Я умер вчера - Александра Маринина

– Чего ты такая заведенная? – спросил Дима, отправляя в рот отнюдь не маленький кусок торта. – Переживаешь?

– Я не заведенная и не переживаю, – сухо ответила она. – Давай поговорим о приятном.

– Давай, – с готовностью согласился Захаров. – Может, тебе для снятия стресса нужно изменить своему профессору?

– Димка! – с шутливой угрозой в голосе произнесла Настя и демонстративно взяла в руки нож. – Прекрати.

– Нет, я серьезно. Ты подумай, это богатая идея. И вот он я к твоим услугам, восторженный и готовый к подвигам.

Настя не выдержала и расхохоталась.

– Димка, тебя только могила исправит! Ну сколько можно об одном и том же? Перестань меня уговаривать, я все равно не соглашусь.

– Почему?

Он спросил это совершенно серьезно, глядя на нее яркими синими глазами, в которых, как рыба в озере, плескалась ласковая улыбка.

– Почему, Настенька? – повторил он. – Разве то, что я тебе предлагаю, – плохо? Это прекрасно. Это совершенно замечательно. Это делает человека счастливым и свободным, это избавляет его от страданий и от страха смерти.

Она растерянно молчала, не ожидая такого резкого изменения тональности разговора. Захаров встал, обошел стол, нагнулся над Настей и нежно поцеловал в губы. В первый момент она ответила ему, потом резко отшатнулась.

– Захаров, не пользуйся моментом, это пошло.

– Что пошло? – не понял он.

– Затащить в постель женщину, пользуясь тем, что у нее конфликт с мужем. Я могу пойти тебе навстречу, а потом буду сама себе противна.

Он медленно отступил и сел на место.

– Настенька, искренние чувства не могут быть пошлыми уже хотя бы потому, что они искренние. А я хочу тебя совершенно искренне. И если ты пойдешь мне навстречу, тебе не в чем будет себя упрекнуть.

– Я не пойду тебе навстречу, – сказала она, глядя прямо ему в глаза. – Ни-ко-гда. Забудь об этом.

– Ни-ко-гда, – с улыбкой передразнил он, – я никогда об этом не забуду, потому что это было одно из самых ярких впечатлений в моей бестолковой и безалаберной жизни. Но если на сегодня ты мне решительно отказываешь, тогда поехали смотреть на излишне любопытного частного сыщика. Сейчас уже половина второго, а я знаю, где он должен появиться приблизительно часа в три.

– Откуда ты это знаешь?

– Все тебе расскажи! Могут у меня быть маленькие профессиональные тайны?

– Сколько угодно.

Настя с облегчением подхватила шутливый тон, радуясь, что опасную тему они наконец миновали. Был момент, когда ей захотелось согласиться, так захотелось, что пришлось чуть не рот себе рукой зажимать, чтобы не сказать то, о чем впоследствии пришлось бы жалеть. Это не было желанием в физиологическом его смысле, оно шло от головы, от нервного напряжения, не отпускавшего ее уже несколько месяцев, от стремления хоть чем-то вывести себя из состояния апатии и безразличия ко всему. Но она удержалась, хотя и не была уверена, что поступает правильно.

Вымыв чашки и тарелки, она быстро убрала со стола.

– Я готова. Поехали.

* * *

К ее удивлению, они приехали в тот район, где находилось сыскное агентство «Грант».

– Ты думаешь, он появится на работе в воскресенье? – с сомнением спросила Настя.

– Настенька, работа частного сыщика ничем не отличается от работы сыщика государственного, можешь мне поверить. По выходным дням жизнь не останавливается, к сожалению, и люди, с которыми надо работать, куда-то ходят и что-то делают. С ними приходится встречаться, за ними приходится следить, не говоря уже о встречах с заказчиками, которые далеко не всегда могут приходить в агентство в будние дни.

– Но он точно придет? – продолжала допытываться она.

– Надеюсь. Ладно, не буду тебя томить. Когда я разговаривал вчера утром с Пашкой насчет своей так удачно забытой в его кабинете зажигалки, он сказал, что я в принципе могу заехать в любое время, потому что кабинет всегда открыт, но если я хочу повидаться с ним, то лучше всего сделать это в воскресенье с трех до пяти. В это время он будет собирать весь личный состав для раздачи слонов. Теперь поняла?

– Теперь поняла, – послушно повторила Настя.

Дмитрий въехал во двор и припарковал машину.

– Мою колесницу уже все агентство знает, – пояснил он. – Оставим машину здесь, а сами пойдем ножками. До большого сбора еще как минимум полчаса, так что можно осмотреться и выбрать место для наблюдения. Кстати, эта подворотня совсем неплоха, здесь темно, с улицы не видно, кто стоит.

