Охотник на ведьм (ЛП) - Блайт Гиффорд

— Каждый день задержки увеличит это число десятикратно, пока Скоби и его братия рыщут по стране. — Он потянулся к шилу. — Это я забираю с собой.

Александр нехотя передал ему шило, понимая, что его делу оно не поможет. В Кирктоне им не пользовались.

Форбс наскоро нацарапал ордер и скрепил его печатью.

— Сразу после поезжай в Эдинбург. Мне понадобятся твои свидетельские показания против него.

— Как только освобожу невиновных.

На лицо Форбса набежала тень сомнения.

— Падеж скота и смерть ребенка еще можно объяснить естественными причинами. Но ты упомянул одержимую девицу.

Он кивнул.

— Пусть дознаватели бывают мошенниками, — молвил Форбс, — но настоящие ведьмы все равно существуют. Твои женщины могут быть виновны.

— О, я вовсе не оспариваю, что среди нас орудует Дьявол, — торжественно заверил он судью, когда тот вручил ему ордер.

Орудует да только не через тех, на кого обычно думают люди.

***

Настоящие ведьмы все равно существуют.

В конечном итоге ничего из того, что он мог предпринять, этого убеждения не изменит. Ни его бешеная гонка обратно в Кирктон, ни горячая речь перед священником и графом об уловке Скоби и его предстоящем аресте.

Он застал их обоих в башне, сидящими за обеденным столом, и все время, пока объяснялся перед ними, мог думать только о том, что где-то над ним сидит в заточении Маргрет. Он хотел быть с нею, обнимать ее, пока она оплакивает гибель матери.

Но вопросы о ней не принесут им обоим ничего хорошего.

Закончив, он выложил на стол подписанный Форбсом ордер с разрешением перевезти обвиненных женщин в Эдинбург. Помолчав, Диксон покосился на Оксборо и, наконец, заговорил:

— Мы будем молиться о том, чтобы ни Джеймс Скоби, ни его ученики не избежали Божьего правосудия. Однако в нашей деревне он не работал. Ничего из вашего рассказа здесь не происходило.

— Но мы можем увезти обвиненных. — Его последний шанс спасти Маргрет, спасти всех. Он взглянул на графа. — Вы же сами хотели быстрого правосудия. Так мы удалим зло из деревни — и от вашей дочери — гораздо быстрее, чем если будем дожидаться Комиссии.

Но Оксборо остался непреклонен.

— Моя дочь одержима, и виновница нам известна. Ведьма покинет мою башню только в том случае, если ее поведут на костер.

Вошла леди Оксборо, а за нею Анна.

— Мы пришли пожелать вам спокойной ночи, милорд.

Жестом он подозвал дочь к себе.

— Как ты сегодня, моя дорогая?

Она почтительно обняла его и поцеловала в щеку.

— Очень хорошо, отец.

Мать встала рядом.

— Сегодня она была такая уставшая, так что утром я разрешила ей подольше поспать, а днем не стала заставлять читать Библию.

— Ты поужинала? — спросил он дочь.

Та с улыбкой кивнула.

— И еще мама пообещала дать мне засахаренного миндаля перед сном.

— Похоже, тебе много лучше, а значит завтра ты сможешь прийти в церковь, — сказал священник.

Перестав улыбаться, девушка надулась.

— Если злые чары не завладеют мною вновь.

Мать погладила ее по волосам и обняла за плечи.

— После того, как Джанет Рейд умерла, у нее больше не было приступов.

Что-то в надутом виде Анны зацепило Александра.

— Но она не обвиняла Джанет Рейд в наведении порчи. Джанет Рейд даже не было в церкви.

Глаза девушки широко распахнулись, и она задрожала.

Мать притянула ее к себе.

— Видите, что вы натворили. Испугали ее своими речами.

Она обняла дочь и попыталась увести ее, но Анна не двинулась с места. Мелкая дрожь переросла в сотрясания. Руки ее завертелись, точно крылья мельницы, описывая в воздухе круги и попадая матери по лицу.

Оксборо, посерев, вскочил на ноги.

— Вы раздразнили Дьявола, и вот, полюбуйтесь. Оно снова началось!

Еще раз ударив мать, Анна попятилась назад, словно ею управляли невидимые демоны. Ее голова задергалась из стороны в сторону, а потом она зашлась криком — очень странным, то низким, то пронзительно высоким.

— Кто с тобой это делает? — Оксборо сделал шаг ей навстречу. — Скажи, кто так сильно тебя мучает?

Одна из бешено крутящихся рук остановилась. Потом начала слегка раскачиваться взад-вперед, словно стрелка компаса, и наконец указала прямиком на Александра.

— Он.

Глава 23.

Поначалу Александр даже не понял смысла этого слова.

Он так привык к мысли, что попытаться остановить его может только Дьявол, что со стороны людей, да еще таких праведных, совершенно этого не ожидал.

Но когда Оксборо приказал своим людям схватить его, и ему заломили руки за спину, до него наконец-то дошло, что она сказала.

Он. То есть, Александр Кинкейд.

— Нет! — вырвалось у него. — Я не ведьмак…

…и никогда им не был. Тщетная попытка оправдаться, которая поможет ему не больше, чем той обреченной женщине в Джедборо.

— Теперь все ясно! — бушевал граф. — Вместо охотника на ведьм мы пустили к себе Дьявола.

— Это абсурд. Вы что, не видите, что ваша дочь…

Лжет.

Нет. Любящий родитель никогда этого не увидит.

Он пытался думать, но его разум мог ухватиться только за одну мысль: если он умрет, спасти Маргрет будет некому.

— Вижу! — вскричал граф. — Я вижу, что моя дочь одержима, а вы хотите отпустить ведьм на свободу, чтобы они причинили нам еще большее зло.

Девушка осела на пол, как будто, указав на него, разрушила злое заклинание. Диксон забормотал над нею молитву, а мать опустилась рядом на колени, помогая ей отпить немного вина.

Александр сделал глубокий вдох. Если взять вину на себя, то Маргрет, возможно, отпустят на свободу.

— Оксборо, подумайте еще раз…

— Нет. Никаких больше отсрочек. Вы первый сказали, что ждать больше нельзя и со злом нужно покончить немедленно. Именно так я и поступлю. Довольно мучить мою дочь. Привести женщину! — крикнул он двоим стражникам, которые ждали в дверях. — Мы сожжем их всех. Сегодня же.

***

Маргрет разбудили крики, такие пронзительные, что, казалось, врезались в кладку каменных стен.

Стояла ночь. Которого дня? Проснувшись, она сразу подумала об Александре. Перед уходом он говорил о поездке в Джедборо, о каком-то плане, но ее сознание не воспринимало ничего, кроме смерти матери.

И вот теперь эти крики.

Ее пробрала дрожь, когда она поняла, что кричит дочь графа. Шатко поднялась на ноги и выглянула в окно в глупой надежде увидеть лошадь Александра, хотя из ее комнаты не было видно дороги.