Я умер вчера - Александра Маринина

Полковник Гордеев не делил своих подчиненных на любимчиков и черную кость, и если и шел кому-то навстречу, то не из чувства особой любви, а исключительно из соображений житейской целесообразности. Он хорошо усвоил еще с первых лет своего пребывания в должности начальника отдела, что рабский труд – самый непродуктивный. Если человек не хочет делать дело, он никогда не сделает его хорошо, даже если проявит феноменальную добросовестность, потому что принуждение убивает фантазию и интуицию. А без фантазии и интуиции ты не мастер, ты просто ремесленник. Исходя из этих соображений, Виктор Алексеевич уберег Настю от участия в работе оперативно-следственной бригады, созданной для расследования убийства депутата Готовчиц. Зачем мучить человека, все равно толку не будет. Кроме того, полковник сделал ставку на Настину совестливость, и, как обычно, оказался прав. Он знал ее много лет и успел за это время хорошо изучить, поэтому почти всегда мог точно предсказать ее поступки.

– А можно я втихаря все-таки отработаю версию с частными сыщиками? – спросила она.

– Можно, – кивнул Гордеев, – но не втихаря. Партизанщины не терплю, от нее один вред и сплошные недоразумения. Договорись с Коротковым, пусть предложит Гмыре отработку версии и возьмет на себя, а делать будешь ты. Вообще-то я в чужие дела не лезу, особенно постельные, но ты мне скажи: эта версия в самом деле кажется тебе перспективной, или все дело в Захарове?

Настя залилась краской. Откуда Колобок узнал? Это же было почти пять лет назад, и всего один раз. Больше она с Димой нигде не пересекалась.

– А ты чего краснеешь-то? – удивился Виктор Алексеевич. – Подумаешь, тоже мне еще. Когда по Галлу работали, Захаров на тебя глаз положил, это даже слепой не смог бы не увидеть. Уж как он на тебя смотрел, уж как слюни пускал! Ты не думай, что раз я старый, то перестал быть мужиком. Я такие вещи с лета улавливаю, чутье еще не потерял. Вот и подумал, что он, наверное, рад случаю с тобой снова пообщаться, а коль так, то специально подогревает в тебе интерес к этой версии, потому как без него тебе с ней не разобраться. Ну? Прав твой старый начальник или нет?

– Нет, – твердо сказала Настя. – Но вообще-то – да. Захаров действительно пытается за мной ухаживать, но, во-первых, это совершенно несерьезно, а во-вторых, влиять на мой интерес к той или иной версии невозможно. Никаким способом. Даже швырянием под ноги роскошных букетов. Интерес у меня или есть, или его нет, и никакой прекрасный принц тут ничего поделать не сможет.

– Ох ты Боже мой, какие мы самостоятельные! – фыркнул начальник. – Я смотрю, ты сопли распускать перестала. Никак за ум взялась?

– Я стараюсь, – улыбнулась она.

– Ладно, старайся дальше, – проворчал Гордеев.

Она сделала так, как велел Колобок, договорилась с Юрой Коротковым, который долго кричал, что врать нехорошо и тем более дурно присваивать себе чужие заслуги. А если вдруг окажется, что работа именно по Настиной версии дала положительный результат? Все награды и похвалы достанутся кому? Ему, Короткову, который якобы придумал и предложил следствию перспективную версию, а потом еще и успешно реализовал ее.

– Да ладно тебе, Юрик, – уговаривала его Настя, – у меня нет честолюбия.

– Зато у меня есть совесть, – упрямился он.

Но в конце концов все-таки сдался. Следователь Гмыря к версии отнесся более чем скептически.

– Политиков убивают из политических соображений, – сердито говорил он Короткову, – а депутат Готовчиц – именно политик. Так что в первую очередь разбирайся в ее конфликтах по поводу налоговых проблем в парламенте. А частными сыщиками займешься в свободное время. Все понял?

Это Короткова не обескуражило, ибо в отличие от Насти он на интонации не реагировал и вызвать чье-либо недовольство не боялся. Он был нормальным сорокалетним оперативником, который думает в первую очередь о деле, а не о том, что кто-то на него косо посмотрел или не так что-то сказал. Главное – Гмыря поставлен в известность, теперь можно проводить любые мероприятия, не опасаясь упреков в самодеятельности и партизанщине.