– Давай постоим здесь, – согласилась она, – если ты уверен, что нужный нам человек непременно пройдет мимо.

– Он не пройдет, они все на машинах, а какая у него машина, я не знаю, в том-то и беда. Зато отсюда просматривается охраняемая стоянка, где они ставят свои автомобили. Во-он там, видишь?

Чтобы увидеть место парковки, Насте пришлось сделать шаг из подворотни на улицу. Она покачала головой.

– Далековато. Я лицо не разгляжу.

– Плохо видишь?

– Не то чтобы плохо, но глаз все-таки не как у орла, а как у тридцатишестилетней женщины, которая много работает на компьютере.

– Тогда поищем место поближе. Там с другой стороны есть скверик, тоже вполне подходящий, много кустов и деревьев, есть где спрятаться.

Они вышли из подворотни и двинулись в сторону стоянки. То, что произошло в следующий момент, было совершенно неожиданным. Из-за угла вылетела машина, поравнявшись с ними, чуть сбавила скорость, раздался сухой треск выстрелов. Машина тут же набрала скорость и умчалась, а Дима Захаров остался лежать на тротуаре. Он умер мгновенно.

* * *

Домой Настя вернулась около полуночи. Позади остались долгие разговоры и объяснения в милиции, допрос у дежурного следователя и прочие необходимые в таких случаях дела. Она была вымотана до предела. А день так славно начинался…

Сняв в прихожей кроссовки, она босиком прошла на кухню, чтобы выпить кофе. На глаза попалась большая яркая коробка с тортом. Димка, Димка… Так хотел уложить ее в постель, а она смеялась: «Тебя только могила исправит». Как в воду глядела.

«То, что я тебе предлагаю, замечательно. Это прекрасно. Это избавляет человека от страданий и от страха смерти. Это делает человека счастливым и свободным».

У него не было страха смерти. Или был? Может быть, именно поэтому он так настойчиво предлагал ей заняться любовью? А страдания? Были ли у него страдания? Она так мало знала о нем.

«Надо было согласиться, – внезапно подумала Настя. – Надо было согласиться и лечь в постель. Мы бы никуда не поехали. И он остался бы жив. Теперь мне начинает казаться, что он что-то предчувствовал. Я же видела, что он хочет остаться здесь и совсем не хочет никуда ехать. Но я, как обычно, думала только о себе. О том, что мне потом будет неловко и противно. О том, что изменять мужу, с которым поссорилась, – пошло. Господи, о какой ерунде мы порой думаем, носимся с ней как с писаной торбой, считаем самым главным в этой жизни, а потом оказывается, что самое главное в жизни – это именно жизнь и ради ее сохранения можно пожертвовать чем угодно. В смерти Димы Захарова я виновата столько же, сколько и сами убийцы. Насильственная смерть – это пересечение времени жизни убийцы и его жертвы. И к точке пересечения привела Димку я».

Она вспомнила его яркие синие глаза, в которых плескалась готовая вырваться наружу ласковая улыбка, и расплакалась. Горько, навзрыд.

Минут через пятнадцать она умылась холодной водой, вытерла полотенцем красное опухшее лицо и удивленно прислушалась к себе. Страха больше не было. Того самого страха, который брал ее за горло и мешал разговаривать с мужем и родителями. Все это казалось таким мелким и ничтожным. Она вдруг поняла, что пули, убившие Дмитрия, только чудом не задели ее саму. Она была на волосок от смерти. И по-настоящему значение имело лишь то, что она осталась жива. Страх смерти – это единственное, с чем надо считаться. Все остальное – дурь, блажь и розовые сопли.

Настя посмотрела на часы. Двадцать минут первого. Поздновато. Но в конце концов она же решила, что есть вещи главные и есть неглавные, которыми можно пренебречь. В данном случае пренебречь можно приличиями, это вполне простительно.

Она решительно набрала телефон Чистякова в Жуковском. Долго никто не снимал трубку – наверное, все уже спят. Наконец раздался сонный голос Алексея.

– Слушаю вас.

– Леша, приезжай, я все расскажу тебе.

– Надумала? – Его голос сразу перестал быть сонным, в нем послышались насмешливые интонации.

– Надумала. Я все поняла, Лешик. Я была полной дурой. Больше это не повторится. Честное слово. Ты приедешь?

– Пока нет. Отец болен, я должен побыть здесь. Так что твоим благим намерениям придется подождать. У тебя все в порядке?

– Да. То есть нет. То есть… Это все сложно, Леша. Ладно, отложим пока. Извини, что разбудила. Спокойной ночи.