Афины на пути к демократии. VIII–V века до н.э. - Валерий Рафаилович Гущин

с ними в Европу» (Diod. XI. 37. 1–2). Если верить Диодору, можно предположить, что Ксантипп разделял мнение Леотихида, не возражая даже против переселения ионийских греков в Балканскую Грецию[700].

Но затем мнение афинян изменяется. «Афиняне же, изменив мнение, советовали остаться, говоря, что если кто из других эллинов и может им предоставить помощь, то только афиняне, находящиеся с ними в родстве. Они считали, что ионийцы, переселенные сообща эллинами, уже более не будут признавать Афины метрополией» (Diod. XI. 37. 3)[701]. Однако приведенный пассаж звучит несколько подозрительно. Получается, что причиной неприятия идеи переселения ионийцев стала афинская имперская идея. Диодор как будто бы предвосхищает то, что будет в пусть и недалеком, но будущем. И все же мы готовы принять сказанное им, поскольку идея создания морского союза во главе с Афинами наверняка уже появлялась. Как мы уже говорили ранее, идею ионийского союза Диодор приписывает не Аристиду, будущему создателю Делосской симмахии, а Фемистоклу (Diod. XI. 41. 4).

Итак, если считать сказанное Диодором реальным фактом, с чем же могло быть связано изменение позиции? Не исключено, что оно было следствием решения народного собрания, которое могло рассмотреть этот вопрос и довести его до сведения афинских военачальников. Можно также предположить, что на Самосе появляется кто-то из более влиятельных афинских политиков – скажем, Фемистокл или Аристид.

Как бы то ни было, в данный момент пелопоннесцы вынуждены были подчиниться совместно принятым решениям. «Эллины же, отплыв из Микале в Геллеспонт, бросили якорь сначала из-за противных ветров у [мыса] Лекта. Отсюда они прибыли в Абидос и нашли там мосты, которые они считали целыми, уже разрушенными (ради этого-то прежде всего они прибыли в Геллеспонт). Тогда Левтихид и пелопоннесцы решили отплыть назад в Элладу. Афиняне же и их предводитель Ксантипп, напротив, решили остаться и напасть на Херсонес. Итак, пелопоннесцы отплыли [домой], афиняне же переправились из Абидоса в Херсонес и приступили к осаде Сеста» (Herod. IX. 114).

Однако осада оказалась затяжной, что, надо думать, не могло не отразиться на репутации Ксантиппа. «Между тем осада [Сеста], – продолжает Геродот, – затянулась до поздней осени, и афиняне уже стали тяготиться долгим пребыванием на чужбине и безуспешной осадой. Они просили военачальников возвратиться на родину. Военачальники же ответили, что не уйдут, пока не возьмут города или пока высшие власти в Афинах не отзовут их домой. Тогда афинянам пришлось примириться с обстоятельствами» (Herod. IX. 117).

Пути лакедемонян и афинян постепенно расходились. Но это еще не было распадом союза. Несмотря на возникшие на Самосе разногласия, совместные военные действия еще будут продолжаться. На следующий год Павсаний, сын Клеомброта, рассказывает Фукидид, «послан был из Лакедемона, в звании стратега эллинов, с двадцатью кораблями от Пелопоннеса. Вместе с ним отплыли на тридцати кораблях афиняне и масса других союзников. Они пошли войною на Кипр, покорили большую часть его, а потом направились к Византии, занятой персами, и взяли ее осадою» (Thuc. I. 94. 1–2, здесь и далее пер. Ф. Мищенко; ср. Plut. Arist. 23). Об этой экспедиции рассказывает и Диодор. «Лакедемоняне, – говорит он, – назначив Павсания, который командовал войсками в битве при Платеях, навархом, приказали ему освободить эллинские города, в которых еще стояли варварские гарнизоны. Он, взяв 50 триер из Пелопоннеса, 30 триер, присланных афинянами под командованием Аристида, сначала поплыл на Кипр… После этого, поплыв в Геллеспонт, он захватил Византий…» (Diod. XI. 44. 1)[702]. По словам Фукидида, именно в этой экспедиции обнаружится недовольство союзников жестокостью Павсания (Thuc. I. 94. 2). А Диодор обнаруживает в его действиях скрытую измену. «Захватив в Византии многих знатных персов, – читаем у него, – он передал их под охрану Гонгилу из Эретрии на словах для осуществления казни, на деле же для возвращения их Ксерксу. Он так поступил потому, что находился в тайной дружбе с царем…» (Diod. XI. 44. 3)[703].

Тогда же во внутренней политике Афин усиливается антиспартанская составляющая. Причем проводниками нового курса станут и Аристид, и Фемистокл. Первый примет активное участие в создании морского союза, а второй займется укреплением города. С этого момента можно говорить о том, что позиции обоих политиков максимально сблизятся. «Простатами народа в эту пору, – рассказывает Аристотель, – были Аристид, сын Лисимаха, и Фемистокл, сын Неокла. Последний считался искусным в военных делах, первый – в гражданских; притом Аристид, по общему мнению, отличался еще между своими современниками справедливостью. Поэтому и обращались к одному как к полководцу, к другому как к советнику. Возведением стен они распоряжались совместно, хотя и не ладили между собой» (Arist. Ath. Pol. 23. 3–4, здесь и далее пер. С. Радцига).

Итак, после битвы при Микале намечаются существенные изменения в политической жизни Афин и Греции. Благодаря Аристиду возрастает роль афинян в Эллинской лиге, что приведет к созданию Делосской симмахии. Во время упомянутой выше экспедиции выплескивается наружу недовольство греков Павсанием и лакедемонянами, что приведет к расколу Эллинского союза. «С начальниками союзников Павсаний разговаривал всегда сурово и сердито, а простых воинов наказывал палками или заставлял стоять целый день с железным якорем на плечах. Никому не разрешалось раньше спартанцев набрать соломы на подстилку, принести сена коням или подойти к источнику и зачерпнуть воды – ослушников слуги гнали прочь плетьми» (Plut. Arist. 23). А вот Аристид, благодаря мягкости обхождения с союзниками, снискал себе уважение греков, которые, как рассказывает Плутарх, сами обратились к нему с предложением о создании нового союза. «Вскоре греческие полководцы и начальники морских сил, в особенности хиосцы, самосцы и лесбосцы, стали приходить к Аристиду и уговаривать его принять главное командование и взять под свое покровительство союзников, которые уже давно мечтают избавиться от спартанцев и примкнуть к афинянам» (Plut. Arist. 23; ср. Diod. XI. 46–47). Современные исследователи отмечают единодушие древних авторов в том, что инициаторами создания союза выступили не афиняне, а их ионийские союзники[704].

Еще больший авторитет принесла Аристиду раскладка фороса – взносов, которые стали делать союзники в общую казну, находившуюся на о. Делос. «Еще находясь под руководством спартанцев, – отмечает Плутарх, – греки делали определенные взносы на военные нужды, и теперь, желая, чтобы каждому городу была определена надлежащая подать, они попросили афинян отрядить к ним Аристида и поручили ему, познакомившись с их землями и доходами, в соответствии с их возможностями назначить, сколько кому платить. Получив такую громадную власть – ведь Греция в какой-то мере отдала в его распоряжение все свое имущество, – бедным ушел он из дома и еще беднее вернулся, составив