Программист - Игорь Денисенко

В фойе устойчивый запах потных носков и прокуренных мужиков, и ещё чего-то нелоувимого, но жутко казенного и протокольного. Решетка, отделяющая предбанник с посетителями от внутренних помещений. Угрюмая морда дежурного за стеклом, и приветливая Мишина, который машет дежурному открыть дверь. Щелкнул электромагнит и решетчатая дверь открылась.

— Заходи, заходи дорогой.

Безликий кабинет. Обшарпанный стол с монитором, выпущенным ещё в начале века. Комп скорее всего пень 3, максимум 4, чисто автоматически отмечаю я.

— Дело собственно вот в чем… Двадцать третьего Февраля пропал мужик, — вот этот, — Мишин подает мне фото, — Вчера жена его подала в розыск. Конечно, можно предположить, что забухал. Но обзвонила всех друзей и родственников. Нет нигде. Мобильник недоступен. Что можешь сказать?

— Могу сказать, что в живых его нет — однозначно. И рядом с ним ещё один труп… Вроде женский. Искать их на окраине города, в стороне завода Газовой аппаратуры.

— О, как! Молодец! Ты уже сходу направление видишь? — заискивающе говорит Мишин, после событий в ресторане, он уверился в моей работе на безопасность и резко зауважал. Раньше, не интересовался где я, и есть ли у меня время ему помочь, а теперь звонит заранее.

— Вижу, — киваю я, — Где-то на даче он. Вижу синий автомобиль, иномарку во дворе.

— Здорово! — восхищается следователь, — Может ещё и кто убил видишь?

— Подождите немного… Сейчас посмотрю…, - говорю я и закрываю глаза. Внутренним взором начинаю видеть мутные, словно переснятые с экрана кинотеатра, на любительскую камеру образы… Скрипит снег под ногами. Убийца с бешено колотящимся сердцем обходит такой знакомый до боли автомобиль и поднимается по небольшой лестнице в дом. В доме негромко что-то бормочет телевизор. Прихожая. Вешалка. Знакомая дубленка на ней и короткая женская шубка… Шубка рыжая. То ли из лисы, то ли из рыси. Вполне может быть и собачья шкура, китайцы кудесники любую собаку под Шанхайского барса сделают. С замиранием сердца проходим дальше. А в правой руке оказывается горячий и тяжелый пистолет. Захожу и вижу, как эта сука сидит верхом на нём. На скрип половиц она оборачивается. И вся ненависть выплескивается наружу. Жму курок. Грохот выстрелов. От пороха ест глаза, и начинают течь слезы. Мужик с перепуганным лицом пытается что-то сказать. Гад! Сволочь! Кобель! — хочется выкрикнуть ему в лицо, но в место этого, пистолет с упавшей женщины переходит на мужчину и палец жмет и жмет курок, пока не становится тихо. А в ушах стоит гул от выстрелов.

Ещё не досмотрев кино, я чисто по внутренним ощущениям понял, кто убийца. А ведь такого раньше не мог… Недоступно мне это было — видеть.

— Кто? — вопрошает Мишин.

— На правой руке у неё должны остаться следы от пороха…

Вторник.

Утро пришло под песню по радио на канале Ретро-FM. «Портрет твой, портрет работы Пабло Пикассо…» И первая мысль при пробуждении была: «Да-уж… Пикассо ещё тот портретист». Ладно, если писал он картину в голубой период, типа «Девочка на шаре», а если во времена кубического маразма? Так по тому портрету человека мама родная не опознает, а не то, что возлюбленный. И не надо говорить, что я ничего не понимаю в искусстве. Абстракционизм всякий — это деградация живописи, когда художник ничего нового сказать не может, а выпендриться хочет. И цены на такие картины раздуты до фантастических размеров не от того, что они действительно шедевры (такие шедевры почти любой ребенок лет пяти намалюет) и есть истинные ценители с большими деньгами, а от того, что это просто бизнес. Владельцам выгодно раздуть ажиотаж вокруг предмета, чтобы втюхать лохам, считающим себя аристократией.

Помню, как меня Юра просвещал на этот счет. Муж двоюродной сестры в Питере давно и серьезно антиквариатом занимается. Сидели мы с ним в уличной кафэшке, на Невском, пиво пили, и заспорили на счет «Подсолнухов» Ван Гога, которые мне нравятся. Вот он и выдал мне свою точку зрения. Мол, я никогда не задумывался, почему прекрасные морские пейзажи Айвазовского никогда не будут стоить как картины Ван Гога? Бизнес, ничего более.

— Дилинь-дилинь, дилинь-дилинь, — запиликал мобильник. Номер знакомый, но кто это, без понятия.

— Да.

