Наполеоновские войны - Чарльз Дж. Исдейл

эта повинность была ограничена: благодаря возможности нанять заместителя или уплатить пеню вместо службы, не говоря уже об освобождениях, в ополчении служили бедные слои общества. Во всяком случае предполагалось, что каждое графство представляет только лишь справедливую квоту, рассчитываемую в соответствии с численностью его населения, а поскольку эти квоты не перерассчитывались с 1757 г., бремя службы стало крайне неравномерным. Эти части к тому же не являлись общенациональными: Шотландия была в большей или меньшей мере освобождена от этой повинности, а в Ирландии набор рекрутов был совершенно добровольным. Собственно ополчение, призываемое на постоянной основе в военное время, в 1796 г. было усилено вторым войском, так называемым «дополнительным ополчением» (Supplementary Militia), которое должно было получать минимум базовой подготовки и призываться лишь в случае реального вторжения. Эти два ополчения, облеченные в плоть в мае 1803 г., достигли максимальной численности в 89.000 человек в 1805 г. и до конца войны составляли примерно 20 процентов вооружённых сил.

Хотя ополчение никогда не направлялось за границу, с ним всё-таки следовало считаться. Но вряд ли это можно было сказать о добровольческих частях, составлявших третий главный элемент сухопутных войск Британии, которые один министр по военным и колониальным делам охарактеризовал как «нарисованные вишни, которые никто, кроме наивных птиц, не примет за настоящие». Формирование местных добровольческих частей, первоначально начавшееся более или менее спонтанно на волне контрреволюционного пыла, прокатившегося по стране после казни Людовика XVI, было санкционировано законом, принятым парламентом в 1794 г., и к 1800 г. в эти части записались примерно 200.000 человек. После наступления мира их, в основном, демобилизовали, а в 1803 г. они в огромном количестве вновь стали под ружьё и к концу этого года насчитывали около 440.000 человек. После ослабления панического страха перед вторжением 1803–1805 гг., их численность уменьшилась, и энтузиазм ослаб, но даже тогда, до 1807 г., когда правительство стало прилагать все усилия, чтобы втиснуть их в рамки вновь сформированного и гораздо более систематического войска под названием «местное ополчение» (Local Militia), их оставалось около 294.000 человек. Поскольку им вменялась муштра исключительно «без отрыва от производства», мысль о том, что их можно было бы использовать на поле сражения — единственное, для чего их, собственно, готовили, — представляется слишком смелой, к тому же, несмотря на атмосферу воинствующего патриотизма, которая в то время изображалась, не могут не закрасться серьёзные сомнения в их побуждениях. Для людей со средствами, которые фактически организовывали большинство этих частей, «добровольцы» представлялись защитой не только от французов, но и от внутренних беспорядков. Между тем для лавочников, ремесленников и клерков, составляющих большую часть рядового состава, участие в них означало близость с теми, кто превосходил их по социальному положению, и возможность извлечения выгод из этого. Они также дополнительно выигрывали за счёт избавления от жеребьёвки в случае добровольного вступления в ополчение, тем же преимуществом пользовались и представители трудящихся классов (к тому же они могли не бросать родные места и свои семьи, а многие «добровольцы» открыто заявляли, что они ничего, кроме своих мест, не собираются защищать). К тому же для таких людей плата за каждый день, проведённый на сборах, являлась весомой добавкой к скудным или ненадёжным доходам. Наконец, на всех уровнях «добровольцы» предполагали волнующую атмосферу веселья и товарищества и, прежде всего, они имели право носить мундир, который часто был насколько роскошен, настолько же и непрактичен.

Итак, если Британия в наполеоновский период и выглядела «нацией под ружьём», то весьма своеобразной, поскольку значительная доля её вооружённых сил состояла в лучшем случае из солдат территориальных частей. Действительно, характер британской мобилизации был таков, что бойцов фактически не хватало. И не только потому, что многочисленные мужчины, которые иначе могли бы попасть в регулярную армию, прельщались поступлением в местные оборонительные части, но и потому, что нельзя было даже рассчитывать на то, что последние в состоянии занять место регулярных подразделений. Так, в ноябре 1811 г. на Британских островах были развёрнуты войска численностью 56.000 человек. Поскольку в колониях постоянно находились ещё 50.000 – 75.000 солдат, сменявшие друг друга правительства считали, что остающихся войск недостаточно для нанесения удара по Наполеону. Так как даже Веллингтон никогда не получал больше 60.000 британских солдат, становится совершенно ясно, что Британия скорее всего и не смогла бы быть серьёзным соперником в крупномасштабных военных действиях, развернувшихся в Центральной Европе. Из этого вытекало, что Британии следовало добиваться своих целей другими способами — прежде всего за счёт военно-морских сил, дипломатических усилий по созданию антинаполеоновской коалиции и эксплуатации экономического потенциала.

Начнём с Королевского Военно-морского флота. Традиционная военно-морская историография наполеоновских войн сосредоточивает всё своё внимание на морских сражениях и имеет очень узкий характер, а воспоминания значительной части британских моряков говорят о том, что в наполеоновской период они, в основном, занимались патрулированием. Как бы то ни было, операции флотов, в которых Британия пользовалась значительным превосходством, — или нежелание французов после 1805 г. отваживаться на них — сохраняют своё значение, поскольку именно они обеспечили контроль на море, от которого зависело всё остальное. Поэтому рассмотрим сначала факторы, сделавшие Трафальгарское сражение столь неизбежным результатом.

С военно-морской точки зрения Британия начала наполеоновские войны с существенным стратегическим преимуществом. Во время революционных войн вереница побед значительно ослабила военно-морскую мощь Франции и её союзников, как реальную, так и потенциальную. Так, к 1801 г. только число французских военных кораблей сократилось с шестидесяти пяти до сорока одного. Между тем из-за, главным образом, социального и политического хаоса, строительство военно-морских судов во Франции уменьшилось примерно наполовину. Напротив, к 1801 г. захваты и новое строительство довели число британских боевых линейных кораблей до 108, при этом ещё 80 находились в резерве, ремонте или строились. Наполеон во время действия Амьенского мирного договора предпринимал отчаянные усилия, чтобы закрыть эту брешь, но недостаток соответствующих резервов замедлял дело, и, когда война возобновилась, то, хотя строились примерно 45 новых кораблей, даже с учётом мелких и устаревших судов голландского флота число военных кораблей всё ещё было не больше примерно 50, из которых только 23 можно было непосредственно использовать. И даже эти силы были сильно рассеяны и имели низкий моральный дух, к тому же испытывалась острая нехватка и офицеров и матросов. В то же время Британия имела значительный численный перевес: к марту 1804 г. у британцев было больше 80 боевых линейных кораблей, а потом эта цифра поднялась до 100. Хотя внешне ситуация