Тайна Ирминсуля - Юлия Эфф

матушка, как она всех любит! Как им было хорошо вместе!

Воронка закручивает картину из раннего детства и выбрасывает в другую.

– Дети, это ваш учитель музыки и танцев. Господин Лойн. Так и называйте его – господин Лойн. Прошу вас, начинайте!

Пожилой мужчина с добрым лицом и чёрным париком на голове протягивает руку темноволосой девочке лет восьми:

– Прошу вас, сирра Мариэль. С чего начинается танец? Конечно же, с приглашения на него и первого положения. Ну, молодые люди, кто хочет первым научиться?

В знакомом классе, только сейчас его стены выкрашены в белый цвет, а не затянуты гобеленом, Илария и незнакомая женщина, похожая на Армана, улыбаются, глядя на топчущихся мальчишек.

– Иди ты первый! – говорит светловолосый темноволосому, постарше. – Ты же умеешь!

Тот подходит к девочке и становится напротив. Смотрит своими глазами цвета серого хрусталя на девочку, протягивает руку. На щеках девочки расцветают розы.

Учитель вкладывает девочкины пальцы в ладони мальчика, выравнивает их спины и подбородки:

– А сейчас мы с вами сделаем первые шаги. Запоминаем: ведёт в танце всегда мужчина – нажатием руки на руку партнёрши показывает, куда нужно повернуть. Сир всегда шагает с левой ноги, сирра – с правой. На счёт один-два-три вы делаете один шаг. В любую сторону. Напоминаю: мужчина ведёт. Приготовились! И-раз-два-три-шаг!

И мальчик с девочкой сталкиваются лбами. Позади них смеются женщины и светловолосый мальчуган.

– Мужчина ведёт! – учитель Лойн разводит детей и снова ставит им правильно руки. – Сейчас просто ходим, мужчина учится вести за собой, дама учится понимать знаки партнёра. Начали! Раз-два-три…

Мальчик неловко ходит по комнате, а девочка, словно привязанная к его рукам, следует за ним, спотыкаясь. Учитель поощрительно хвалит детей и грозит пальцем хохочущему светловолосому зрителю.

Некто, показывающий воспоминания, не собирается останавливаться. По-детски округлое мальчишечье лицо в обрамлении светлых кудрей взрослеет – и Антуант из девятилетнего мальчика превращается в подростка лет тринадцати. На его лице к знакомой безмятежности добавляется ленивая внимательность: он делает вид, что ему всё равно, однако блеск в глазах выдает нетерпеливое желание поскорее включиться в игру. «Какой он был замечательный! – думает Мари, любуясь братцем. – Что же изменило его, превратило в развязного и вульгарного?»

Антуан стоит всё в том же классе из прошлого сна, оперевшись бедром о парту. Стены и занавески поменяли цвета, добавился шкаф с учебниками и две парты.

Посередине отведённой для танцев площадки четырнадцатилетний Арман, он более собран, в чёрном костюме, подтянут, и знакомая чёлка падает на глаза.

Г-н Лойн взмахивает рукой, как дирижёр, над сферой в граммофоне, и начинает литься музыка. По небольшому пространству скользят Арман и Мариэль. Тонко улыбаются друг другу, и наблюдающая за ними во сне взрослая Мариэль снова умиляется: так они чисты, наивны и прекрасны в своей детской непосредственности.

На половине композиции Арман передаёт девочку брату, и теперь тот ведёт Мариэль в танце, чуть менее ловко, но всё же умело. Музыка остановилась, учитель аплодирует ученикам.

На душе от увиденного светло, а на руках выступили мурашки. Хочется смотреть такие сны ещё и ещё. «Пожалуйста! Покажи, что было дальше!»

Огромная белая лестница, в два раза шире, чем у них дома. Де Венетты всей семьёй поднимаются по ступеням.

– Благодарение Владычице, у тебя наконец-то появится подруга! – говорит матушка, обращаясь к дочери.

