Мост над бездной - Гарри Тертлдав

Копыта и подошвы с хрустом давили снег. Где-то неподалеку каркнула ворона. Ее Ршава хотел услышать меньше всего: добычей ворон нынче снабжали хаморы.

Беглецы шли дальше. Один из бывших жителей Скопенцаны сказал:

— Уж лучше так, чем в одиночку. Я бежал из Скопенцаны один и даже не верил, что доберусь до Цаманда. Зато теперь у меня появился настоящий шанс.

В его словах не было логики, и Ршава едва не сказал ему об этом. Немало банд кочевников были достаточно многочисленными, чтобы уничтожить эту кучку беженцев. К тому же она привлекала больше внимания, чем путешественник-одиночка.

Ршава промолчал. Если горожанину нужна соломинка, чтобы за нее цепляться, то пусть цепляется, сколько ему угодно. Никому от этого хуже не станет. Да и религии это не противоречит. Если мужчина умрет, допустив подобную ошибку, это не уменьшит его шансы перейти Мост Разделителя.

«А как насчет твоих проклятий?» По телу Ршавы пробежала дрожь, вовсе не связанная с зимним холодом. Сейчас прелат не обращал на мороз особого внимания, потому что был достаточно тепло одет и сыт. Холод в его душе был вызван совсем иной причиной. И избавить от него не могли ни миска горячей каши, ни жаркий очаг.

Весь этот день путники не видели хаморов. На ночь они остановились в бывшем крестьянском поселении. Большая часть домов в деревне была сожжена, уцелевшие стояли пустыми. Три женщины из группы отправились спать в одну из брошенных хижин, мужчины расположились в двух других. Они решили выставить на ночь часовых, сменяющих друг друга по очереди; такой роскошью Ршава и Ингегерд не могли насладиться, когда путешествовали вдвоем.

Один из мужчин разбудил прелата, сказав извиняющимся тоном:

— Ужасно сожалею, что потревожил вас, святейший отец… Но сейчас ваша очередь.

— Все в порядке, — ответил Ршава и зевнул.

Он поднялся и, пробираясь к выходу, постарался не разбудить других похрапывающих видессиан.

Где-то заухала сова. Где-то еще — к счастью, намного дальше — завыл волк; ему отозвался второй, потом третий, пока не зазвучал настоящий хор демонов. Ршава содрогнулся: уж больно эти голоса были созвучны его тревогам. Время от времени сквозь прорехи в облаках выглядывала луна, заливая бледным светом мертвую деревню и превращая тени в кляксы живой полуночи.

Ршава держал копье, однако не знал, будет ли он с оружием опаснее для врагов. Скорее всего, не очень. Но если он успеет поднять тревогу и попытается защитить себя, это сможет принести остальным хоть какую-то пользу. «Ура», — с тоской подумал он. Некоторые видесские церковники, например святой Квельдульфий, почитали мученичество, совсем как светские мужчины почитали женщин. Но это явно не для Ршавы.

Вспомнив о Квельдульфий, прелат подумал о халогаях, убивших человека, обращенного в веру Фоса, хотя он был с ними одной крови. А подумав о белокурых северных варварах, Ршава обратился мыслями к Ингегерд. Он счел это великим и удивительным совпадением, хотя правда заключалась в том, что теперь почти все на свете могло заставить его думать об Ингегерд.

Он посмотрел на крестьянский дом, где она сейчас находилась с двумя другими женщинами. Словно по заказу, луна выглянула снова и залила хижину холодным серебристым светом. Ршава тяжело вздохнул. Двумя ночами раньше он обнимал ее — о, не так, как об этом поется в балладах; но все же обнимал. А сейчас… Сейчас она вполне могла находиться на обратной стороне луны.

Мягко, по-волчьи, ступая, прелат крался по опустевшей деревушке. Уйти от одолевающих мыслей, найти хоть что-нибудь, напоминающее покой… Однажды Ршава ахнул от неожиданности, когда что-то пробежало по снегу. Но то была всего-навсего мышь, перебегавшая из одной хижины в другую. Священник облегченно выдохнул.

Напуган мышью! Как хохотали бы над ним Токсар и Воил! Но Токсар был мертв. «Из-за моего проклятия», — вспомнил Ршава и содрогнулся. А Воил? Если он и не погиб, когда хаморы ворвались в Скопенцану, то наверняка нашел смерть, когда задрожала земля и стали рушиться дома и стены. Как Ршава ни старался, он не смог убедить себя, что сожалеет о любом из тех, кто возглавлял ополчение Скопенцаны.

Над его головой скользнул призрак. Сердце прелата ухнуло в пятки, но это оказалась лишь сова, скользившая по воздуху на бесшумных крыльях. «Опоздала. Мышь уже спряталась, — подумал Ршава. — Но будут и другие».

Луна скрылась, на деревню плащом опустился мрак. В столице и Скопенцане на улицы сквозь щели в ставнях пробивался бы свет ламп и очагов. На некоторых улицах после заката зажигали факелы; но здесь не было ни факелов, ни даже звезд. Словно ледяной ад Скотоса воцарился на земле.

Рука прелата очертила знак, отгоняющий злого бога. Ршаве не нравилось, как Скотос упорно пробирается в его мысли. Он огляделся, хотя и мало что мог увидеть. Осторожно ступая в темноте, он двинулся к домам, где укрылись его спутники.

Ршава почти дошел, когда деревушку сотряс очередной толчок. Он оказался сильным, и прелат с трудом устоял на ногах. Из домов послышались крики, испуганно заржали лошади. Но, в отличие от землетрясения, разрушившего Скопенцану, толчок не повторился, и через несколько секунд все кончилось. Животные успокоились. В одной из хижин, где находились мужчины, кто-то сказал:

— Вот ведь гадость какая.

Несколько человек согласно рассмеялись.

Другой мужчина высунул голову из хижины и спросил:

— Вы в порядке?

— Вполне, — ответил Ршава.

Мужчина помахал ему и скрылся внутри.

Постепенно сердце Ршавы перестало колотиться. Толчки выматывали путников. Они постоянно грозили обернуться сильным землетрясением, и ни один человек не мог опровергнуть эти страхи. Оставалось ждать и надеяться, что толчки утихнут сами собой, но все боялись, что этого не произойдет еще очень долго.

Ршава заметил какое-то движение возле хижины женщин, и его пальцы стиснули древко копья. Секунду спустя он понял, что глупо ждать опасности с той стороны — во всяком случае, такой опасности, с которой не справится копье.

Он узнал Ингегерд даже в темноте. Две другие женщины были приземистыми и полноватыми, рядом с ними она казалась елью возле раскидистых дубов.

— Ты в порядке? — окликнул ее прелат.

Ингегерд повернула голову. Скорее всего, она не знала, что он там стоит.

— Это вы, святейший отец?

— Кто же еще?

— Тогда как другу могу свободно сказать, что я не в порядке. Всякий раз, когда земля трясется, сердце во мне замерзает. Я хочу кричать. Я хочу бежать. И знаю, что ни то ни другое мне ни капли не поможет. Мой народ — воины. И мне стыдно за мою трусость, но еще стыднее лгать.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});