Программист - Игорь Денисенко

От Мишина ощутимо несло водкой и какой-то бедой. Открыл двери, на кухню проходить не стали, сели прямо у входа на гостевой диванчик.

— Слушаю…

— Горе у меня Олег… Такое горе, — произнес Владимир Сергеевич, сжимая кулаки, — Дочку мою машина сбила, в больнице она…

— Сочувствую, — кивнул я, пытаясь понять, почему он ко мне пришёл. Неужто поделиться больше не с кем?

— Мне твое сочувствие до одного места, мне помощь твоя нужна, — скрипнул зубами Мишин, распространяя запах свежего перегара…

— Владимир Сергеевич, вы же прекрасно знаете, что не лечу я людей, не способен…

— Лечить да. Не способен, зато способен другое…

— Не понимаю, о чем вы?

— Всё ты прекрасно понимаешь… Подонка того, что дочку мою инвалидом сделал наказать нужно, об этом прошу…

— Как это?

— Ой! Олег, ты только передо мной целку из себя не строй… Уж чего-чего, а я умею вещи сопоставлять и анализировать. Да, конечно. доказательств у меня нет, но сатаниста ты мне сдал, лишь после того, как на тот свет его отправил. Так ведь, а? А с этим типом, который художников до самоубийства доводил, вообще чудеса… Был человек и одномоментно в дурачка превратился… Ведь я вышел на него… Что ты так на меня смотришь? Не веришь? Да, нашел я его, хоть и поздно, но нашел в психушке. Не знаю, что ты с ним сделал… Душу из него вынул или мозги свернул, не знаю, как это у вас колдунов называется, только он теперь глупее редиски на грядке.

И самое главное… Тут признаться я не сразу допер, сотрудников наших в машине — тоже твоя работа… А я дурак, тебя возил на место, думал поможешь. Как же! Помог! Наплел мне с три короба… На себя показать ты не конечно, не покажешь… Не признаешься, — со злой усмешкой произнес В.С.

— Да, что вы такое говорите! — возмутился я, — Как такое возможно?

— Тебе виднее как…, - поднял глаза Мишин, — Только они все четверо как раз и были связаны с тем парнем, который в СИЗО повесился, они его задержали за убийство проститутки. А ты мне звонил, за него хлопотал. Только он признался и все протоколы подписал. Тут уже ничем не поможешь… Уж не знаю бабка тебя его попросила, или сам ты решил народным мстителем стать, но НАШИ СОТРУДНИКИ — ТВОЯ РАБОТА! Вот так то! И не лепи мне горбатого, что ты тут не причем…

Мелкий страх скользнул в моей душе, лишь на миг, уступив место холодной решимости.

— Даже если так, то они это заслужили. Ведь именно Толмачев проститутку задушил, а на пацана этот труп повесил. Перечислять их грехи не буду, но ОНИ ЭТО заслужили! Только вот не пойму. Вы помощи пришли моей просить или угрожать? Если у вас есть доказательства, так давайте… Арестовывайте! — зло произнес я, вытягивая руки вперед, словно под наручники.

— Арестовать я тебя не могу, хотя надо бы…, - скрипнул зубами следователь, — И помощь мне твоя нужна. Нужно чтобы ты разобрался с тем уродом по своему, как умеешь. А я все предыдущие твои подвиги забуду и всё…

— Вот спасибо! Только извините, обмен не равноценный. Ваши предположения и умозаключения к делу не пришьешь, а мне вы предлагаете человека убить. А самому, слабо? Безгрешного из себя не стройте. Знаю, и улики подследственным подкидывали и деньги брали…

— Брал, — устало кивнул Мишин, внезапно, на пике разборок сломавшись и посерев лицом.

— Признаюсь, думал я, если ты не поможешь, то сам с подонком разберусь… Пристрелю как бешенную собаку. Посадить его, не посадишь, и подкидывать что-то бесполезно, выкрутится… Пристрелю, а только вот, кто внука растить будет. Два годика ему всего…

Ага! — подумал я про себя, испытанный прием. На жалость давит гражданин начальник. Ладно, послушаем, чего там у него случилось.

А вкратце случилось следующее… Неопознанная иномарка (по признанию очевидцев, номер машины не запомнивших, но машина марка Бентли) на пешеходном переходе сбила его дочь. Дочка в тяжелом состоянии, с переломами обоих ног доставлена в реанимацию, одну ногу ампутировали. Водитель с места происшествия скрылся, но искать его — нужды нет, в городе у нас одна Бентли Континенталь, на ней гоняет сын прокурора города.

Пятница.

Вчера, после записи в дневник, никак уснуть не мог. Всё мысли одолевали всякие разные. Законы у нас пишутся для управления стадом, чтобы загнать как скотину в стойло и место указать. Шаг влево, шаг вправо и ты на мясокомбинате. А для власти законов нет, они сами закон. Так было всегда и везде. Не хочу я жить за границей, но и здесь мне свободы не видать. Да и надоела эта чернуха. Зло порождает зло. Принцип — око за око, делает этот порочный круг вечным. Наверное, Иисус это понимал, и от отчаяния предложил альтернативу с пресловутыми щеками и прощением.