Мариэль оборачивается: за ними поднимается Арман в сопровождении матери и мужчины в военном жюстокоре. На девичий взгляд юный Арман (кажется, ему шестнадцать) подмигивает и посылает движением губ: «Как дела?» Мариэль прикусывает губу, чтобы не рассмеяться. Но это очень торжественный день. Шалить нельзя. Де Трасси, вернувшиеся недавно в родовое поместье, пригласили соседей, феодалов по обязательству Контратата, составленного ещё прадедами.

По обеим сторонам широких дверей, ведущих в зал, замерли двое слуг в расшитой золотом парадной ливрее и белых париках. Мариэль в дверном проёме не выдерживает и снова оборачивается на Армана – не потерялись ли другие гости, не случилось ли заминки?

Взрослые представляются друг другу, подводят детей, чтобы познакомиться. И Мариэль видит её – самую красивую на свете девочку с золотистыми волосами и огромными глазами цвета утренних васильков, ямочками на щеках, изящную, как кукла.

– Одним ранним утром два кролика белых… – весело говорит она и протягивает руки сначала Мариэль, потом Антуану и, наконец, замешкавшемуся Арману.

Арман пытается сохранить невозмутимое лицо, но от улыбки новой соседки расцветает, забыв о своей обычной сдержанности. Мариэль на минуточку отвлекается на взрослых, и Люсиль уводит Армана в сторону. Они хохочут, забыв о том, что не одни.

Глаза Мариэль наполняются слезами, скучающий Антуан замечает это, берёт сестру за руку, но она нервно отдёргивает.

Наблюдающая со стороны за героями воспоминаний, Мари не смогла сдержать вздоха сожаления: матушка называла те чувства детскими, но разве от возраста они стали менее значимыми? Ревность всегда есть ревность, а боль – всегда боль. «Значит, ожесточение во мне было связано всего лишь с ревностью?» – спросила она у «кинопроектора».

Картинка светлого зала потемнела. Мари решила, что сны закончились, но на самом деле начинался новый сон, действие которого происходило поздно вечером.

Единственное светлое пятно – огонёк свечи, колеблющийся впереди. Потому что его кто-то несёт. Присмотревшись к темноте, она видит: по ночному коридору шествуют две пары в тёмных одеяниях наподобие плащей. Лиц не разобрать, но Мари знает: первая пара – Люсиль и Антуан, за ними идут Арман и Мари. Вечер горги в замке Делоне, два года назад.

Антуан гудит, изображая страшное привидение:

– Я, горги, мне тысяча веков, сегодня я спустился во Всемирье, чтобы наказать вас или вознаградить за ваши грехи…

– «Вознаградить за грехи»? – давится смехом Люсиль. – Перебор, Анчи!

– Да, я вознаграждаю за грехи… некоторые, – не смутившись, братец продолжает играть роль. Начинает перечислять: грех за съеденную сладость до завтрака, грех крепкого сна во время урока, грех поцелуя в темноте, когда никто не видит…

Все смеются. Мариэль хихикает вяло, больше от желания скрыть смущение – Арман слишком крепко прижимает её руку, просунутую под его локоть, и как-то незаметно успел обхватить её пальцы своими в замок.

– И какое же вознаграждение за эти грехи? – смеётся Люсиль.

– Самое справедливое. За сладость – сладость, за сон – больше сна, за поцелуй – второй.

Люсиль вдруг останавливается и с вызовом говорит:

– Я не верю, страшный горги, в такое суровое наказание!

В тёмном коридоре повисает тягучая пауза, все останавливаются.

– Так вкуси же, дщерь люмерийская, справедливую кару и моё возмездие! – в темноте, конечно, плохо видно происходящее, но тем не менее картина кажется очевидной. Антуан набрасывает на свою голову и голову Люсиль полу своего плаща, и парочка замирает.

Пальцы Армана на мгновение отпускают девичьи, а в следующее –