— Здравствуйте, звоню вам ещё раз сказать спасибо, — мурлычет в трубку приятный женский голос Маргариты Артуровны, — Извините, что беспокою по такому поводу, но хочу поинтересоваться: Вы как программист ещё работаете? Документы восстановить на компьютере можете?

— Могу. Удаленные?

— Нет… тут такая история. Главный бухгалтер получила какой-то документ по почте, открыла, и все офисные документы теперь не открываются.

— Не вопрос. Привозите в сервис-центр, посмотрим, разберемся.

— Только знаете, там конфиденциальная информация и мне бы не хотелось, чтобы её кто-то узнал.

— Это само собой.

— А во сколько мне это обойдется? — спросила М.А. думая, что как у популярной нынче личность цены на услуги у меня не слабые.

— Восстановление информации согласно прайсу, не дороже, чем везде.

— Спасибо. Когда можно подвезти?

— К девяти часам.

Но в девять часов получилась накладка. Одновременно с появлением гонца с системником под мышкой, порог переступила женщина с Пирогова 10. Поэтому я, коротко обрисовал Коле, что с пациентом делать, а сам занялся списком покойных жильцов. Фотографий их понятное дело не было, поэтому пробовал на вкус каждое имя, несколько раз повторяя про себя, надеялся получить некий намек свыше. И намек получил… Отозвалось что-то внутри на Аполлинария Митрофановича… Как странно, вот собственно имя его происходит от греческого «посвященный Аполлону», но субъект при жизни был ещё тот… Скорее от Аполлиона — губителя его имя трактовать надо. Чувствую, что был он при жизни каким-то мелким партийным чиновником, и квартиру эту получил в 38 году, потому, что на прежнего владельца настучал куда надо, и того отправили лес валит за антисоветскую пропаганду, где тот и сгинул. Мать, же покойного вальщика леса была женщина не простая, прокляла она Аполлинария от всего материнского сердца. Пожелала ему всего хорошего. Несмотря на её пожелания, Митрофанович благополучно дожил в этой квартире до шестьдесят четвертого года, то есть до самой своей кончины. Тип неприятный, желчный, скрытый садист. Из тех, что обязательно воспользуется случаем, и если никто не видит, с наслаждением пнет бродячую собаку или кошку. Просто так, чтобы получить удовольствие от чужой боли. Проклятие же людское аукнулось ему после смерти…

Хм… Не знаю почему, но мне сразу вспомнился мой спаситель — бродячий белый пес с черными ушами.

— Знаете что… девушка. Свечку за упокой вот этому поставьте обязательно, — я подчеркнул ручкой имя в списке, и показал клиентке, — но я бы посоветовал вам позвать на дом попа, пусть ладаном пройдется и святой водой по углам обрызгает. Лишнее не будет… А ребенку пока скажите, что бабайка ему ничего сделать не может, что он такой же сильный как дядя, который с бабайкой дрался.

— Чего там Коля?

— Пока 16 вирусов и 4 трояна.

— Как проверку закончишь, запускай магик офис рековер и сканируй по одному диску.

— Девушка, скажите на выходе, пусть следующий заходит…

— Спасибо.

Среда.

Сегодня был серьезный разговор с матерью. Мою сказку, что хочу вместе с ней и женой на море поехать отдохнуть, она не восприняла и паспорт оформлять наотрез отказалась. Пришлось раскрыться. Сказал ей, что может сложиться так, что мне придется уехать навсегда и вернуться я не смогу. Мать расплакалась, мол, во что я ввязался и зачем? Что пока не поздно, нужно мне в деревню тете Нине уехать и там пересидеть. Пересидеть не выйдет, вздохнул я, но как мог, постарался маму успокоить и сказать, что жить за границей не так страшно, как кажется. И будет совсем ни капельки не страшно, богатым людям.

Четверг.

Сегодня вечером, закрываю офис и тут черной тенью, словно из под земли вырос, надвинулся на меня Мишин. Я его даже сразу не узнал, думал гопник какой наехать хочет и тросточку в руке сжал. Хороший на ней набалдашник, увесистый. Башку проломить, как нефиг делать.

— Олег! Подожди… Поговорить надо.

— Что случилось? — спросил я, вглядываясь в черное лицо следователя.

— Давай зайдем, не на улице же разговаривать…

От Мишина ощутимо несло водкой и какой-то бедой. Открыл двери, на кухню проходить не стали, сели прямо у входа на гостевой диванчик.

— Слушаю…

— Горе у меня Олег… Такое горе, — произнес Владимир Сергеевич, сжимая кулаки, — Дочку мою машина сбила, в больнице она…

— Сочувствую, — кивнул я, пытаясь понять, почему он ко мне пришёл. Неужто поделиться больше не с кем?

— Мне твое сочувствие до одного места, мне помощь твоя нужна, — скрипнул зубами Мишин, распространяя запах свежего перегара…