Мост над бездной - Гарри Тертлдав

Едва он подумал о лошадях, как один из местных спросил:

— А откуда у вас хаморские лошади, святейший отец?

Вопрос был вполне естественным. Гораздо удивительнее, что ополченцы задали перед этим множество других. Ршава кашлянул. У него не нашлось хорошего ответа, и за него ответила Ингегерд:

— Прелат убил варваров, которые на этих лошадях ездили. Они наши теперь, как добыча на войне.

Ее медленная и звучная речь сделала эти слова еще более впечатляющими. Ополченцы по-новому взглянули на Ршаву. Священник, да и не особо грозный на вид, который убил четырех хаморов?.. Ршава возблагодарил благого бога за то, что Ингегерд не сказала, как он их убил. Это потребовало бы гораздо больше объяснений, чем он был в состоянии дать.

— Где здесь гостиница, куда можно поселить жену командира гарнизона? — спросил он. — Я, разумеется, могу попросить о приюте в храме, но не она.

— Гостиницы у нас переполнены, но попробуем что-нибудь сделать, — ответил ополченец. — Раз она пришла с вами, думаю, мы что-нибудь подыщем.

— Спасибо тебе за доброту, — сказала Ингегерд.

В ее голосе — или, может быть, в том, как она говорила, — было нечто располагающее к себе. Ополченцы едва не подрались, решая, какая гостиница станет для нее лучшей. В конце концов они пришли к выводу, что подойдет только гостиница «Евтерия». Один из них назначил себя проводником и с самодовольным видом повел Ингегерд к гостинице.

Ршава пошел с ними.

— Теперь, когда мы пришли в город, ты здесь останешься? Тут тебе может быть безопаснее.

Она покачала головой:

— Нет. Я мужа стану искать. А безопасность… сейчас везде опасно. Раз Скопенцана пала, кто сможет усомниться, что на Цаманд такое несчастье не обрушится? Или вообще на любой город?

— Как я и обещал Гимерию, я помогу тебе, если смогу. — Ршава помолчал. — Если ты не захочешь со мной расстаться. Я пойму почему, и тебе нет нужды говорить иное ради вежливости.

Ингегерд снова покачала головой, теперь уже улыбаясь:

— Я не стану говорить и молчать вежливости ради. Любой, кто меня знает, скажет, что это так. — (Ршава поверил ей: она никогда не была лицемеркой. Лицемерие — порок видессиан, почти не присущий халогаям.) — Ничего плохого не случилось, — продолжала она, — и не жду я ничего плохого, если мы вместе будем путешествовать.

— Значит, мы дальше отправимся, когда сможем, — решил прелат.

Тогда он еще не знал, желает ли сам того же. А также подозревал: то, что он в тот момент считал «плохим», могло отличаться от смысла, который вкладывала в это слово Ингегерд. Он не стал ее спрашивать. Ршава не хотел знать ответ.

— Ну вот мы и пришли, — с гордостью сообщил местный ополченец. — Гостиница «Евтерия», лучшая в Цаманде.

Кто бы усомнился? Гостиница действительно могла похвастаться двумя этажами: нижним каменным и верхним бревенчатым. В Скопенцане она считалась бы обычной. В столице ее назвали бы жуткой лачугой; Ршава сомневался, что в городе Видесс еще остались дома с тростниковой крышей. Но для третьесортного северного городка она была неплоха.

— Э-э… — Ополченец замялся. — У вас есть деньги?

— У меня есть, — невозмутимо сообщила Ингегерд.

Местный облегченно вздохнул, а следом за ним и Ршава. Своих денег у него было мало. Он не принадлежал к числу священников, равнодушных к золоту, — и в этом не было ничего удивительного, если вспомнить, из какой семьи он происходил. Но, потрясенный известием о том, что хаморы ворвались в Скопенцану, он первым делом подумал о спасении, а уже затем обо всем остальном. Возможно, именно это и сохранило ему жизнь, зато теперь заставило смутиться.

— Святейший господин, если вы пойдете со мной, я провожу вас к храму, — предложил ополченец. — Он тут рядом, за углом. Если вы с госпожой путешествуете вместе, то наверняка захотите быть ближе друг к другу.

Ршава пристально взглянул на ополченца. Не намекает ли он на?.. Нет, горожанин явно воспринял ситуацию такой, какая она есть. Мучительная ситуация для Ршавы; он (и его очень конкретная часть тоже) весьма желал бы ее изменить… Прелат в который раз попытался спрятать это желание от себя и просто кивнул:

— Благодарю.

Священник, руководивший храмом, наверняка не стал бы утверждать, что его храм лучший даже в Цаманде. Звали святого отца Трибониан, и он, похоже, не отличался разговорчивостью. Он часто моргал, и от него попахивало винным перегаром. Если бы Ршава явился инспектировать этот храм, а не искать в нем пристанища, он нашел бы для священника кое-какие резкие слова. Они у него имелись, но Ршава заставил себя промолчать. А это оказалось нелегко: в отличие от большинства видессиан, прелат обычно говорил то, что думал.

— Вы счастливчик, святейший отец, раз вам удалось выбраться из Скопенцаны живым, — сказал Трибониан.

— Возможно. — Стоять перед очагом в комнате священника было замечательно. Ршава почти купался в чудесном тепле. Но он понял, что не может обойтись одним словом. — Если бы нам действительно повезло, то Скопенцану никогда бы не захватили варвары. Ее обрекла на гибель дурацкая вражда между ополченцами и крестьянами-беженцами.

— Нам? — переспросил Трибониан. — Значит, вы спаслись не один?

— С женщиной, — неохотно пояснил Ршава. — Женой командира городского гарнизона; его призвали на гражданскую войну, что ныне раздирает империю.

Ршава надеялся, что длинная фраза отвлечет Трибониана от сути ответа. Но здесь прелату не повезло.

— Вы ушли из Скопенцаны… с женщиной? — Кустистые брови Трибониана приподнялись. Ршаве пришлось кивнуть. Местный священник хитро взглянул на него. — Тогда вы действительно везучий человек, святейший отец.

— Клянусь благим богом, между нами не произошло ничего непристойного.

Ршава позволил ноткам гнева прозвучать в голосе. Отчасти он гневался на себя — потому что желал, чтобы между ним и Ингегерд произошло нечто непристойное. Но Трибониану незачем было об этом знать. Ршава сказал ему правду, хотя и неполную, и для внушительности добавил:

— Я поклянусь в этом у алтаря в столичном Соборе.

Трибониан никогда не бывал в столице. Вероятно, он даже не мог представить, как она выглядит. Но слава Собора разнеслась по всей империи Видесс и за ее пределами.

— Конечно, святейший отец, — пробормотал Трибониан. И Ршава не смог бы доказать, что священник произнес это с сарказмом.

Горячая каша с кусочками копченой свинины тоже оказалась замечательной — отчасти из-за того, что была горячей, но в большей степени просто потому, что это была еда. Таким голодным Ршава не был никогда в жизни. Он потратил столько сил, сколько ему никогда не доводилось тратить, и питался при этом скуднее, чем когда-либо. Даже второй порции ему не хватило, чтобы возместить то, что он испытал на пути в Цаманд. Но все же еда помогла, равно как и вино, которым он запивал кашу.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});