Пепел острога - Сергей Самаров

Десятник Велемир нес за плечами длинное налучье с еще более длинным луком, на поясе кожаный тул со стрелами, а в руках стальной прозор, вместо которого поставил на лук снова костяной, и странный лучный прицел, который вертел в руках и так, и сяк, рассматривая.

– Интересная какая штука… – заметил Ансгар, кивая на прицел, чтобы не вести разговор о мече, а, судя по взглядам, которые бросал на него десятник, Велемир именно о мече и хотел поговорить, и о недавно закончившемся учебном бое, научившем чему-то только одного молодого конунга. Обсуждать это просто не хотелось, потому что обида на кузнеца за такой талисман в рукояти, несмотря ни на что, в Ансгаре все же была. И эта обида слегка портила то высокое чувство, высказать которое Ансгар и пришел к Даляте. – Далята, как я понял, не только мастер-кузнец, у которого руки все сделать могут. Он еще и много чего головой придумывает…

– Еще как придумывает… А кто ничего не придумывает, тот и не будет никогда мастером, – ответил стрелецкий десятник. – Он говорил сегодня про самострелы, которые делал для женщин. И это не простые самострелы. В каждом по десять стрел. Самострел перезаряжать долго, в сравнении с луком. А там куда как быстрее все идет. Только ворот повернул[115], натянул тетиву, а стрела сама пружиной подается. Далята это сам придумал. А это… – он поднял прицел. – Мне это не нравится. Взял, чтобы Даляту не обидеть. Но такая вещь мне, говоря по правде, совсем без надобности. На дальние расстояния я привык стрелять навесом, как меня сызмальства учили. И всегда знаю, куда стрела попадет. И теперь уже переучиваться сложно. Пока туда посмотришь, пока сюда посмотришь, цель потеряешь. Был бы ты нашим стрельцом, отдал бы тебе… А так, отдам, кому потребуется…

– А чтобы стрельцом стать, сколько лет учиться надо? – спросил Ансгар, в голове которого уже давно зародилась мысль о создании собственного стрелецкого войска. Только как воплотить такую мысль в жизнь, он пока не представлял. Однако узнать хотел много.

– Всю жизнь, пока глаза видят, учишься… Когда глаза слабеют, лук другому передаешь, кто заменить тебя может, и начинаешь сам других учить…

У конунга был и личный интерес.

– Вот я бы, к примеру, смог выучиться?

– Поздно… – засмеялся Велемир. – Я, помню, только ходить по двору научился, отец мне сразу два камня подобрал, чтобы руки готовились к будущим делам.

– Два камня? – не понял конунг.

– Да. Один, полегче, в левой вытянутой руке держишь. Вторым, потяжелее, правой рукой вперед-назад водишь, как тетиву оттягиваешь. Так вот и начинал заниматься, вместо того чтобы в игры играть и деревянные лодки в ручьях пускать. Потом, когда руки слегка окрепли – вместо камней два стремени…

– А это как?

– Просто. Соединяются два старых выброшенных стремени. В левой вытянутой руке одно держишь, в правой второе. И пробуешь железо разорвать. Целый день тянешь, на следующий день тянешь, на третий день тянешь. Кажется, жилы из руки вытягиваются, но они, жилы, от этого только крепнут. К вечеру руки гудят, как струны гуслей. Зазвенеть готовы. И так несколько лет, до тех пор, пока лук в руки не получишь.

– А кто твой отец был?

– Тоже стрелец. Он мне свой лук и передал, когда глаза цель хорошо видеть перестали. Но и сам от стрелы умер. Ваши дикари его в упор расстреляли вместе с матерью. На пороге дома. И сожгли их потом вместе с домом. Несколько дней назад.

Десятник покраснел, голову упрямо опустил, чтобы скрыть свои мысли, и губы сжал до посинения. Больно ему было вспоминать все, что произошло в далеком от берегов Ловати Куделькином остроге, но не вспоминать было невозможно, потому что любая случайность возвращала мыслями туда.

– Я помогу тебе отомстить, – четко и членораздельно произнося слова, пообещал Ансгар. Ему самому показалось, что он ощутил боль утраты, которая посетила чужого ему человека и возбудила жажду мести. – Я отдам тебе Торольфа. Всем вам отдам его.

– Сейчас дело не в мести, – возразил Велемир. – Месть вообще в моем народе популярностью не пользуется. Так, бывает, гнев возобладает, но это не месть, а возмездие. А месть долго вынашивают. Мы так не можем. И вообще в другом дело. Ваши увели моих младших братишку с сестренкой. Мне их найти нужно как можно быстрее, пока их в рабство не продали. И Добряну, невесту мою, мне нужно в прежний облик вернуть.

