотая Орда» и «Искандер», – устроенными, как и все, что он делал, на широкую ногу. Дарье же Елисеевне, которая со временем превратилась из хорошенькой барышни-казачки в пышную, сияющую здоровьем и дородностью красавицу, князь подарил несколько доходных предприятий. В частности, один из кинотеатров. Вторая «жена» оказалась женщиной умной, оборотистой и быстро разбогатела. Обзаведясь приличным капиталом, она решила в корне изменить свою жизнь. Понимая, что брак с князем, в сущности, фикция, Дарья Елисеевна ринулась в Петербург, где, как говорили, удачно вышла замуж уже по-настоящему.

Князю Часовитинова родила троих детей: двух сыновей и дочь Дарью. Судьба их оказалась трагичной. Сын Святослав совсем молодым в 1919 году пал жертвой красного террора; другой, названный в честь отца, умер в те же годы. К дочери Дарье Николай Константинович питал совершенно особое чувство. Даня, как он ее называл, – любимое дитя, на которое были направлены трогательная нежность и отцовское внимание. Заметив у девочки музыкальные способности, великий князь послал ее учиться игре на скрипке в Норвегию...

  

Лишь под конец жизни к Александре Иосифовне вернулся муж, больной и усталый. Почувствовав себя нужной ему, великая княгиня воспряла духом.

А что в Петербурге? Жизнь родителей Николы в общем-то подходила к концу. Великий князь Константин Николаевич был тяжко болен. Похоронив свою балерину, он, человек едкий, стал сентиментальным. На него нахлынули воспоминания молодости. И чем больше он предавался им, тем сильнее раздражался на себя. Как несправедливо все-таки он поступил со своей жинкой! Вспомнил даже, как она ему спасла жизнь: в Варшаве какой-то террорист, намереваясь бросить бомбу, заглянул в карету и увидел рядом с ним беременную Александру Иосифовну. Жестокий замысел не был приведен в исполнение. А разве он, муж, которого она так любила, не убивал ее своим небрежением?

Осознав несправедливость содеянного, великий князь отправился в Павловск, неся великой княгине седую повинную голову и вконец расстроенное здоровье. Жена приняла его очень спокойно. Похвалилась, что много занимается маленькими бродягами и учредила Столичный совет детских приютов. Разговор перешел на Николу. Глаза Александры Иосифовны наполнились слезами. Сын ей не пишет. Помнит ли он, что она еще жива?

Впрочем, теперь, после стольких лет, княгиня осознала, как виновата перед ним. Но почему же им не помириться, не простить? Прощают даже разбойников, ограбивших тебя на большой дороге. Тут Константин Николаевич, глубоко вздохнув, некстати сказал, что к разбойникам какой счет может быть, другое дело – родные люди. И оба смолкли под тяжестью родительской грусти, сознания своих ошибок и подступавшей старости.

Великий князь переехал к жене, которая самоотверженно ухаживала за ним. Они часто вспоминали Николу и даже послали ему поздравительную телеграмму в день рождения. Ужасная история, изувечившая жизнь их первенца, уже подернулась дымкой забвения.

  

Прихоти любви непредсказуемы. Перед неаполитанским скульптором Томазо Солари Никола поставил условие: добиться портретного сходства со своей возлюбленной, во всем остальном в точности повторить скульптуру Паолины Боргезе. И Фанни осталась жить в мраморе. Сегодня мы можем представить, как эта великолепно сложенная высокая женщина эффектно выглядела в роскошном туалете.

...Однажды в Павловске мать Николы принимала американского посланника. Тот был заинтригован рассказами о дворце: в мире, как говорили, не существует другого подобного ансамбля.

Великую княгиню подкупил искренний интерес американца и та по-детски бурная реакция на все, что рассказывала и показывала Александра Иосифовна.

– Я чувствую, будто попал в сказку, в старое-старое

царство.

