История Петра Великого - Александр Брикнер

Вышло именно так, как Петр не чаял. В Астрахани были две партии; одна часть жителей, во главе которой находилось духовенство, была расположена к примирению, другая все еще надеялась на успех в открытой борьбе с властью и, очевидно, рассчитывала на немногочисленность войска, которым располагал Шереметев. Митрополит Самсон и Георгий Дашков, строитель Астраханского-Троицкого монастыря, находились в переписке с боярином.

Когда Шереметев приближался к Астрахани, на встречу к нему явились духовные лица, некоторые стрелецкие пятидесятники и десятники и разные инородцы с объявлением, что весь народ астраханский готов его встретить. Несмотря на это, однако, приходилось до вступления в город вести переговоры с астраханцами, между которыми заводчики бунта пользовались большим уважением. Когда от имени Шереметева в Астрахань к старшине Якову Носову приехал сызранский посадский человек Данила Бородулин, то Носов говорил ему в кругу, при всех: «Здесь стали за правду и христианскую веру, коли-нибудь нам всем умереть будет, да не вовсе бы и не всякий так, как ныне нареченный царь, который называется царем, а христианскую веру порушил; он же умер душой и телом, не всякому бы так умереть». Далее Носов говорил тихонько: «Ведь мы неспроста зачали! Это дело великое: есть у нас в Астрахани со многих городов люди… есть у нас письмо из Московского государства от столпа от сущих христиан, которые стоят за веру же христиан-/скую». Когда Бородулин, взяв ковш вина, сказал: «Дай Боже (благочестивому государю многолетно и благополучно здравствовать!» — на это отозвался старшина, московский стрелец Иван Луковников: «Какой он государь благочестивый, — он, неочесливый, полатынил всю нашу веру!» В кругу раздавались бранные крики на государя: «Не сила Божия ему помогает, ересями Юн силен, христианскую веру обругал и облатынил, обменный »н царь. Идти ли нам, нет ли до самой столицы, до родни его, до Немецкой слободы и корень бы весь вывести; все те ереси от еретика, от Александра Меньшикова». И через несколько дней Яков Носов при подобном же случае говорил о Петре: «Я про его здоровье пить не стану: как нам пить про такого православных христиан ругателя? что вы не образумитесь? ведь вы и все пропали; обольстили вас начальные люди милостью; пропали вы душой и телом». Ко всему этому Носов, наконец, прибавил угрозу: «На весну и мы к вам будем».

Развязка приближалась. Когда Шереметев еще более подошел к Астрахани и послал туда письмо, чтобы перестали бунтовать, ответа не было, но пришло несколько дворян с вестью, что мятежники готовятся к отчаянной борьбе. Приходилось сражаться с бунтовщиками, причем повторилось явление, положившее конец стрелецкому бунту 1698 года близ Воскресенского монастыря. Царские войска дали залп; бунтовщики побежали, покинув пушки и знамена. Сначала они еще намеревались защищаться в кремле, но в тот же самый день вышли оттуда с просьбой о прощении. Шереметев велел всем положить оружие и на другой день занял кремль: на его пути по обеим сторонам улицы астраханцы лежали на земле.

Шереметев в этой схватке потерял 20 человек убитыми и 53 ранеными. В Москве говорили, что убитых и раненых мятежников было до 4 000, но эта цифра едва ли может соответствовать истине. Такому же мнению подлежит рассказ Плейера о немедленной, после взятия кремля, казни 200 человек [438]. Из письма Шереметева к Головину, напротив, видно, что нужно было действовать крайне осторожно, потому что Носов, как писал Шереметев, «великий вор и раскольник, и ныне при нем все его боятся и в шапке с ним никто говорить не может». Замечателен отзыв Шереметева о бунтовщиках вообще: «Я такого многолюдства и сумасбродного люду отроду не видал, и надуты страшной злобой, и весьма нас имеют за отпадших от благочестия. Как надуты и утверждены в таковой безделице!»

