Русский Сюжетъ - Людмила Третьякова

Казалось, его высочеству деньги давало все, на что он обращал свой взор. Доходы от помещений под фотоателье, квасных будок, от бильярдных залов, магазинов, мельниц, «ледодельной», ткацкой фабрики, заводов рисового, мыловаренного, хлопкоперерабатывающего и прочего складывались во впечатляющую сумму – полтора миллиона рублей в год. Скажем, для сравнения: из Петербурга князю присылали двести тысяч.

У Николая Константиновича оказался великолепный коммерческий дар. Он одним из первых обратился к наиболее тогда доходной области промышленности – строительству хлопкоочистительных заводов. В громадном хозяйстве Николы ничего не пропадало. Технологический цикл им продумывался досконально. Он стремился к безотходному производству: например, семена, остававшиеся после переработки сырца в волокно, употреблялись в качестве сырья на маслобойнях, а оставшийся жмых частично шел на удобрения, частично – на корм скоту.

  

Надежда Николаевна Дрейер-Искандер прожила с великим князем нелегкую жизнь. Она была женщиной с сильным характером, умевшая прощать. Иначе ее супружество с Николаем Константиновичем долго бы не продлилось.

С поселением князя в Ташкенте город начал жить по-новому. В частности, Николай Константинович занялся строительством кинотеатров. В сравнительно небольшом городе их появилось пять, среди которых знаменитая «Хива». Это название, разумеется, было данью памяти бывшего гвардейца-подполковника давнему боевому походу. Интересно, что зрительный зал украшал карниз, составленный из 1500 клинков казачьих шашек и штыков. В фойе князь, великий любитель животных и экзотических птиц, велел поставить клетки с обезьянами и попугаями. Кстати сказать, при его дворце находился большой зверинец, открытый для жителей города.

Увы, «Хива», при советской власти переименованная в «Молодую гвардию», была разрушена землетрясением в 1966 году. А вот княжеский дворец устоял. Сначала в нем располагался музей, а теперь это Дом приемов МИДа Узбекистана.

Едва ли кто из нынешних ташкентцев знает, что первый театр в их городе был построен Николаем Константиновичем. Здание было очень комфортабельным, в 90-х годах XIX века здесь даже гастролировал МХАТ. На премьерах князь, постаревший, но по-прежнему импозантный, в сюртучной паре, сшитой в Лондоне, и с моноклем в глазу, появлялся в ложе, любезно раскланиваясь с дамами. Он любил и умел быть неотразимым и всегда следовал непреложному закону, на который почему-то не обращают внимание большинство мужчин: женщины льнут к тем, кто обожает их как лучшее создание Всевышнего. И чтобы заполучить такую драгоценность, все средства хороши.

В оправдание князя скажем, что, завоевывая очередную красавицу, он прибегал не только к деньгам и подаркам. Обаяние, любезность, мастерство прекрасного рассказчика, изощренные приемы завзятого ухажера и любезника, который знает женский характер, – все шло в ход, когда великому князю хотелось добиться желаемого. И не его вина, что этих силков мало кому удавалось избежать.

Князю нравилась, когда женщина улыбалась, даже если его помыслы в отношении дамы не простирались дальше светского разговора. Сделать приятное, обворожить – это он умел как никто иной. «Был у меня великий князь и опять с букетом, – отмечала в дневнике жена туркестанского генерал-губернатора Варвара Духовская. – Он очаровал меня простотой своего обращения; мил и любезен донельзя, разговор его блещет остроумием и юмором».

А Надежда Александровна? Что ей перепадало от талантов князя? Далеко не каждая женщина могла бы вынести характер его высочества, состоящего из самых противоречивых качеств. Особенно ужасен был Николай Константинович во хмелю. Перепить его, по воспоминаниям, не мог никто. Он выигрывал все пари, заключенные по этому поводу, и оставался на ногах и с трезвой головой, когда другие буквально сваливались под стол. Но и у его высочества был свой предел. Переступив его, он уже ничем не напоминал кумира ташкентских дам. С помутневшим взором Николай Константинович превращался в деспота, от которого можно было ожидать самых диких выходок. И чаще всего доставалось графине Искандер.

В своей книге «История моей жизни» А.И.Свирский, некоторое время работавший у великого князя библиотекарем, вспоминал, что еще до встречи с будущим патроном наслышался о нем от бывалых людей такого, что внушало и интерес, и трепет. Кто он, этот некоронованный владыка Ташкента, то в смокинге, то в выгоревшей одежде местных крестьян, постоянно менявшийся, сбивавший с толку, не дававший установиться о себе какому-то единому мнению?