– Так оно и есть, – кивала головой хозяйка. – Здесь ничего не менялось с тех пор, как построили этот красавец дворец. Недавно я приказала отреставрировать мебель, так представьте, на обивку пошел тот же материал, который завезла сюда бабушка моего супруга, императрица Мария Федоровна. Все делалось с мыслью о будущем, с большим запасом. Впрочем, все, кто жил здесь, считали долгом что-то подарить Павловску на память о себе.

И великая княгиня рассказала посланнику, как они в молодости поехали в Париж в качестве частных лиц и под теми же именами, что и некогда будущий император Павел I с супругой, – граф и графиня Северные.

– Знаете, мы с мужем опустошили и свои карманы, и парижские антикварные лавки. Думаю, что больше не появлялось таких покупателей.

Она рассмеялась. И посланник увидел, что великая княгиня еще не так стара и симпатична. Он знал, что после разлада в семье настало примирение, и от души порадовался за павловскую затворницу.

Довольная возможностью показать себя хранительницей такого сокровища, как Павловск, Александра Иосифовна сказала:

– Сейчас все пронизано солнцем, и вы не заметили, что во дворце нет ни керосиновых ламп, ни газовых. Это, конечно, неудобно, и мой маленький двор немножко ворчит и недовольствует. Между нами – ну и пусть... Я никого не держу и легко отпущу каждого в Петербург к этим новомодным штучкам. А здесь... – она вздохнула, – пусть здесь все останется как в старое доброе время.

Через бывший кабинет жены Павла I они спустились в удивительной красоты цветник. Княгиня объяснила, что это место так и называется «Собственный садик».

– Супруга императора Павла была прекрасным ботаником, обожала цветы и самолично за ними ухаживала. Этим занимаюсь и я. Еще играю на клавесине. Привожу в порядок целую груду старинных партитур, которые никому сейчас не нужны. Дети разлетелись, а мы с мужем состарились.

Они еще долго бродили по парку, уйдя далеко от дворца и заглядывая в уже не слишком ухоженные уголки, где стены беседок скрывались под обвивавшим их вьюном. И вдруг, приглядевшись, посланник воскликнул:

– Ба! Ваше высочество, взгляните!

В зарослях кустарника белело мраморное изваяние полуобнаженной красавицы с яблоком в руках.

– Кто это? – заметно нервничая, спросила Александра Иосифовна.

– Да это же американка, любовница вашего сына

Николая!

– Не может быть! Как она здесь оказалась? Не понимаю...

Настроение у нее явно испортилось. И посланник, поняв это, поспешил откланяться.

На следующее утро, призвав к себе управляющего, Александра Иосифовна распорядилась, чтобы мраморную фигуру взяли с указанного ею места в парке и отправили его императорскому высочеству великому князю Николаю Константиновичу в Ташкент.

Никола не обратил внимания на длинный дощатый ящик, прибывший из Петербурга. Он выписывал из России и Европы много чего: станки, строительные материалы, агрегаты для орошения, оборудование для насосных станций, золоченую мебель из Франции, аккуратно упакованные саженцы.

Его работники разбирали каждый свое. И напоминание князю о том, что на железнодорожном складе застрял не числившийся в списках ящик, затерялось среди самых разных докладов и текущих вопросов.

Но однажды один из подрядчиков, приехавших со склада, откашлявшись, сказал:

– Мы, ваше императорское высочество, изволите ли видеть, без вашего дозволения вскрыли ящик-то. За хранение счет выставляют. Вы же сами нашего брата по головке не погладите.

– Что? Какой ящик?

– Да там женщина, ваше высочество. Почитай, в натуральном виде.

– Какая женщина?

– Да кто ж ее знает... Пригожа, надо сказать, дальше некуда. – Подрядчик развел руками и добавил: – Одним словом, мраморная баба на манер тех, что у вас в парке понаставлены, только лежит. По квитанции вроде бы из Санкт-Петербурга. Павловск, что ли...

Что-то кольнуло Николу. Не отрывая глаз от бумаг, он коротко распорядился: «Привезти в дом, – добавил: – нет, не в дом, в парк поставьте, туда, где три березы растут».