Нашествие арабуру - Михаил Белозеров

— Держи этого силача крепче! — приказывал Язаки Ваноути.

Дед тут же подпрягался, а через мгновение снова все перекладывал на слабые плечи Язаки, и Майяпан повисел на нем, как мокрая тряпка на заборе.

Язаки потел, кряхтел, но тащил, а вот куда, он и сам не знал — главное, подальше от притона «Уда», а потом хоть трава не расти, рассуждал Язаки, даже не имея возможности смахнуть пот со лба. Пот заливал глаза и щипал сверх меры, скатывался на кончик носа и оставлял на земле дорожку, которая тут же высыхала под горячим солнцем.

Наверное, им бы везло и дальше, но они возьми да забреди в квартал горшечников. Все это случилось, потому что Язаки видел лишь землю под ногами, а Ваноути вел. Но так как он радовался непонятно чему и по этой причине вообще ничего не замечал вокруг, то вывел не к реке, а совершенно в другое место.

— Бросил бы ты его… — ворчал Ваноути. — Черт он черт и есть… хотя и друг…

— Я тебе брошу… — из последних сил грозил Язаки. — Я тебе брошу… Тащи!..

Он и сам не знал, зачем ему нужен был Майяпан. Просто из чувства товарищества не мог его оставить — беспомощного и израненного. Не по-нашенскому это, не по-самурайски, думал он, испытывая гордость за самого себя от одной этой мысли. И они тащили его, обливаясь потом под полуденным солнцем.

— Держи крепче! — в очередной раз приказал Язаки, но Ваноути почему-то замер. — Ну что еще случилось?! — раздраженно спросил Язаки, силясь разглядеть что-либо из-под нависшего Майяпана.

— А-а-а… — как-то странно ответил Ваноути.

— Куриное дерьмо! — выругался Язаки, стараясь не уронить огромное тело Майяпана. Поднять его потом будет крайне трудно — труднее, чем столкнуть в море гору Фудзияма.

Язаки прислонил Майяпана к ближайшему забору и сказал с заботливыми нотками в голосе:

— Стой! Стой, сказал!

Черт, что я делаю? — спросил он себя. Майяпан норовил подогнуть ноги и завалиться в траву.

— Стой! — на этот раз грозно приказал Язаки и оглянулся, потому что Ваноути все еще тянул, как козел, непонятное свое: «А-а-а…»

Узкий переулок, в котором они находились, загородил им самый настоящий песиголовец. Морда у него была не такой длинной, как у собаки, а немного короче. Да и зубы не такие огромные, но все равно впечатляли, если представить, что они вцепятся тебе в глотку. Язаки сразу же вспомнил императорский парк и непонятное существо, которое они вспугнули, когда оно справляло малую нужду, и невольно попятился. Страшен был песиголовец, но не тем, что по силе не уступал Майяпану, а тем, что не было в нем ни капли человеческого, понятного — одна звериная, безмерная сила. Вот ее-то и ощутил Язаки и от этого застыл, как вкопанный, а Ваноути тихонько скулил. «Вот это да!» — хотел произнести Язаки, но у него отнялся язык.

— Отдайте мне его и уходите, — песиголовец показал когтем на Майяпана.

Язаки сам не понял, как произнес:

— Еще чего захотел!

Песиголовец зарычал. Он зарычал так низко, что трава в переулке всколыхнулась и полегла, птицы впорхнули с деревьев, а забор, на который опирался Майяпан, прогнулся и с треском рухнул во двор чьего-то дома.

— Эй, вы!.. — возмутился кто-то. — Зачем забор сломали?!

Не открывая взгляда от песиголовца, Язаки чуть-чуть повернул голову. В саду, подбоченясь, стоял хозяин дома — пьяный красномордый горшечник.

— Мы здесь ни при чем, — хотел объяснить Язаки, но кроме таких же звуков, которые издавал Ваноути, выдавить из себя ничего не мог.

— Я спрашиваю, что вы здесь делаете?! — горшечник взялся за оглоблю и пошел в раскорячку, похрапывая, как бык:

— Бу-ккоросу! Куриное дерьмо!!!

Язаки хотел шевельнуть ногой, да не смог. Хотел вздохнуть поглубже, да не тут-то было. Хотел почесать нос, да рука не поднялась. Тут он вспомнил о мшаго и посмотрел на него — мшаго висел вдоль ноги, как вялый уд, и казалось, что ему нет дела до происходящего. Удобно устроился, как о живом существе, подумал Язаки, и снова посмотрел туда, где стоял песиголовец, а потом на горшечника, который надвигался неумолимо, как зимний шторм.

— А это что за образина? — удивился горшечник, вытаращив глаза на песиголовца.

Его слегка качнуло, и он икнул, но не от испуга, а от обжорства. Песиголовец тихо зарычал. С яблонь в саду посыпались плоды.

— Ах, так!.. — многозначительно воскликнул горшечник и выбрался в переулок. Свою оглоблю он крепко держал в руках, хотя и покачивался, как тополь на ветру. — Сейчас я тебя… Сейчас… — злорадно выговаривал он заплетающимся языком.

Его кривые жилистые ноги уверенно попирали землю. Он отстранил Ваноути, который ему мешал, и двинулся на песиголовца, цедя сквозь стиснутые зубы:

— Бу-ккоросу!!!

Вместо того чтобы привести мшаго в боевое положение и вместе с горшечником дать песиголовцу бой, Язаки подхватил Майяпана, который все так же безучастно покачивался, прислонившись к остаткам забора, и полез в сад горшечника. Не то чтобы он сильно испугался, просто знал, что связываться с песиголовцем неразумно.

— Я ничего, ничего не видел, — бормотал он. — Мне все приснилось. Сики-соку-дзэ-ку[150].

Так или иначе, но Ваноути случайно вывел Язаки к дому горшечника Дзигоку. И в этом была его самая большая заслуга не только за весь день, а и за все предыдущие времена их скитаний по столице Мира, не исключая того случая, когда они попали на желтую императорскую дорогу.

— Открывай, быстрее! — скомандовал Язаки, кивая на крышку погреба.

В этот момент позади них раздался дикий рев песиголовца: то ли он добивал горшечника, то ли, наоборот, горшечник спьяну добивал его. Ваноути, который до этого все еще не пришел в себя и двигался, словно во сне, внезапно засуетился и, в одно мгновение откинув крышку погреба, сделал шаг вниз. Язаки услышал глухой звук от падения тела. Раздумывать не было времени — рев песиголовца сменился отчаянными воплями горшечника. Затем снова зарычал песиголовец, переходя на визг, в котором послышались нотки боли. Язаки засуетился, шагнул следом за Ваноути и полетел в темноту.

Очнулся он оттого, что рядом, почти над самым ухом, кто-то громко чавкал. Язаки открыл глаза, с ужасом решив, что его пожирают живьем, и увидел демона. Демон облизывал Майяпана.

— Извините, мой господин… — шарахнулся он в сторону, — бес попутал. Я три дня не жравши… — с величайшим почтением покосился на знак кизэ, который светился на груди у Язаки.

— Ты кто? — тихо спросил Язаки, приготовившись к самому худшему.

— Киби Макиби… Демон дыр и колодцев… — низко поклонился демон.

Был он уродлив, как может быть уродлив только демон: круглый лоб, впалые виски, огромная челюсть — вот что перво-наперво бросалось в глаза. А еще огромные, плоские, как у лошади, зубы. Откуда у демона зубы? — озабоченно подумал Язаки, неправильно это. У демона не должно быть зубов.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});