Все время мира - Сара Пурпура

от дороги, но догадываюсь, что Анаис смотрит на меня.

– Да, еще Фейт знает, что я бываю здесь, но она слишком боится появляться здесь.

– А другие?

Ее родители не одобрили бы подобных поездок, это я уже знаю, так что Анаис понимает: я спрашиваю о Брайане.

– Остальные не знают. Они бы не поняли, – произносит Анаис.

Они бы не поняли.

Конечно! Ее парню и подобным типам будет плевать, даже если бедолаги, которым помогает Анаис, сдохнут на улице.

– Брайан думает, что иногда я перевожу деньги благотворительной организации. Это тоже правда, но, как видишь, я занимаюсь кое-чем еще.

С еще большим удивлением я качаю головой.

– Ты еще сердишься на меня? – неожиданно спрашивает она.

Я верю, что Анаис еще продолжает перебирать в голове все, что произошло на пляже, и я с такой силой вцепляюсь в руль, что костяшки моих пальцев белеют. Я так считаю, потому что тоже не прекращал думать об этом, и пришел к самому очевидному заключению: возможно, в лице меня Анаис видит еще одну возможность помочь нуждающемуся, и притяжение, которое она испытывает, так запутало ее, что она позволила себе лишнего. Совсем чуть-чуть, но я и не мог надеяться на большее. Такие, как она, даже если у них огромное сердце, все равно не открывают его типам вроде меня.

Соври, Дез. Отпусти ее!

– Нет, – спокойно отвечаю я, хотя внутри меня бушуют страсти, – я и до этого не злился на тебя, Анаис.

Жалкий лжец!

Мне нужно смириться и двигаться дальше к моим целям, но как же это сложно, черт возьми!

Когда ты привыкаешь ничего не желать, то скатываешься в апатию, которая становится твоей защитой. Действительно, еще недавно я полагал, что если мне будет безразлично все вокруг, то мне удастся избежать страданий из-за невозможности получить все, что я хотел бы иметь. С Анаис все было по-другому с первой встречи. Я желаю ее, и невозможность быть с ней изнуряет меня с каждым днем все больше.

– Поверни налево, – Анаис указывает на проулок. Ее голос звучит грустно. Очевидно, она тоже хорошо изучила меня и понимает, что я говорю неправду.

Мы могли бы и дальше обсуждать это, но, похоже, мы приехали, поэтому пока разговор закончен.

– Вот! Припаркуйся здесь. Отсюда мы пойдем пешком, – показывает Анаис. – Боб с Клайвом, скорее всего, там, в конце улицы.

Сама улица такая узкая, что автомобиль не смог бы по ней проехать, но я вижу, что она вполне чистая. Сейчас она кажется довольно-таки спокойной. Я замечаю, что она недостаточно освещается, но вокруг нет ничего подозрительного, хотя я стараюсь и не слишком глазеть по сторонам. Кроме нас на улице не видно ни души, и это может быть проблемой, но сейчас все в порядке. Обычно у меня нюх на такие вещи, учитывая, где я вырос.

Сюда выходят черные ходы нескольких магазинчиков, к кирпичным стенами прислонены переполненные мусорные контейнеры, но на асфальте нет и следа окурков и обрывков бумаги. Анаис объясняет мне, что Боб с Клайвом подметают эту улицу каждый день. Это их дом, говорит она, поэтому логично, что они следят за ним. В ее голосе нет ни капли сарказма, напротив, он звучит грустно и с сочувствием.

Мы находим Боба с Клайвом именно там, где и сказала Анаис. При виде нее бродяги светятся от радости.

Худые, заросшие бородами и в бесформенной одежде, которая явно им не по размеру, они тем не менее выглядят вполне чистыми и здоровыми.

– Принцесса, мы уже боялись, что больше тебя не увидим, – начинает говорить тот, что пониже.

– Плохо же вы обо мне думали, – смеется моя Нектаринка. – Разве я когда-нибудь не приходила на встречи?

На лице у Анаис такое искреннее выражение, какое нечасто у нее появляется. Словно околдованные, мужчины улыбаются ей в ответ. Я понимаю их. Со мной это работает точно так же.

Теперь мне понятно, почему Анаис решила заботиться об этих бедолагах и почему не боится приходить к ним. В их словах и действиях нет никакого лукавства. Напротив, они смотрят на Анаис с нежностью. Боб и Клайв желают ей только добра. Они благодарны ей. А по уличным законам благодарность – это серьезно. Уверен, если бы понадобилось, они бы, ни секунды не сомневаясь, рискнули жизнями ради нее.

– Дез, это Боб, – указывает Анаис на низкорослого мужчину, который несколько нерешительно протягивает мне руку. Возможно, он думает, что я откажусь дотрагиваться до него, так что я с ходу проясняю ситуацию.

– Приятно познакомиться, Боб, – я крепко жму его руку, и он улыбается своим беззубым ртом.

– А это Клайв, – продолжает Анаис. – Из них двоих – настоящий озорник.

– Хех. – Клайв краснеет и оправдывается: – Не такой уж я и озорник. Мне просто нравится травить байки, играть в картишки…

– Это хорошо. Что за жизнь, если в ней время от времени не находится места веселью и озорству, не так ли? – Еще одно рукопожатие.

– А вы неплохо смотритесь! – произносит Анаис.

Она выглядит не так, как обычно, и кажется, находится в своей тарелке.

Кто бы мог подумать, что Анаис становится счастливой на заброшенной улочке в Баррио Логан!

– А все благодаря той одежке, что ты нам принесла. Глянь-ка на меня! – Боб поворачивается кругом, показывая свои джинсы и… фирменное поло с короткими рукавами.

Что за…

– А я? Погляди-ка и на меня. Разве я не хорош? – вторит Клайв.

Его одежда кажется дорогой. Ему не хватает лишь галстука, и костюм не мешало бы поправить, однако эти вещи все-таки выглядит странно.

С недоумением я гляжу на Анаис, и в ответ она пожимает плечами.

– Мой отец больше не носил все это, – объясняет она, а затем снова поворачивается к своим друзьям. – Вы выглядите замечательно, но сейчас у меня для вас кое-что есть.

Анаис делает мне знак принести огромную корзину с контейнерами, заполненными едой.

– Вам удалось сегодня поесть? – спрашивает она.

– Нет, принцесса. Сегодня очередь была длиннее, чем обычно, – отвечает Боб. Клайв лишь устало вздыхает.

На лице Анаис появляется досада.

В этой части города ситуация, по-видимому, очень плоха, и как только я вспоминаю, сколько еды Линда выбрасывает каждый день, у меня внутри все сжимается.

– Хорошо, вы любите индейку? У меня есть немного, – Анаис принимается вынимать контейнеры с едой, – а еще есть тыквенный пирог и картофельный салат, который тебе так нравится, Боб.

На лицах мужчин выражение такой радости, что у меня сжимается сердце.

Мне известно, что такое голод, и я знаю, каково это, когда всем на тебя плевать.

Мне