* * *

Накануне, в субботу, Настя сладостно мечтала о том, как будет завтра спать до полного изнеможения. То есть часов до десяти, а если повезет, то и до одиннадцати. Она все еще не нашла в себе сил поговорить с Алексеем, дни, проведенные без мужа, шли один за другим, чувство неловкости и стыда за свое поведение как-то ослабевало, словно так и должно быть: она живет одна, а Лешка где-то там, в Подмосковье, в Жуковском. Так лучше. Так привычнее. Иногда даже закрадывалась трусливая мысль оставить все как есть и ничего не менять, не говорить с Лешей, не извиняться и ничего не объяснять. Если в конце концов он из-за этого разведется с ней – что ж, так тому и быть. Она от природы не приспособлена для семейной жизни. А работа в уголовном розыске, в свою очередь, тоже нормальным семейным отношениям противопоказана.

Но мечтам, как водится, сбыться не удалось. Около половины одиннадцатого вечера в субботу позвонил генерал Заточный.

– Как насчет Готовчица? – спросил он. – Вам есть что рассказать мне?

– Немного, – призналась Настя. – Только личные впечатления.

– А большего я и не прошу, – усмехнулся Иван Алексеевич. – Все остальное я в состоянии узнать и без вас. Встретимся завтра.

Он не спрашивал и не просил, он приказывал. «И почему я все это терплю от него?» – не переставала удивляться Настя. В самом деле, никто, даже любимый муж не мог вот так запросто заставить ее встать в воскресенье в шесть утра. А Заточному достаточно было просто сказать: встретимся завтра. Она могла скрипеть зубами от злости, могла жалобно просить его назначить встречу не на семь утра, а хотя бы на девять (и, разумеется, получить отказ, ибо генерал Заточный своих привычек не менял), могла проклинать все на свете, но тем не менее вставала ни свет ни заря и шла в Измайловский парк.

Ночь с субботы на воскресенье Настя провела в целом спокойно, но как-то бестолково. Вроде и не нервничала, но и отдохнуть как следует не сумела. Перед сном залезла в горячий душ, чтобы согреться и расслабиться, проветрила комнату, приняла три таблетки валерьянки и улеглась в чистую свежую постель. Подгребла под себя обе подушки, закуталась в теплое одеяло, свернулась в клубочек и тут же поймала себя на том, что лежит по привычке на самом краю дивана, хотя она одна и места более чем достаточно. С удовольствием переместившись подальше от края, она вместо того, чтобы засыпать, стала ни с того ни с сего перечислять по пунктам все положительные и отрицательные стороны отсутствия мужа. Главным отрицательным фактом было то, что Алексей обижен и потому не хочет больше с ней жить. Конечно, это ее вина, только ее, так нельзя себя вести. Что бы ни случилось, людей обижать нельзя, если они этого не заслужили. Настя изо всех сил напряглась, но больше ни одного отрицательного момента найти не смогла, и это привело ее в ужас. Она одна в квартире, можно молчать и ни с кем не разговаривать. Разве не этого она хотела, когда мысленно умоляла мужа замолчать? Этого. Вот и получила. Не нужно оправдываться и извиняться за то, что вовремя не позвонила и не предупредила, что задержится. Не нужно заставлять себя съедать приготовленный Лешкой ужин, когда есть совсем не хочется и кусок в горло не лезет. Куда ни кинь – одни сплошные плюсы. Идиотка, и зачем она дала себя уговорить и вышла за него замуж? Не надо было этого делать.

Она раздраженно повернулась на другой бок, почувствовала непривычно большое пространство рядом и с досадой подумала: «И спать одной куда как приятнее. Места много. А то Лешка вечно меня в стенку вжимает. Интересно, на кого это я так разозлилась? На себя, не иначе. Больше-то все равно не на кого».

Заснув с этой мыслью, она через некоторое время проснулась и удивилась сама себе. Как это только один отрицательный момент? Да не может такого быть. Наверное, она просто устала, неделя была тяжелая, как всегда после длинных праздников, поэтому голова работает плохо, вот и насчитала невесть чего. Надо продумать все сначала, и наверняка окажется, что акценты должны быть расставлены совсем не так.

Она улыбнулась в темноте и снова принялась перечислять плюсы и минусы отсутствия Алексея. Результат ее огорчил донельзя, ибо получился тем же самым. «Я еще мало отдохнула, – расстроенно подумала Настя, – в голове сплошная каша из каких-то полубредовых идей. Еще немножко посплю, потом повторю попытку».

Но и третья попытка ни к чему новому не привела. Так ночь и прошла: час-полтора сна, потом подведение баланса плюсов и минусов, снова недолгий сон – и так далее. Встав в шесть утра, Настя с неудовольствием оценила минувшую ночь как малопродуктивную. И отдохнуть толком не сумела, и никаких пригодных к использованию мыслей не появилось. Подавленная и унылая, она пришла в Измайловский парк на встречу с генералом Заточным.