Окончание дела совершенно походило на печальный исход стрелецкого бунта 1698 года. Участники бунта были перехвачены и отправлены в Москву: здесь их колесовано, казнено и умерло во время продолжительного розыска 365 человек. Очевидно, правительство, повторяя допросы и пытки, надеялось открыть какую-нибудь связь между астраханским бунтом и каким-либо революционным элементом в центре государства. Шереметев вступил в Астрахань 12 марта 1706 года; два года позже — 8 февраля 1708 года — происходили последние казни: 70 человек были обезглавлены, пять колесованы, 45 повешены; до этого, между прочим, по свидетельству Плейера, 28 ноября 1707 года были казнены 30 человек обезглавлением, 60 человек — повешением. Во все время до окончательной победы, одержанной над мятежниками, Петр сильно беспокоился. Известие об успешных действиях чрезвычайно обрадовало царя. Он писал Шереметеву: «Письма ваши принял, и за неизреченную Божию милость Господа Бога благодарили с изрядным триумфом, которой викторией над сими проклятыми воры вам, яко виновным оной виктории, поздравляем; за который ваш труд Господь Бог вам заплатит, и мы не оставим». А Меньшикову: «Min Bruder! Я не могу оставить вам без объявления, каким образом проклятые астраханцы, после присылки повинные, наглости делали. Бог чудно смирил их: ибо вяще 10 000 человек было, наших же около трех, а так их побили, что Земляной город приступом взяли» и проч. [439]

В 1707 году явилась новая забота — бунт инородцев. Уже с 1705 года между башкирами обнаружилось сильное волнение. Движение приняло большие размеры вскоре после победы над астраханцами. Приходилось отправлять против них войска и сражаться с ними. Не без труда удалось справиться с «башкирским воровством» при помощи оставшихся верными правительству калмыков. И в башкирском бунте, как и в астраханском, важнейшими причинами раздражения были злоупотребления представителей власти [440].

Население по рекам Бузулуку, Медведице, Битюгу, Хопру, Донцу состояло почти исключительно из беглецов. Верховые казачьи городки не могли нравиться правительству, жители их весьма часто были готовы восставать вооруженной рукой против власти. Чем строже к ним относился царь, тем опаснее становились эти противогосударственные элементы на юго-восточной окраине. На донских казаков и в продолжение всего XVII века была плохая надежда. Всегда они отличались своевольностью, некоторой независимостью, иногда буйством. При Петре усиление центральной власти, перемена в отношениях ее к казацким порядкам в духе преобразования, чрезмерная строгость государства, солидарность казацкого элемента со стрельцами, лишенными льгот и отправленных именно в крайние пределы государства могли повести легко к повторению явлений времен Стеньки Разина. Петр требовал то выдачи беглых крестьян, то разных мер для усиления контроля над казацким населением, то более точного исполнения царских указов вообще. Немудрено, что люди на Дону, и прежде иногда склонные к союзу с татарами, турками и Персией, мечтали о бунте и измене. Мы упомянули выше, что Плейер из уст одного казака узнал о готовности его товарищей отложиться от Московского государства и отдаться в подданство султана.

При таком настроении умов на Дону и его притоках неучастие жителей этих мест в астраханском бунте могло считаться особенным счастьем. За это неучастие царь, незадолго до того обращавшийся к казакам со строгими указами о выдаче беглых крестьян и об уничтожении казацких городков, «поселенных не по указу», наградил казаков новыми и драгоценными войсковыми клейнотами и знаменами. В то же самое время, однако, повторялись прежние требования: свесть городки, построенные после Азовских походов не по указу, переписать всех жильцов, выслать новопришлых людей в те места, откуда кто пришел.

Не только эти указы не были приведены в исполнение, но бегство крестьян принимало именно в это время все большие размеры. Бежали не одни крестьяне, но и работники с публичных работ, забравши деньги вперед, солдаты и стрельцы из Азова, множество драгунов из армии Шереметева, когда он шел из Астрахани в Киев.

Царь не хотел терпеть всего этого более, особенно когда нужда в служилых и платящих людях увеличивалась все более и более, и в 1707 году отправил на Дон полковника, князя Юрия Владимировича Долгорукого, с отрядом войска для отыскания беглецов и высылки их на прежние места жительства. Такая мера, однако, считалась как бы нарушением казацких прав и поэтому возбудила сильное негодование во всем местном населении. Начали говорить на Дону, что астраханцы были правы, восставая против государя, и что последний напрасно наказал их. Нашелся и второй Разин. Атаман Кондратий Булавин 9 октября 1707 года на реке Айдаре напал на отряд князя Долгорукого и истребил его вместе с предводителем. Затем Булавин пошел по донецким городкам, рассылал призывные грамоты. Готовых действовать заодно с Булавиным нашлось очень много. В этих местах подвиги Стеньки Разина были еще в свежей памяти. Старики, участвовавшие теперь в булавинском бунте, были когда-то товарищами знаменитого атамана эпохи царя Алексея Михайловича. Булавин хвалился, что к нему пристанут астраханцы, запорожцы и терчане.