– И их найдем, и Добряну вернем, – голос юного конунга звучал уверенно, и невозможно было не поверить ему, особенно, если хочется верить. – Правда, с Гунналугом совладать будет намного труднее, чем с Одноглазым. Но и на него управу сыщем. А это что?

Десятник заметил взгляд конунга и посмотрел себе на грудь. По рубахе расползалось небольшое кровавое пятно. Кровь свежая, не успела еще потемнеть.

– Ерунда. Рана время от времени вскрывается. Обычно от натуги – лук с новым прозором тяжел был. Но это все не страшно, кровь быстро засыхает. Сейчас придем, Добряна залижет, и рана закроется. Волчья слюна целебная. А вон кто-то, кажется, по нашу душу бежит. Не иначе, сотнику срочно понадобились…

Навстречу им, тяжело ступая по деревянной мостовой, по которой ходить не привык, как привык ходить лесными тропами, спешил вой из сотни Овсеня…

* * *

Десятник стрельцов Велемир не ошибся.

К сотнику Овсеню пожаловал в гости руянский сотник Большака, приплывший в городище Огненной Собаки на своей большой боевой ладье, имеющей даже тяжелое вооружение в виде трех катапульт, стреляющих сосудами с горящим маслом. И Овсень послал воя своей сотни поторопить Ансгара, с которым Большака хотел познакомиться и услышать точнее, против кого им придется вместе воевать, если договорятся и воевать все-таки придется. Необходимость такого разговора обуславливалась тем, что сам Большака знавал в своей бурной жизни многих урманских и свейских и ярлов, и простых воев, с которыми ходил в набеги на Северную Европу. Грабил саксов Англии, саксов Саксонии, земли франков и италийцев и даже добирался, как он сам говорил, до африканских берегов, где пробовал силу своего меча на сарацинах. И он не желал воевать против своих друзей, если такое случится. Правда, Большака сразу предупредил, что большинство его друзей-викингов живут в земле данов, вместе с которыми руяне частенько отправлялись в дальние набеги, или даже на самом Руяне, где в арконских тавернах можно встретить кого угодно, даже нескольких самых настоящих сарацин и одного разбойного поэта армянина. Но многие вои все-таки по происхождению из Швеции и Норвегии, и стоило сначала разобраться, а потом только подписываться на поход, чтобы не пришлось в пылу боя руку на друга поднять. Овсень не видел в таком желании ничего странного, более того, даже понимал подобное и одобрял, потому что друзья против друзей не воюют, и вместе они попросили себе хмельного меда из погребка воеводы и, пробуя его на вкус, вспоминали общих знакомых, которых у них оказалось множество, и ждали возвращения юного конунга.

Горница на высоком первом этаже дома воеводы была хотя и тоже высокой, но не такой просторной, как верхняя, занимаемая самим Вихорко, тем не менее, и внизу можно было посидеть и обсудить за столом общие дела не в тесноте. Как только вошли Ансгар с Велемиром, сразу же за ними, заставив прижаться к стене насторожившегося черного пса Огнеглаза, вошла и волчица, присевшая на пол рядом с ногой Велемира. Огнеглаз же к Ансгару не подошел и вообще, при всех своих великих размерах, старался оказаться незаметным. Других своих спутников юный конунг на встречу не позвал, хотя внизу уже виделся с Титмаром, который до блеска чистил песком его доспехи. В таком разговоре должен принимать участие только сам конунг.

Сотник Большака произвел впечатление воина солидного и сильного, и даже слегка великоватый для воина живот, казалось, мало мешал ему и даже, наверное, добавлял вес его ударам. Иначе и быть не может при росте, который превосходил рост всех, собравшихся в поход. По крайней мере юный конунг Ансгар, знакомясь с сотником, сам себе показался рядом с ним ребенком, хотя и не выказал детской робости. Из всех, кого конунг знавал, разве что Снорри Великан превосходил Большаку высотой, но Снорри, благодаря стараниям Овсеня, уже не мог ни с кем своим ростом поспорить.

– Клянусь всеми ликами Свентовита[116], я никогда не вижу разницы, куда идти походом… – громогласно заявил руянский сотник и тут же показал прекрасное знание географии. – Было бы что брать… Позовите меня расчихвостить в пух и прах хваленую и самовосхваленную Византию, я не постесняюсь и из ихних кесарей и василевсов много чего вытрясу… Позовите оставить от Рима руины, я и туда согласен, только пусть мне пообещают, что среди руин остались чьи-то сундуки с золотом… А ваша Норвегия совсем рядом, отчего же туда не прогуляться, когда есть свободное время… Но я хотел бы знать, с кем придется воевать, чтобы не встретиться топор к топору или меч к мечу с кем-то из своих друзей. Мои друзья – это мои друзья, и им я всегда верен.