«Ежели посмотреть на него издали, то можно принять великого князя за обыкновенного сарда, то есть местного жителя, – рассказывал Свирскому очевидец, – на нем шелковый полосатый халат, а на бритой голове самая что ни на есть простая азиатская ермолка. А когда ближе подойдешь да увидишь, какого он высокого роста и какие у него орлиные глаза, – ну тогда сразу смекаешь, что имеешь дело не с простым человеком... Князь сильно пьет и в пьяном виде превращается в дикого зверя. Свою красавицу жену, Надежду Александровну, забавы ради заставляет в одной сорочке при свете луны бегать по аллеям дворцового парка, подгоняя ее казацкой нагайкой... А вот недавно он такую штуку выкинул, что мы с Надеждой Александровной и посейчас находимся в большой тревоге. Ты представь себе только... Открывается у нас в Ташкенте по приказанию министра финансов Вышнеградского сельскохозяйственная выставка. И вдруг приходит князю в голову посетить эту выставку. Надежда Александровна всячески его отговаривает, напоминая ему, что он находится под домашним арестом. А он свое: «Наплевать, во мне самом кипит в жилах собачья кровь Романовых – и никому не подчиняюсь...» Вот тут-то он и выкинул штуку... На главной аллее встречается сам генерал-губернатор со свитой: «Ваше императорское высочество, вы, так сказать, под домашним арестом, а изволите гулять...» и прочее такое. И что же ты думаешь, делает князь? Не говоря худого слова, размахивается и хлоп его высокопревосходительство по морде!.. Ну и получается скандал... Вот каков наш великий князь!»

  

Все женщины, с которыми судьба свела великого князя, были незаурядными натурами. Полуграмотная казацкая дочь Дарья Часовитинова, получившая финансовую поддержкой своего покровителя, стала богатой женщиной и сумела устроить свою судьбу.

Неукротимый характер мужа, перепады настроения, взрывы ярости, неизбежные в положении арестанта, – многое пришлось вынести графине Искандер, многое принять, простить, смириться. В одном она была уверена твердо: пусть у мужа, склонного к обновлению чувств, есть любовницы, главное, что они – не соперницы. Ее место в жизни великого князя определилось окончательно.

...Видимо, в глубине души Николай Константинович надеялся все-таки вернуться в Петербург и потому благосклонно смотрел на старания супруги наладить отношения с его родней, которая не горела желанием признать в казацкой дочери «великую княгиню». Но, с другой стороны, Романовым некуда было деться от факта, что в жилах двух сыновей Николы течет царская кровь. И вот стараниями Надежды Александровны обоих мальчиков определили учиться в Пажеский корпус. Теперь у нее появилась причина чаще, чем обычно, появляться в Петербурге, завязывать кое-какие связи, потихонечку приближаясь уж если не к Зимнему дворцу, то хотя бы к Мраморному.

Ее отлучки всегда сопровождались появлением у князя новой пассии. В конце концов Надежда Александровна как женщина здравомыслящая сама стала поселять в доме какую-нибудь смазливую молодую бабенку, которая и заменяла ее на время столичного вояжа. Но случались и осечки.

...В 1895 году князя, непререкаемого у местных жителей авторитета во всех вопросах, позвали в казацкий курень. Срам да и только – жених, не досчитавшийся кое-чего из приданого, заявил, что венчаться не поедет. На полу, сидя среди разбросанных юбок, горько плакала пятнадцатилетняя невеста. Князь велел девчонке замолчать, внимательно посмотрел на нее, дал денег отцу и в той же свадебной бричке, что стояла у дверей, поехал с ней венчаться. Как это выглядело в глазах публики и начальства, его не интересовало, а револьвер, который он всегда носил с собой, был убедительным аргументом при разговоре со священником.

На следующий день Дарья Елисеевна Часовитинова переехала из бедного казацкого куреня в большой дом, купленный ей князем. Возвратившейся графине Искандер муж объяснил: теперь у него две жены, что для мусульманского края даже маловато. Надежда Александровна махнула рукой на очередную княжескую дурь, справедливо считая, что никакими рыданиями мужа не проймешь, а себе цвет лица испортишь. И князя то и дело стали видеть с двумя женами по бокам: справа Даша, слева Надя.