Заключили с Мишиным договор, он мне организует мелкие личные вещи сотрудников (для сбора информации) и фото прокурорского сынка — я ему труп прокурорского сынка на блюдечке. А ведь уже не раз сам себе клялся, божился, что последний труп на моей совести? Нет. По любому надо сваливать. Покоя мне однозначно не дадут. Опять-таки, в любой другой стране свои законы, своя пирамида власти, не хочу. Не хочу я жить ни по чьим законам, кроме законов своей совести. Деньги будут. Остров купить в океане? И что я там буду делать? Мартышкам про компы рассказывать? Основать свою банановую республику? Так это опять пирамида власти… Охрану-войска придется иметь, чтобы не захватили, к войскам обслугу, чиновников, и нефтяную скважину, чтобы всех этих дармоедов кормить. А оно мне надо? Нет, конечно. Поэтому главное с деньгами оказаться по ту сторону границы, а там определимся. Я запутался, и не знаю, чего хочу, но одно я знаю точно, чего не хочу.

Чего-то я не в ту сторону думаю? Завтра на свадьбу к Артему идти, вот о ней и подумать. А чего о ней думать? Не моя же свадьба, денег дам молодоженам и буду минералку пить.

Воскресенье.

Добрались на такси со свадьбы уже в час ночи. Сами понимаете, фату с невесты сняли, а танцы продолжаются. Потанцевал слегка с Иркой, вспомнили свою свадьбу, и, как и что у нас было. Воспоминания накатили на нас, как волна цунами. А начались с мелочей, как тетка её туфлю украла и под юбку себе спрятала, как другая родственница Ирку украла и выкуп требовала. Как бедный наш музыкант уснул за пультом в обнимку с бутылкой и куриной косточкой в руках. И какая холодина стояла второго Февраля, что под столом в ресторане у нас лежал старый, дедовский полушубок, чтобы ноги в туфлях не замерзли. И ведь у нас ничего, совсем ничего не было, но мы были счастливы, что мы есть друг у друга, и гордо называли друг друга мужем и женой. А добравшись, после свадьбы до дома уснули в обнимку, и тогда, после своей свадьбы, и сейчас, после свадьбы Артема. Словно на своей опять побывали…

Ночью же я оказался совсем в неожиданном месте…

Мы шли быстрым шагом, мы торопились. Времени было в обрез, нужно было успеть туда и обратно. Иначе кранты всем, иначе все напрасно. Нас вел проводник, безошибочно выбирая наикратчайший путь от одних врат реальности до других. Собственно врат не было видно, были видны лишь ведущие к ним тропы. И проходя по узкой заснеженной горной тропе, обдуваемой всеми ветрами, мы как бы протыкали невидимый пузырь и оказывались уже где-то в темной пещере. Пересекая по тропинке пещеру, вываливались на первом этаже разрушенного гигантского цеха и, карабкаясь по конструкциям, ощерившимся ржавой арматурой, вылезали на крышу здания, чтобы оказаться в полу затопленном тоннеле и брести по пояс в черной протухшей воде. А дойдя до конца тоннеля, вдруг попадали снова в горы из красных камней. Теплые наши одежды на меху были тяжелые и сочились водой, намокшие в воде унты скользили по камням, но мы вдруг пришли… Осматривать артефакт было некогда. Черный блестящий куб впритык зашел в мой рюкзак за спиной, и проводник повел нас обратно. И мы пошли мимо стража, под его тяжелым неподвижным взглядом по тропе выведшей нас в бескрайнюю степь, но тропа в степи, петляя средь низкой выжженной на солнце травы, увела нас в глубокий овраг, а спустившись на дно оврага мы опять оказались в разрушенном городе, покрытом глубоким снегом и толстой коркой льда на остовах зданий. Мне было тяжело, сгорбившись под ношей, я видел лишь ноги впереди идущего. И отставал от них все больше и больше, и на миг, остановившись, чтобы поправить лямку рюкзака, вдруг вовсе потерял их из виду. Никого из группы не было, я был замыкающим. А передо мной тропа раздвоилась, образуя вилку. Куда они пошли? Налево или направо? От моего решения сейчас зависела моя жизнь. Не та тропа, приведет меня не в ту реальность, а это конец. Без проводника, я никогда не смогу попасть к своим. И спросить не у кого… Стражи реальностей, что постоянно попадались нам на пути, были безмолвны. Однако, если ты промедлишь и чуть задержишься на переходе, он порвет тебя на куски. Если даже не порвет, что мне кажется более вероятным, то сама реальность разлетится у тебя перед глазами. Как сейчас у меня… Пока я стоял перед вилкой, в глазах поплыли и закрутились красные, яркие точки, в ореоле черных провалов. Стоять нельзя. И я шагнул направо, чтобы с хлопком перейти в очередной мир. Мир этот был не знаком, тропа вела в какой-то пещере больше похожей на внутренний мир дождевого червя, круглые кольцевые арки, бесконечная череда их, словно ты идешь внутри гофрированного шланга. Не туда свернул, с горечью понял я, но вернуться нельзя, прохода назад больше не существует. Вперед и только вперед. Уже темнеет и до заката нужно успеть, иначе врата перестанут существовать, и вместе с ними перестану существовать я. Красные точки в глазах все ярче, все больнее смотреть. И я бегу из последних сил, стараясь разглядеть сквозь пятна тропу под ногами. Раздается хлопок и вот точки пропали, а впереди я вижу наших ходоков, и я окликаю их.